А пуще того - грязное
Торговое село.
И следом:
Дом с надписью: училище,
Пустой, забитый наглухо...
Школа обнаружилась только в соседнем селе, при церкви. Сторож снял навесной замок, толкнул дверь. Илья Николаевич оказался среди сырых каменных стен. Сразу же у порога ларь с каким-то хламом, тут же - лопаты, метлы. Подальше, в углу, - крест, приготовленный для могилы... Тусклый свет из забранного решеткой окошка под потолком.
Церковная караулка... Но при чем тут школа? Однако в караулке классная доска, столы для занятий, при них лавки, на потолке висячая керосиновая лампа...
Илья Николаевич долго стоял молча. Потом обернулся к сторожу, сказал хмуро:
- Надо проветривать помещение, здесь собираются дети!
- Ась? - отозвался сторож, не сразу поняв, что от него требует приезжий господин. Потом сказал равнодушно: - С середы не собираются.
Еще того не легче: со среды, а нынче уже пятница! Оказывается, учительствует здесь священник. Но подошли требы, он и уехал по приходу.
- В воскресенье к обедне воротится, - пояснил сторож. - Службу служить.
Илья Николаевич уважал пастырский труд священнослужителей и в требах видел акт гуманности: отпустить грехи умирающему, утешить болящего, укрепить в вере заблудшего, как же без этого? Но требы требами, а срывать занятия в школе непозволительно!
Волостной старшина, средних лет упитанный мужчина, как видно, был уже оповещен о появившемся из губернии чиновнике. В присутственную комнату вышел при регалии - с цепью на шее.
Илья Николаевич подал руку. В ответ - подобострастное выражение лица и бережное, как к хрупкому сосуду, прикосновение к инспекторской руке толстых коротких пальцев.
Сели.
Илья Николаевич выразил сожаление, что школа уже несколько дней бездействует.
Глаза старшины загорелись злым огоньком.
- Да что я... Ежели отец Серафим лишку потребляет... - И он принялся сваливать всю вину на священника.
- Я просил бы собрать школьников, - перебил его излияния инспектор, несколько мальчиков и девочек. Возможно это?
Старшина вскочил.
- Это мы в сей момент. Соцкой!
Отправил сотского за школьниками и сам взялся за шапку.
- А вы, господин старшина, мне не помешаете. Отнюдь. Дело у нас с вами общее.
И Илья Николаевич кратко ознакомил собеседника с правительственными узаконениями, направленными на улучшение школьного дела.
Старшина сидел с покорным видом:
- Это мы тоже можем понять.
- В таком случае... простите, как ваше имя-отчество? Герасим Матвеевич? Очень приятно. А мое - Илья Николаевич... Так вот что, Герасим Матвеевич, надо обзаводиться нам в селе приличной школой. Я, как инспектор, располагаю средствами, чтобы купить для школы дом. Желательна изба-пятистенок, чтобы при школе было и жилье для учителей. Плохого дома не возьму: помещения должны быть чистыми, светлыми, теплыми... Что вы на это скажете? Найдется продавец? Ведь село ваше не маленькое?
Старшина поскреб в затылке, процедил жарко:
- Тестя бы надо прошшупать, дак ведь...
Вскочил, забегал по комнате.
Вгорячах даже постороннего перестал стесняться, развивая мысль о том, как он поживится за счет тестя: старика - за порог, а избу его, пятистенку, на торги!
Он и на чиновника поглядывал уже без всякого уважения: мол, в тебе и виду-то никакого, никакой солидности, и не такие из губернии налетали, да отскакивали!
Илья Николаевич под этими взглядами только поеживался. "Сожрет, подтрунивал над собой, - и не будет на свете инспектора, только фуражка останется, козловые сапоги да башлык... Заодно с тестем сожрет. Бррр... Это же людоед. Людоед на воеводстве!"
Между тем в комнату вошли дети.
Старшина мигом за дверь. Илья Николаевич только усмехнулся ему вслед: "Ну, теперь этому деятелю не до школьных дел! Побежал тестя обкручивать..."
Усадив детишек на скамью, Илья Николаевич достал камертон и ударил пальцем по его вилочке.
- До-о-о... - поддержал он голосом звучащий металл. Поднес вилочку к уху мальчика, девочки, опять мальчика. - До-о-о, до-о-о... - требовательно повторял он, пока, и у детишек губы не раскрылись.
Но лишь один из пятерых не сфальшивил. Илья Николаевич одобрительно кивнул мальчику, тотчас провел его по дорожке звуков: вверх - вниз. Мальчик одолел почти полную октаву.
Илья Николаевич записал фамилию мальчика с пометкой: "Хор. слух". Однако на отца Серафима рассердился. Как же так, чтобы священник, у кого вся служба из песнопений, не удосужился хотя бы слух развить у школьников!
Илья Николаевич любил пение. Был у него и голос - небольшой, но приятного тембра. Мария Александровна заметила, что особенно удаются ему песни задушевные, лирические, это и учла, составляя с мужем домашний дуэт.
Был он поборником певческой культуры. Не без его участия сложился хор воспитанников в Пензенском дворянском институте; приохотил он к пению и многих гимназистов в Нижнем Новгороде. А в должность инспектора народных училищ вступил уже с целой программой развития школьных хоров. Основы ее взял у корифеев педагогической науки, которую только что заново проштудировал.
Для малышей в классе песенка, как глоток свежего воздуха среди трудного урока. Для более взрослых ребят - это уже и приобщение к искусству; а искусство со своей стороны облагораживает характер. Особенно важно, полагал Ульянов, чтобы музыкально грамотной вырастала деревенская детвора: кто же, как не крестьянин - не только слухом, но и душой, - воспримет, сохранит и приумножит бесценные сокровища песенного творчества народа?..
Илья Николаевич убрал камертон и дал детям учебник Ушинского "Детский мир".
- Раскройте на сорок третьей странице.
Дети запутались в поисках - пришлось прийти им на помощь.
- А теперь послушаем басню Крылова "Петух и жемчужное зерно". - И Илья Николаевич протянул книжку мальчику, что выделился на пении: - Читай, Федя Сорокин. Читай громко и не торопясь.
И тут... уму непостижимо, что тут началось! Словно камней насовали в рот мальчику, лишив его способности к членораздельной речи:
- На... на... ной... нуй... ный... на-во-во... вай, вей, вой... на во-за, зой, зуй...