- И как это укрепляет клятвы в постоянстве и вечной любви, сентиментально заметила Модеста. - Сколько каналий клялись кроткой и слабой женщине любить ее до смерти и не знали, что так близки к истине и сдержат свое слово!
- Господа! - провозгласил снова Нини-Мельница... - Так как мы, быть может, накануне конца света, по словам нашего великого художника, то я предлагаю играть в мир наизнанку: пусть эти дамы ухаживают за нами, заигрывают с нами, шалят, воруют у нас поцелуи... позволяют себе всякие вольности и даже... тем хуже, черт возьми!.. пусть они даже нас оскорбляют. Да, я призываю, приглашаю меня оскорблять... Итак, Любовь, вы можете удостоить меня самым грубым оскорблением, какое можно только нанести добродетельному и стыдливому холостяку! - прибавил духовный писатель, наклоняясь к мадемуазель Модесте, которая оттолкнула его, заливаясь безумным хохотом.
Общий смех встретил нелепое предложение Нини-Мельницы. Оргия разгоралась все больше и больше.
Во время этого оглушительного смеха официант, уже приходивший несколько раз раньше и указывавший товарищам на потолок, появился еще раз с бледной, исказившейся физиономией и, подойдя к метрдотелю, тихо промолвил взволнованным голосом:
- Они пришли...
- Кто?
- Да знаете... наверх! - и он снова показал на потолок.
- А... - протянул буфетчик с озабоченным лицом. - Где же они?
- Да уж поднялись... там теперь! - качая головой с испуганным видом, сказал слуга.
- А что сказал хозяин?
- Он в отчаянии... из-за этих, - слуга кивнул на пирующих. - Он не знает, что и делать... послал меня к вам...
- А какого черта я могу сделать! - сказал метрдотель, вытирая лоб. Надо было Этого ожидать... так неизбежно должно было случиться...
- Я здесь ни за что не останусь, если это начнется!
- И хорошо сделаешь... твоя испуганная физиономия и то начинает привлекать внимание. Иди к хозяину и скажи, что, по-моему, остается только ждать, что будет дальше.
Этот инцидент остался почти незамеченным среди разраставшегося шума веселого пиршества.
Один из гостей, впрочем, не пил и не смеялся. Это был Голыш; уставившись мрачным взором в пустое пространство и чуждый всему, что происходило вокруг него, он думал о Королеве Вакханок, которая могла бы быть такой веселой и блестящей на этой сатурналии. Только одно воспоминание об этой женщине, которую он продолжал безумно любить, еще могло вывести его из постоянного отупения. Странное дело! Жак только потому и согласился участвовать в карнавале, что этот безумный пир напоминал ему последний день, проведенный с Сефизой: тот веселый ужин после бала, когда Королева Вакханок с каким-то необъяснимым предчувствием провозгласила мрачный тост за приближающуюся к Франции эпидемию:
- За Холеру! - сказала тогда Сефиза. - Пусть она пощадит тех, кому хочется жить, и пусть убьет вместе тех, кто не хочет расставаться!
Думая об этих грустных словах, Жак углубился в тяжелые воспоминания. Морок, заметив его озабоченность, громко заметил:
- Жак! ты не пьешь? или вино надоело?.. может быть, хочешь водки?.. я велю подать...
- Ни вина, ни водки я не хочу! - отрывисто ответил Жак и снова впал в мрачную задумчивость.
- И то правда! - насмешливо заговорил Морок, нарочно возвышая голос. Надо поберечься... Я с ума сошел, предлагая тебе водку... В такое время быть перед бутылкой водки не менее рискованно, чем под дулом заряженного пистолета!
Голыш сердито взглянул на Морока, усомнившегося в его смелости.
- Так я не пью водки из трусости, по-твоему? - воскликнул несчастный, затуманенный ум которого проснулся для защиты того, что он считал своим _достоинством_. - Я не пью из трусости? Так, что ли, Морок? Отвечай!
- Полноте, милейший, - прервал его один из собеседников. - Мы все доказали сегодня, что не трусы, а уж особенно вы, согласившись, несмотря на болезнь, сыграть роль Холеры!
- Господа! - продолжал Морок, видя, что всеобщее внимание сосредоточилось на нем и на Голыше. - Я пошутил, так как если бы мой товарищ имел неосторожность принять мое предложение, он бы проявил не отвагу, а безумие... К счастью, он благоразумно отказался от этой опасной шутки, и я...
- Гарсон! - крикнул Голыш, в гневном нетерпении прерывая Морока. - Две бутылки водки и два стакана...
- Что ты хочешь делать? - притворился испуганным укротитель. - Зачем это две бутылки водки?
- Для дуэли... - отвечал холодным и решительным тоном Жак.
- Дуэль! - воскликнули многие с изумлением.
- Да... дуэль... на водке, - продолжал Жак. - Ты говоришь, что теперь столь же опасно выпить бутылку водки, как встать под дуло пистолета; ну вот, возьмем каждый по полной бутылке и увидим, кто первый отступит!
Необыкновенное предложение Голыша было одними принято с восхищением, другие же, казалось, смотрели на него с подлинным испугом.
- Браво, рыцари бутылки! - кричали одни.
- Нет, господа, нет, это слишком опасно! - говорили другие.
- В нынешнее время подобная дуэль... не менее серьезна, чем дуэль на смерть... - прибавляли некоторые.
- Слышишь? - с дьявольской улыбкой сказал Морок. - Слышишь, Жак?.. Отступишь теперь, небось, перед такой опасностью?
При этих словах, напомнивших ему о том, чему он подвергался, Жак невольно вздрогнул. Казалось, ему внезапно в голову пришла новая мысль. Он гордо поднял голову, его щеки слегка вспыхнули, во взоре блеснуло какое-то мрачное удовлетворение, и он твердым голосом крикнул слуге:
- Да ты оглох, что ли? черт возьми! Тебе что сказано? Давай сюда две бутылки водки!
- Сейчас, месье! - сказал слуга и вышел, испуганный предстоящими событиями этой вакхической борьбы.
Большинство тем не менее аплодировало безумной и опасной затее Голыша.
Нини-Мельница неистовствовал, топая, ногами и крича во все горло:
- Бахус и моя жажда! мой стакан и мой полуштоф! глотки открыты!.. Водку из горлышка!.. Шире! Шире, господа! Не касаясь губами!
И он поцеловал мадемуазель Модесту, как настоящий рыцарь на турнире, прибавив, чтобы извинить свою вольность:
- Любовь, вы будете королевой красоты! Я хочу попытать счастья стать победителем!
- Водку из горлышка! - кричали все хором. - Шире, шире! Не касаясь губами!
- Господа! - с восторгом продолжал Нини-Мельница. - Неужели мы не последуем благородному примеру милейшей Холеры (он показал при этом на Жака)? Он гордо провозгласил: _водку_... а мы ему гордо ответим: _пунш_!
- Да, да, жженку!
- И пунш лить прямо в горло!
- Гарсон! - громовым голосом кричал духовный писатель. - Есть у вас лохань, котел, чан, словом, нечто громадное, чтобы можно было соорудить грандиозную жженку?
- Вавилонскую жженку!