-> А открыл бессрочный вклад в банке №1;
-> банк, не снимая денег со счета А, передал их в качестве кредита для Б;
-> Б потратил эти деньги на товар, купленный у В;
-> В положил вырученные деньги на вклад до востребования в банке №2;
-> банк №2, не снимая денег со счёта В, передал их в качестве кредита для Г…
К этому моменту одни и те же деньги одновременно лежат на счетах А, В и Г! Изначальный вклад А, обращаясь в банковской системе, вырос втрое, и это только начало!
Чтобы этот снежный ком когда-нибудь прекратил свой рост, необходимо, чтобы каждый раз на стадии выдачи кредита банк передавал заёмщику не все привлеченные средства, а только часть, оставляя себе какой-то резервный остаток. Чем этот остаток больше, тем скорее «создание денег» прекратится. Если он составляет 100% (чего требует здравый смысл при отсутствии государственных гарантий), то процесс вообще не начнется. Но в реальности норма резервирования обычно составляет что-то около 15%, 20% или 25%. И эту норму устанавливает центральный банк.
При желании коммерческие банки могут держать больше резервов под бессрочные депозиты, чем им предписано, но это не столь важное обстоятельство. Главное в том, что центробанк волен изменять норму обязательного резервирования по своему усмотрению. Если она составляет 20%, то из 500 тугриков, положенных на бессрочный депозит нашим вкладчиком, на кредит пойдут только 400, а остальные 100 – в резерв. Если её повышают до 25%, то на кредит пойдёт 375, а в резерв – 125 тугриков. Чем выше норма обязательного резервирования по бессрочным вкладам, тем меньше создается новых денег при выдаче кредитов и тем медленнее растёт денежная масса. Но если резервирование не стопроцентное, она обязательно возрастает.
Германия, июль 1923 г. Употребление бумажных денег для оклейки стен
Наконец, третий способ «надувать» безналичную денежную массу – это так называемые операции на открытом рынке. Их суть, говоря упрощённо, состоит в том, что центральный банк выходит на какой-нибудь финансовый рынок (чаще всего на тот, где торгуются государственные облигации или валюта) и начинает скупать актив, по которому идут торги. Чем же при этом он расплачивается с продавцами? Думаю, вы уже догадались – центробанк просто пририсовывает у них на счетах определённые денежные суммы, взявшиеся из ниоткуда.
Представим себе рынок государственных облигаций. Рынок удобнее всего представлять в виде таблицы из двух колонок и огромного количества строк. В левой колонке – цены, по которым разные участники торгов хотят купить или продать облигации. В правой – то количество облигаций, которое хотят купить или продать все, кто выставил заявку по данной цене. Самая высокая цена, по которой кто-то продаёт – в самой верхней строке. Самая низкая цена, по которой есть заявка на покупку – в самой нижней. И чем ниже цена, тем ниже строка, в которую вписываются данные о заявках, выставленных по этой цене. В середине таблицы находятся две особенных строки – самая дешевая заявка на продажу и самая дорогая заявка на покупку[4].
Котировочный стакан
Допустим, что они выглядят так: на продажу выставлено 2000 облигаций по цене 100,1 тугрик, а самое дорогое предложение на покупку – это запрос на 1000 облигаций по цене 100 тугриков ровно. Естественно, каждый участник торгов в любой момент может через электронный терминал снять свою заявку, выставить новую или изменить цену и объём в своей уже выставленной заявке. Поэтому вид таблицы довольно часто меняется. Постоянен лишь принцип, по которому заявки на сделки с высокими ценами вверху, а с низкими ценами – внизу.
Представим, что кто-то, глядя на описанную нами картину, вводит в терминал заявку типа «куплю 100 облигаций по 100,1 тугрика за штуку». Поскольку по этой цене кто-то готов продать 2000 облигаций, моментально будет зарегистрирована сделка, и новый покупатель получит то, что желал. А продавец с удовлетворением отметит, что из двух тысяч бумаг, которые он выставил на продажу, сотня уже ушла. В строке рыночной таблицы, где сообщается, сколько облигаций выставлено на продажу по цене 100,1, вместо 2000 будет стоять 1900.
Это и есть открытый рынок. Что же может сделать центральный банк, чтобы с его помощью увеличить денежную массу? Ответ элементарен – просто выставить заявку на покупку, скажем, 100 000 облигаций по цене 100,1. Поскольку по этой цене продается только 1900, они будут моментально скуплены, и в строке самой дорогой покупки теперь будет стоять центробанковская заявка «куплю 98 100 облигаций по 100,1» (98100 получается, если из 100000 вычесть 1900).
Через некоторое время ЦБ изменит свою заявку, подняв цену закупки с 100,1 до 100,2. Тогда он выкупит все бумаги, которые предлагаются по 100,2. После этого снова поднимет цену покупки, и так до тех пор, пока не приобретет все 100 000 облигаций, которые ему нужны. Предположим, например, что в среднем он купит облигации по 100,5 тугриков, всего потратив на операцию 10,05 миллионов. Это будет значить, что денежная масса в стране выросла ровно на 10,05 миллионов тугриков – именно эту сумму центробанк выбросил в обращение.
Так и возрастает количество денег в экономике. В принципе, подобные операции можно использовать и для откачки денег из экономики, но тогда центральный банк должен не скупать финансовые активы за нарисованные деньги, а наоборот, распродавать свои запасы иностранной валюты и ценных бумаг, получая взамен безналичные необеспеченные рубли.
Самая интересная особенность всех перечисленных видов денежной эмиссии состоит в том, что запускаемые в экономику новые деньги всегда достаются кому-то конкретному, а не размазываются равномерно на всех жителей страны. Если речь идёт о печатании наличных, то их ведь не разбрасывают с вертолёта над городом, не так ли? Их привозят на инкассаторском автомобиле к совершенно определённому бюджетополучателю или государственному поставщику.
Деньги, нарисованные при рефинансировании коммерческих банков, достаются, естественно, конкретным банкирам-заёмщикам. Они же, банкиры, получают и те деньги, что вбрасываются в экономику при снижении нормы обязательного резервирования. Правда, если правительство захочет, оно может наложить на банки какое-нибудь «партийное задание». Например, такое: мы вам даём только что нарисованные деньги, а вы переправляете всю полученную сумму на льготные кредиты сельскому хозяйству. Если за выполнением этих требований удастся проследить, то реальными получателями выгод от денежной эмиссии станут не банкиры, а председатели колхозов.
Наконец, если мы говорим об «операциях на открытом рынке», то и здесь очевиден прямой материальный выигрыш вполне конкретных лиц. Допустим, у нас есть рынок государственных облигаций и на нём существует определённый уровень цен. Вмешательство центрального банка, который рисует деньги и начинает скупать на них облигации, резко повышает спрос. Это значит, что цена облигаций должна вырасти, а значит, их продавцы оказываются в плюсе.
Важно также понимать, что все эти замечательные истории обогащения лиц, приближенных к центробанку, сопровождаются потерями для всех остальных. Ведь если вы простой держатель российского рубля, а рубль по причине эмиссии обесценился, то вы стали беднее. Натурально, происходит перераспределение богатства. Немного утрируя, его можно представить таким образом: представьте себе, что денежную массу России увеличили в 3 раза и все только что «выпущенные в обращение» деньги отдали лично вам. Вероятно, со временем и цены на все или почти все товары вырастут примерно втрое. Но ваше личное рублевое состояние вырастет не втрое, а в несколько миллионов или в несколько миллиардов раз. Вы сказочно обогатитесь, в то время как все остальные жители страны станут примерно в три раза беднее.
И это не шутка. То, что во время крупномасштабных денежных эмиссий происходит радикальное перераспределение богатств – совершенно реальная вещь. Взять, например, современных российских олигархов. Было бы заблуждением считать, что они стали долларовыми миллиардерами прежде всего благодаря приватизации. К моменту начала приватизации они уже руководили крупнейшими банками страны, что, собственно говоря, и предопределило их успех. А откуда же взялось могущество этих банков? Здесь, как вы, наверное, уже догадались, решающую роль сыграла денежная эмиссия.
В 1992 году денежная масса выросла неимоверно. Тогдашний руководитель Центрального банка России Виктор Геращенко был убеждён, что, если её не наращивать, произойдёт катастрофический спад производства. В результате на протяжении июля-сентября рублёвая денежная база была увеличена примерно в 10 раз. Инфляционные последствия не заставили себя долго ждать. По итогам года индекс потребительских цен вырос примерно в 28 раз. Соответственно, рыночные процентные ставки находились на уровне около 2500-3000% годовых. В то же время коммерческие банки получали от Банка России кредиты по ставке рефинансирования, составлявшей на протяжении большей части года лишь 80 (!) процентов. Имея такой фантастический источник дешёвого кредита, банки могли получать колоссальную прибыль, просто переводя свободные средства в доллары и наблюдая за стремительным увеличением курса американской валюты.
Просто перераспределение богатства – ещё не самое страшное, что бывает в жизни. Если одни обогатились за счёт других, а общая сумма богатств осталась неизменной, это ещё не фатально. По-настоящему печальные вещи происходят тогда, когда суммарный выигрыш обогатившихся меньше суммарного проигрыша тех, кто обеднел. Если у вас отнимут квартиру и отдадут её Абрамовичу, по крайней мере, можно утешиться тем, что Абрамович тоже человек. У него тоже есть какие-то достоинства. В конце концов, не исключено, что в итоге это благотворно скажется на футбольной команде, за которую вы болеете. А вот если утраченная вами квартира не досталась никому, а просто пропала, сгорела, разрушилась, то даже самый заядлый альтруист и бессребреник вынужден признать, что мир стал хуже. Между тем, в условиях инфляции подобные вещи происходят систематически и неизбежно.
Каким же образом денежные манипуляции уменьшают реальное богатство общества? Это получается так. Когда правительство вбрасывает деньги в экономику, они достаются комуто конкретному. Этот получатель денег на что-то их тратит, в результате на рынках меняется структура цен и соотношение спроса на разные товары. Если эти изменения имеют относительно долгосрочный характер, они сильно влияют на то, в какие отрасли инвесторы будут вкладывать деньги.
Иными словами, в экономике осуществляются инвестиции, которые могут окупиться только при условиях государственной накачки денег в конкретные отрасли. Все остальные возможные инвестиции при этом, естественно, сокращаются.
Если же государство запускает в обращение деньги таким способом, который влияет на процентную ставку, то перекос оказывается ещё более серьёзным. Представим себе, что, распределяя свеженарисованные деньги в виде дешёвых кредитов, правительство вызвало снижение процентной ставки с 6% до 4% годовых. А теперь вообразим человека, у которого есть капитал, и который ищет, куда его вложить, но лучший из доступных ему проектов принесёт только пятипроцентную рентабельность. Раньше такой человек воздержался бы от инвестиций, и, вероятно, отнёс бы свои деньги в банк или проел. Но теперь, когда правительство обвалило процентную ставку, его инвестиционная идея выглядит гораздо привлекательнее!
Вполне возможно, что теперь он вложит в этот проект все свои деньги, да ещё откажется от покупки машины и заложит квартиру. В результате металл, кирпич, энергия и время многих людей превратятся в какой-нибудь заводик, станок, магазин или сложную компьютерную программу. Возникнет коммерческое предприятие, обременённое долгами, но достаточно рентабельное, чтобы с ними расплачиваться. И тут-то на поверхность и вылезает главный подвох. При процентной ставке в 4% годовых такое предприятие будет прибыльным, а при 6% – убыточным. И судьба его будет зависеть прежде всего от того, долго ли правительство сможет удержать процентную ставку на низком уровне.
А правительство, чтобы действительно обеспечить низкий процент, должно постоянно предлагать рынку дешёвые кредиты. Месяц за месяцем, квартал за кварталом. Постепенно оно осознает, что само загнало себя в ловушку. Чем дольше оно проводит эту политику, тем большее количество людей начинает вести свои дела, рассчитывая, что они могут занять под низкий процент. Если вдруг её прекратить, все эти люди понесут потери. А если её продолжить, то ситуация только усугубится: ведь это будет значить, что мы постоянно рисуем и рисуем новые деньги.
Очевидно, что если делать это, не останавливаясь, то рано или поздно произойдёт очень серьёзное повышение цен. В этой ситуации, как ни печально, безболезненного выхода уже нет. Как ни крутись, массовые разорения неизбежны, а попытки оттянуть их только усилят эффект. Вопрос в том, хотим ли мы добавить к этому вороху проблем ещё и рост цен, падение национальной валюты и всеобщее недоверие к деньгам, доходящее до того, что зарплату будут выдавать колбасой, а за сырьё расплачиваться специально припасёнными для этой цели бетономешалками?
Описанный механизм – это не что иное, как схема всем известного делового цикла. Вначале благодаря заниженным процентным ставкам осуществляются нежизнеспособные инвестиции. Потом правительство накачивает экономику деньгами, чтобы эти низкие проценты удерживались подольше. Потом становится ясно, что низкую ставку уже не удержать, и деньги рисуют, чтобы хоть отчасти возместить потери тех, кто в условиях эйфории дешёвых кредитов неудачно выдал ссуду или вложился в убыточное дело. Потом доходит до того, что если продолжать эмиссию, начнётся разрушение национальной денежной системы.
На этой стадии правительство обычно отступает и осознаёт, что тех бедолаг, которых оно спровоцировало на глупые инвестиции, уже не спасти. Накачка денег резко прекращается, процентные ставки взлетают, и вскоре наступает эпоха массовых банкротств, когда производства повсюду сворачиваются, а люди теряют работу. Все понимают, что капиталовложения, которые при искусственно заниженной процентной ставке казались очень разумными, на самом деле просто были переводом добра.
К сожалению, превратить тысячу хороших бетонных плит в убыточный и бесперспективный завод гораздо легче, чем сделать обратное. Поэтому теперь капитал придётся накапливать заново, а о старом забыть, как об утраченной иллюзии. И вот, едва только люди протрезвели и настроились на деловой лад, на сцене снова появляется правительство и опять начинает разжигать горячку бума: «А вот кому дешёвые кредиты только что нарисованными деньгами? Участвуйте в программе стимулирования и восстановления экономики!» И шарманка запускается снова…
Именно так были устроены все наиболее знаменитые экономические кризисы. Из современных нам кризисов особый интерес представляют случаи Японии и России. Из кризисов прошлого – Великая депрессия в США.
Япония – это страна, которая в течение сорока лет, с 1950 по 1990 год, была самым ярким примером блестящего экономического успеха. Она стала первой страной за пределами европейской цивилизации, которую все без колебаний признавали высокоразвитой; более того, в экономической и технологической сфере она была одним из очевидных мировых лидеров. Стремительный рост японской экономики оставался стабильным и казалось, что скоро внутренний рынок этой страны будет уже не вторым в мире после американского, а первым. Ведь по сравнению с американцами японцы гораздо больше думали о будущем и охотнее отказывались от текущего потребления ради серьёзных выигрышей завтра. К тому же, в Японии были довольно низкие налоги, не слишком расточительные социальные программы и твёрдая валюта.
Но сегодня Страна восходящего солнца уж не та, что была. Скажем прямо: она переживает самую настоящую экономическую катастрофу, которая длится уже 15 лет. Возьмём, например, японский фондовый индекс Nikkei: в 1989 году он составлял 40000, к 1997 году упал до 18000, в 2001 году колебался в районе 12000 и только в 2006 году поднялся до уровня около 17000. Сравним это с американским «Доу-Джонсом»: в 1989 – 2500, в 1997 – 6600, в 2001 – 11000, а сегодня – примерно 10700. Итак, за последние 16 лет японские акции в 3,5 раза подешевели, тогда как американские стали в 4 с лишним раза дороже.
Печальная судьба постигла и японские банки: если раньше они были безусловными мировыми лидерами по всем показателям, то сегодня в рейтинге финансовой силы банков, который составляет агентство Moody’s, ни один из представителей Японии не попадает в категорию A или B.
Государственный долг достиг 7 трлн. долларов и превышает 160% ВВП (для сравнения – в США, Германии и Франции он составляет примерно 65-70% ВВП)[5]. Более того: каждый год долг Японии возрастает как минимум на 350 млрд. долларов по причине хронических бюджетных дефицитов. Дефицит японского бюджета больше, чем у английского, немецкого, французского и итальянского вместе взятых, а если мерить его мерками России, то он в три раза больше, чем все годовые поступления в нашу федеральную казну.
Раньше Япония имела самый большой в мире экспорт, теперь по этому показателю её обогнали Германия, США и Китай. И даже раскритикованный нами показатель ВВП отразил упадок японской экономики: раньше по размеру она занимала второе место, а теперь только третье.
Как же такое получилось? А в точности по схеме, которую мы изложили выше. В 1985-1987 гг. японские власти организовали массированный вброс денег в экономику. Делалось это путём льготного кредитования коммерческих банков. Помните, что мы говорили про ставку рефинансирования? Так вот, учётная ставка Банка Японии (так она называется в этой стране) была в те годы снижена с 5% до 2,5%.
Банки дружно кинулись занимать у государства. Естественно, при этом банкирам ненавязчиво намекали, что полученные средства лучше всего ссудить строительным компаниям и фермерам, которые имеют очень сильных лоббистов в ЛДП, правящей японской политической партии. В результате в строительном секторе произошёл фантастический бум. Цены на недвижимость многократно взлетели. Владельцы недвижимости закладывали её и инвестировали полученные от залога деньги в новые строительные проекты. А правительство всё накачивало и накачивало экономику деньгами.
В 1986-1990 гг. денежная масса в среднем возрастала почти на 11%. Индексы цен при этом оставались стабильными, поэтому никто не признавал, что в стране разворачивается инфляция. Это не удивительно – ведь подорожание недвижимости и ценных бумаг в большинстве таких индексов не отражается. А оно было колоссальным, потому что как раз на эти рынки и впрыскивалась основная сумма эмиссионных денег.
Японские акции на протяжении 1985-1990 гг. подорожали вчетверо, а земля и постройки – в несколько десятков раз. Банк Японии действительно сбил процентные ставки. Теперь долгосрочные ссуды выдавались не под 7%, а под 5%, а краткосрочные – вообще под 4%. Разумеется, количество желающих занять только увеличивалось. Пузырь надулся до размеров, неслыханных в истории человечества. Но вот настал 1990 год, и он лопнул.
Дело в том, что многие японские банки, совсем уже распухшие от дармовых денег, решили пополнить портфели своих активов иностранными валютами. И стали скупать доллары США, южнокорейские воны и выраженные в них ценные бумаги. Поскольку при этом они дружно выставили на продажу огромное количество иен, японская валюта начала падать в цене. Обеспокоенный этим Банк Японии 25 декабря 1989 года повысил процентные ставки. Вслед за этим и коммерческие банки объявили, что больше не будут кредитовать своих клиентов так дёшево.
Для многих заёмщиков, особенно для тех, кто хотел расплатиться по старым долгам, сделав новые, это было тяжёлым ударом. Такие люди кинулись продавать свою недвижимость и ценные бумаги. Эта волна продаж совпала с тем, что на рынок перестали поступать деньги от эмиссии. В результате цены стали катастрофически обваливаться.
За один только 1990 год японская недвижимость подешевела вдвое, и примерно на столько же обесценились акции. А ведь многие объекты недвижимости были залогами по кредитам. Банки оказались в ситуации, когда вместо того, чтобы получить назад деньги, которые они ссудили заёмщикам, они могут рассчитывать лишь на недвижимость, которую можно продать в лучшем случае за две трети от исходной суммы. Это означало, что неизбежны массовые банкротства банков – с понятными последствиями для вкладчиков и вообще для большинства экономических агентов в стране. Настал момент, когда на смену буму приходит грандиозный крах.
И вот тут-то началось самое страшное – то, что придало японскому кризису такую неслыханную в истории длительность. Правительство попыталось предотвратить неизбежные последствия ошибочных инвестиций и сделало всё, чтобы спасти банки, которые накопили триллионы безнадёжных кредитов.
В 1990-1999 годах было принято девять «программ стимулирования экономики» на общую сумму 888 млрд. долларов. Их суть была в том, что государственный бюджет выплачивал особо бедствующим компаниям пособия; кроме того, значительные суммы были потрачены на борьбу против снижения цен. Так, за 10 лет строительная отрасль получила от правительства заказы на 60 трлн. иен, что составляет примерно треть от всех строительных заказов за этот период.
Была возобновлена денежно-кредитная экспансия – учётную ставку снизили с 6% в 1991 году до 0,5% в 1997 году и до 0% в 2000 году, причем на нулевом уровне она держалась до июля 2006 года, когда её повысили до 0,25%.