Несмотря на многочисленные улики, подтверждавшие должностные преступления, совершенные Догерти в бытность его министром юстиции, его судили только за одно из многих преступных деяний, приписывавшихся ему в период его пребывания на высоком посту. В 1926 г. Догерти вместе с бывшим начальником Управления по охране секвестрированной собственности иностранцев полковником Томасом У. Миллером был привлечен к суду по обвинению в преступном сговоре с целью обмана правительства и в получении взяток в связи с урегулированием дела «Америкэн металс корпорейшн».
Догерти снова отказался давать показания на том основании, что они могут быть использованы против него же. Полковник Миллер был признан виновным и приговорен к штрафу в размере 5 тыс. долларов и к тюремному заключению на полтора года. Присяжные заседатели объявили, что они не смогли прийти к заключению относительно виновности Догерти, и последний был оправдан.
Гарри Догерти до самого конца уверял, что он является жертвой «коварного» международного заговора, центр которого находится в Кремле. «Я был первым государственным деятелем, — писал он в своих мемуарах, — которого красные разрушители Америки отдали на съедение волкам. Они хотели одержать победу надо мной, чтобы запугать всех моих преемников и установить в Американской республике царство террора».
Но действительная опасность, угрожавшая Американской республике в 1920–1932 гг., не имела ничего общего с тем, о чем говорил бывший министр юстиции Догерти. Как писал Карл Шрифтгиссер в своей книге «Это было обычным явлением»:
«…Фолл и Догерти, Форбс и Джесси Смит, как и все прочие гангстеры, подвизавшиеся в эту по-истине «невероятную эпоху», были по существу лишь предтечами еще более ужасного разложения, которое воцарилось в стране в последующие двенадцать гибельных лет. Историки не могут пройти мимо них, но их воровство, насилия и разгульная жизнь… были всего лишь следствием отречения от демократических принципов — самого тяжкого преступления перед народом, совершенного в те годы».
Одно дело — совершать преступления против собственности и совсем другое дело — совершать их во имя собственности.
Густав Майерс, «История крупнейших американских состояний»
С точки зрения политических и экономических воззрений между кандидатами двух главных партий на президентских выборах 1924 г, не было существенных разногласий.
Демократическая партия выставила кандидатуру красивого и обходительного адвоката с Уолл-стрита Джона У. Дэвиса, бывшего заместителя министра юстиции Соединенных Штатов и некогда посла США в Великобритании. Английский король назвал его «одним из безупречнейших джентльменов, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться». Слывший когда-то видным либералом, Дэвис в настоящее время состоит директором «Юнайтед Стейтс раббер компани», «Нэйшнл бэнк оф коммерс», железнодорожной компании «Санта Фе рейлрод» и ряда других подобных компаний. Сам он говорит о себе следующее:
«У меня прекрасная клиентура. Какой адвокат мне не позавидует? В списке моих клиентов значатся: «Дж. П. Морган энд компани», «Эри рейлрод», «Гэранти траст компани», «Стандард ойл компани» и другие виднейшие американские концерны. Это крупнейшие организации, и, поскольку они прибегают к моим услугам для честных целей, я с удовольствием на них работаю. Именно крупный капитал сделал нашу страну тем, что она есть. Мы — за крупный капитал…»
Кандидат республиканской партии Кальвин Кулидж образно выразил ту же мысль более сжато: «Дело Америки, — сказал он, — бизнес».
Хотя финансовые тузы, не скупясь, поддерживали обоих кандидатов, крупнейшие промышленники и финансисты склонялись к кандидатуре Кулиджа. Их настроение выразил Генри Форд: «С Кальвином Кулиджем страна находится в надежных руках. Зачем же менять что-нибудь?». Однако немало американцев относилось недоброжелательно к обоим этим кандидатам. Члены фермерско-рабочей партии и Конференция сторонников прогрессивной политики решительно разоблачали похожих друг на друга, как две капли воды, республиканскую и демократическую партии и растущее влияние гигантских трестов и монополий на правительство. Кандидатом этих кругов на пост президента был Роберт М. Лафоллет, по прозвищу «боевой Боб», — пожилой, всклокоченный, бесстрашный и даже с некоторым налетом донкихотства сенатор от штата Висконсин, без устали сражавшийся против растущей «узурпации прав большинства могущественным меньшинством».
Мало кто из знатоков политики считал избрание Лафоллета возможным. Но его слова находили довольно широкую аудиторию, у него было достаточно много сторонников, чтобы руководящие круги обеих партий почувствовали серьезную тревогу, поэтому была развернута широкая и щедро финансируемая кампания лжи и клеветы, имевшая целью дискредитировать Лафоллета и кандидата в вице-президенты — сенатора Бертона К. Уилера из штата Монтана.[39]
Как республиканцы, так и демократы обвиняли обоих сенаторов в том, что они являются «орудиями большевистских агентов» и что «Москва снабжает их золотом для ведения избирательной кампании». Газеты, поддерживавшие кандидатуру «молчаливого Кальвина», пестрели заголовками: «Я предпочитаю молчание и успех социализму и Советам».[40]
Кулидж был молчалив, но за него говорили деньги. По позднейшим подсчетам, расходы республиканской партии на избирательную кампанию составили от 15 до 30 млн. долларов.
Подавляющим большинством голосов мрачный, унылый кандидат республиканцев, столь же бедный мыслями, сколько и словами, снова возвратился на пост президента.
Но гораздо удивительнее победы Кулиджа был успех сенатора Лафоллета. Несмотря на враждебную пропаганду, на плохую организацию и недостаточное финансирование предвыборной кампании, несмотря даже на то, что в ряде штатов его фамилия вообще не значилась в списке кандидатов, примерно один человек из шести, явившихся к избирательным урнам, голосовал за «боевого Боба», Всего Лафоллет собрал 4 822 000 голосов.
Как ни внушительна была эта массовая демонстрация недовольства послевоенной политикой правительства, она не столкнула государственных деятелей и финансистов с гибельного пути, на который они ступили.
«Я уверен, что Кулидж будет хорошим президентом. Я думаю, что он будет великим президентом…» — писал один из владельцев фирмы «Дж. П.Морган энд компани» Дуайт У. Морроу одному из своих друзей еще в 1920 г.
В поведении Кулиджа на посту президента не было ничего, что могло бы уменьшить высокое уважение к нему Дуайта Морроу.
Основной темой публичных выступлений президента Кулиджа была «Сила нравственного закона». «Нам не нужно дальнейшее развитие материального производства. — подчеркивал Кулидж, — нам нужно духовное совершенствование. Нам не нужно укреплять интеллектуальную мощь, нам нужно укрепить свою моральную мощь…»
В то же время президент ПРОЯВЛЯЛ поистине мудрую гибкость в практическом применении своего нравственного закона, квалифицируя Типот Доум и другие скандальные аферы правительства Гардинга как «ошибочные действия».[41]
Отношение президента Кулиджа к рабочему движению не изменилось с тех пор, как он был сенатором в штате Массачусетс и называл руководителей забастовок «социалистами и анархистами», не желающими, чтобы «кто-нибудь работал по найму». «Если у человека нет работы, — заявлял Кулидж, — он сам в этом виноват… Государство не обязано предоставлять работу всем и каждому».
Поскольку в числе ближайших советников президента состояли Дуайт Морроу и другой компаньон Моргана — Томас Кокрэн, правительство Кулиджа усердно способствовало росту трестов и монополий. Как выразился назначенный членом федеральной комиссии по вопросам торговли Уильям Е. Хэмфрис:
«Вместо того чтобы притеснять железнодорожные компании, комиссия по торговле между штатами стала их опорой…
Вместо того чтобы ущемлять интересы крупного капитала, президент, не колеблясь, заявляет, что он намерен охранять интересы американских капиталистов всюду, где бы они ни действовали, не нарушая законов.
Вместо того чтобы вносить в конгресс законопроекты о регулировании хозяйственной жизни, министр торговли (Герберт Гувер) действует заодно с крупнейшими торговыми объединениями и могущественными корпорациями».
Выступая с речью в торговой палате штата Коннектикут, министр военно-морского флота Картис Уилбер с необычайной откровенностью охарактеризовал внешнюю политику правительства:
«Американцы имеют торговый флот стоимостью в 3 млрд. долларов и водоизмещением в двадцать с лишним миллионов тонн. Он может обслуживать все нужды мировой торговли. Сумма займов, которые мы предоставили иностранным государствам (не считая правительственных займов), и стоимость нашего имущества за границей превышают 10 млрд, долларов. Если прибавить к этому стоимость нашего экспорта и импорта за год — около 10 млрд. долларов, — мы получим сумму, почти равную всему национальному богатству Соединенных Штатов в 1868 г., а если добавить сюда еще 8 млрд. долларов, которые нам задолжали иностранные правительства, мы получим общую сумму в 31 млрд. долларов, что почти равняется национальному богатству нашей страны в 1878 г…Вот эти-то громадные интересы и нужно иметь в виду, когда мы говорим о защите нашего флага… Мы воевали с Германией не потому, что она вторглась или угрожала вторгнуться в нашу страну, а потому, что она нанесла удар нашей торговле в Северном море… Чтобы отстоять Америку, мы должны быть готовы к защите ее интересов и флага в любом уголке земного шара…»
В порядке охраны подобных «интересов» США сотни миллионов долларов в форме правительственных и частных займов пересекали Атлантический океан и попадали в сейфы германских промышленников и банкиров, которые тайно перевооружали рейх и субсидировали быстро растущую национал-социалистскую партию Гитлера. Американские автомобильные, электромашиностроительные, авиационные и другие заводы строились повсюду в Европе. Компания «Дженерал электрик» приобрела контрольный пакет акций германского электротехнического концерна АЭГ, который служил одним из основных источников доходов нацистской партии. Компания «Стандард ойл» заключила картельное соглашение с «И. Г. Фарбениндустри»; «Дженерал моторс» вела переговоры о приобретении контрольного пакета акций германской автомобильной компании «Адам Опель». Огромные суммы получила фашистская Италия, и крупные капиталы были вложены в страны белогвардейской диктатуры — Польшу, Венгрию, Болгарию, Финляндию и Румынию.
Золотые щупальца Уолл-стрита опутали весь мир. К 1926 г., по красочному выражению журнала «Коммерс энд файнэнс», «жизнь всего нынешнего и будущих поколений почти во всех странах Европы, кроме России, была заложена Соединенным Штатам».[42]
По мнению многих американских государственных деятелей и руководителей делового мира, начиналась эра мирового господства США. Отражая эту точку зрения, Ладуэлл Денни, автор многочисленных передовых статей в газетах объединения Скриппс-Говард, писал в своей книге «Америка покоряет Британию»:
«Теперь победительницей чувствует себя Америка. Наступил ее час. Свойственная юности, сметающая все на своем пути воля к победе рождает энергию и отвагу и ведет Америку вперед. Сознание «исторической миссии» Америки заражает всех энтузиазмом…
Полным ходом идет американизация Европы и самых отдаленных уголков земного шара. Когда-то мы были колонией Англии. Теперь Англия, прежде чем сойти в могилу, станет нашей колонией, пусть не официально, но фактически. Машины дали Англии власть над миром. Теперь более совершенные машины дают эту власть Америке.
Как может Англия противостоять Америке? Как может противостоять ей весь мир?»
Страна переживала невиданный экономический подъем. С заводских конвейеров текли потоком радиоприемники, электрооборудование, автомобили, одежда, мебель, парфюмерия, рефрижераторы и прочее добро. Всюду вырастали, как грибы, новые фабричные и конторские здания. Славословиям в честь «кулиджевского процветания» не было конца.
Разумеется, не каждый был в состоянии купить то, что ему хотелось, но покупали почти все. Покупали в кредит, в рассрочку, «на льготных условиях». В 1926 г. в Америке было продано товаров на 40 млрд. долларов; одну шестую часть этой суммы составила продажа в рассрочку.
Страна поклонялась Маммоне, и в ней царили нравы биржи. «Американский народ, — писал сенатор Джордж Норрис в своей автобиографической книге «Воинствующий либерал», — был поставлен на колени и вынужден молиться иконе частного предпринимательства». Таких людей, как Меллон, Гувер, Рокфеллер, Дауэс и Морган, чтили как оракулов, мудрецов, ученых, дерзновенных мечтателей, творцов великих подвигов и государственных мужей — все в одном лице. Бизнесмен стал, по выражению Стюарта Чейза, «господином нашей судьбы».
В Нью-Йорке появилась афиша, гласившая: «Ходите в церковь. Христианская молитва прибавит вам деловых качеств». Страховая компания «Метрополитэн» выпустила рекламную брошюру под названием «Моисей умел убеждать людей»; вождь древних евреев изображен в ней, как «один из величайших в жизни человечества коммивояжеров и агентов по продаже недвижимости». Одной из популярнейших книг стала повесть Брюса Бартона «Человек, которого никто не знает». В ней рассказывалось, как Иисус Христос «…отобрал двенадцать заурядных бизнесменов и создал организацию, которая покорила весь мир… Создание этой организации было невиданным дотоле примером успеха, выпадающего на долю организатора. Иисус был основателем современного бизнеса».
Казалось, что росту прибылей нет предела; курсы акций взлетели на небывалую высоту; наступил, повидимому, золотой век капитализма.
«Огромные богатства, создаваемые нашими фабриками и заводами и сбереженные нашим экономным хозяйничанием, — гордо декламировал президент Кулидж, — распределялись между широчайшими кругами нашего народа и текли непрерывным потоком за пределы нашей страны, творя благодеяния и содействуя росту производства во всем мире».
В статье, опубликованной в журнале «Кольерс», известный журналист и апологет Форда Самюэль Кроутер восторженно писал:
«Беден только тот, кто хочет быть бедным или пострадал от несчастного случая или болезни, да и таких у нас имеется ничтожное количество.
За исключением лишь немногих групп населения, весь наш народ процветает, и его покупательная способность достигла невообразимого уровня.
Наш жизненный уровень очень высок, но он не ведет к расточительности…
Те, кто жалуется на тяжелую жизнь, просто не умеют приспособиться к новому порядку вещей в торговле, промышленности и сельском хозяйстве.
У нас совершенно не существует того, что мы обычно называли радикализмом.
Ничто не может погубить нас, кроме из рук вон плохого руководства государством или промышленностью».
Статья Сэмюэля Кроутера была озаглавлена: «Разве все мы не стали богачами?».[43]