- Будьте спокойны... условия предписывать будете теперь вы... - отвечал Роден. - Доверьтесь мне... А что касается вас, друг мой... то ваши мучения кончились.
- Да, - сказала Адриенна, - в монастырь за дочерьми генерала Симона пошел сам следователь, честный и отзывчивый человек. Он их приведет сюда. Но мы с ним решили, что будет приличнее, если эти барышни будут жить у меня... Конечно, я не могу этого сделать без вашего согласия: ведь вам поручила сирот умирающая мать.
- Раз вы беретесь заменить ее этим девочкам, мне остается только сердечно поблагодарить вас за это, - сказал Дагобер. - Но я буду просить об одной милости - уж очень тяжел был полученный мною урок - это позволить мне не покидать порога их комнаты ни днем, ни ночью. Если они куда с вами пойдут, вы, верно, позволите мне за ними следовать издали, как следовал Угрюм, оказавшийся лучшим сторожем, чем я. А когда приедет маршал, мое дежурство кончится... только скорее бы он приезжал!
- Да, - твердым голосом поддержал его Роден. - Дай Господи, чтобы он скорее приезжал. Аббат д'Эгриньи должен дать ему отчет за преследование его дочерей... Маршал еще не все знает...
- И вы не боитесь за участь предателя? - спросил Дагобер, думая, что, быть может, очень скоро маркиз будет стоять лицом к лицу с маршалом.
- Я не боюсь за трусов и изменников! - отвечал Роден. - И когда маршал Симон вернется... - он помолчал несколько секунд и потом продолжал: Пусть маршал удостоит чести выслушать меня, - тогда он узнает все о поведении аббата д'Эгриньи. Он узнает, что До сих пор он и его самые дорогие друзья служат мишенью для ненависти этого опасного человека.
- Как так? - спросил Дагобер.
- Да вы сами тому пример!
- Я?
- Неужели вы полагаете, что происшествие в гостинице "Белый сокол", близ Лейпцига, было делом случая?
- Кто вам сказал об этом? - спросил пораженный Дагобер.
- Если бы вы приняли вызов Морока, - продолжал Роден, не отвечая Дагоберу, - то попали бы в засаду... а не приняли бы, вас забрали бы за то, что у вас не было бумаг, и засадили бы, как бродягу, в тюрьму вместе с бедными девочками... что и случилось... А знаете, для чего это было сделано?.. чтобы помешать вам прибыть сюда 13 февраля!
- Чем больше я вас слушаю, тем больше меня пугает дерзость аббата и значительность средств, какими он располагает, - сказала Адриенна. Затем прибавила с глубоким удивлением: - Право... если бы я безусловно вам не верила...
- Вы бы в этом усомнились, мадемуазель? - сказал Дагобер. - Вот и я ни за что не могу себе представить, как мог этот изменник, при всей его злобе, иметь сношения с укротителем зверей в Саксонии? Наконец, откуда он знал, что мы направимся в Лейпциг? Это невозможно, милейший!
- В самом деле! - сказала Адриенна, - я боюсь, что ваша вполне законная ненависть к аббату заводит вас слишком далеко, и вы приписываете ему сказочные могущество и связи!
После минутного молчания, в течение которого Роден с жалостью глядел на Адриенну и Дагобера, он проговорил:
- А как мог ваш крест попасть к аббату, если бы последний не был в сношениях с Мороком?
- В самом деле, - сказал Дагобер, - я от радости ничего не сообразил! Как действительно попал вам в руки мой крест?
- А именно потому и попал, что у аббата д'Эгриньи имеются в Лейпциге связи, в которых вы и мадемуазель сомневаетесь!
- Но как попал крест в Париж?
- Скажите, вас арестовали в Лейпциге за то, что у вас не было бумаг?
- Да... но я никак не мог понять, куда девались из мешка бумаги и деньги... Я думал, что случайно их потерял.
Роден пожал плечами и продолжал:
- Они были у вас украдены в гостинице "Белый сокол" Голиафом, служащим у Морока, доказательство, что он исполнил данные ему приказания относительно вас и сирот. Я третьего дня нашел ключ к этой темной интриге. И крест и бумаги находились в архиве аббата д'Эгриньи. Бумаги взять было нельзя, потому что тогда же могли обнаружить пропажу, но, надеясь увидаться с вами сегодня и предполагая, что вы как солдат императорской гвардии несомненно дорожите крестом, что это для вас святыня, как вы и подтвердили, я, не долго думая, положил крест в свой карман. Я подумал, что это будет совсем не воровство, а только восстановление справедливости, и успокоился.
- Вы не могли сделать лучше, - воскликнула Адриенна, - и я, в силу моего участия к господину Дагоберу, очень вам благодарна. Но... продолжала она через минуту уже с тревогой, - но каким же страшным могуществом располагает аббат д'Эгриньи... если у него и за границей такие обширные и страшные связи?
- Тише! - испуганно озираясь, прошептал Роден. - Тише, Бога ради!.. Не спрашивайте меня об этом, умоляю вас!
3. РАЗОБЛАЧЕНИЯ
Изумленная испугом Родена по поводу вопроса о могуществе аббата, мадемуазель де Кардовилль сказала:
- Что же такого особенного в моем вопросе, месье?
Роден с искусно разыгранным беспокойством продолжал почти шепотом:
- Не спрашивайте меня о таком опасном предмете. У стен этого дома, как говорится, могут быть уши!
Адриенна и Дагобер переглянулись. Их удивление возрастало. Горбунья с инстинктивным упорством продолжала испытывать недоверие к Родену. Она исподтишка наблюдала за этим человеком, стараясь проникнуть под его маску, которая ее пугала. Иезуит поймал один из таких беспокойных и настойчивых взглядов и ласково кивнул испуганной девушке, которая, чувствуя, что ее поймали, вздрогнув, отвела глаза.
- Нет... нет, дорогая мадемуазель! - продолжал со вздохом Роден, видя, что Адриенна удивляется его молчанию. - Не спрашивайте меня о могуществе аббата д'Эгриньи!
- Но почему? отчего вы не решаетесь говорить? чего вы боитесь?
- О! - с дрожью в голосе отвечал Роден. - Эти люди так могущественны!.. их ненависть ужасна!
- Но успокойтесь! Вы всегда найдете поддержку: я слишком многим вам обязана!
- Ах, прошу вас, не думайте обо мне так! - воскликнул обиженно Роден. Разве я за себя боюсь?.. Что я? Ничтожество! Бояться должен весь ваш род... за вас страшно!.. Прошу вас, не спрашивайте меня больше; бывают тайны, роковые для тех, кто ими владеет!..
- Но не лучше ли знать, какие опасности нам угрожают?
- Когда знаешь силы неприятеля, - сказал Дагобер, - можно по крайней мере приготовиться к защите. Прямое нападение лучше, чем засада!
- К тому же, уверяю вас, - продолжала Адриенна, - ваши слова меня очень встревожили...
- Ну, если так... - начал иезуит, как бы делая над собой усилие, - если вы меня не понимаете с полуслова... я выражусь яснее... Только помните... - последние слова он произнес чрезвычайно внушительно, - помните, что вы заставили меня высказать то, о чем, может быть, лучше было бы молчать!
- Говорите, прошу вас, говорите! - сказала Адриенна.
Роден попросил Адриенну, Дагобера и Горбунью подойти поближе к нему и шепотом, с таинственным видом начал:
- Разве вы никогда не слыхали о могущественном сообществе, раскинувшем свои сети по всему миру, обладающем слугами, пособниками, фанатиками во всех классах общества... которые часто нашептывают на ухо сильным мира сего и государям... о таком могущественном сообществе, которое может одним словом поднять человека до самых высот и одним же словом низвергнуть его в бездну ничтожества, из которого вытащить его может только оно?
- Боже мой! - сказала Адриенна, - что же это за грозное сообщество? Никогда я ни о чем подобном не слыхала.
- Верю вам и в то же время очень удивляюсь вашему неведению.
- Почему?
- Потому что вы так долго жили с княгиней де Сен-Дизье и так часто видели аббата.
- Я жила у княгини де Сен-Дизье, но не с ней, потому что она всегда внушала мне естественное отвращение, тому есть тысяча причин.