Отец Бах был рад встрече с семьей Филиппа Эммануеля. Свекор познакомился со снохой: она ждет уже второго ребенка. Дедушка позабавился с внуком-первенцем. Все-таки ему непривычно видеть маленького Баха не в колыбели детской комнаты своего лейпцитского дома, не на руках Анны Магдалены...
Эммануель предан музыке, однако его поиски и увлечения идут стороной от коренной дороги отца. Спустя десятилетия будет оттеснено имя Баха-отца; великим Бахом назовут Филиппа Эммануеля". Сам он будет уверять, что хранит исполнительские традиции отца, не, как установят современные нам исследования, окажется, что как раз Зммануель, отвечая новым эстетическим вкусам, в пору развития "галантного" стиля, возможно, не ведая тете, отойдет от исполнительской традиции отца.
Старший, Фридеман, оставил Форкелю сведения о свидании отца с королем. Но ни слова, ни строки нет о беседах отца с ним, Фридемавом.
Органные композиции, сборник сонат, другие произведения Фридемаиа были близки по стилю и духу Иоганну Себастьяну. Первенцу Баха было уже далеко за тридцать. Он оставался одиноким. Самый талантливый из сыновей, Вильгельм Фридеман, испытывал дни падения воли. Возможно, и до Лейпцига доходили служи о нерадивости его к обязанностям органиста в Галле. Немногословные отец и старший сын вряд ли затрагивали тревожащие обоих вопросы. Их общим языком оставалась музыка.
Возвратясь в Галле, Фридеман сочинит сонату для клавира и посвятит ее, изящно изложив посвящение по-французски, "сыну королевского музыканта" своему племяннику, которому как раз в дни пребывания дедушки и дяди в Потсдаме исполнилось полтора года.
В двадцатых числах мая 1747 года Иоганн Себастьян был уже дома, в Лейпциге. Это подтверждается датой выдачи свидетельства своему недавнему ученику Иоганну Христофу Альтвиколю. В аттестате перечисляются музыкальные специальности ученика. Учитель озабочен устройством его на достойнее место.
Бах снова в работе. Распахнул окно. Открывается вид на цветущее сады. Сплошной бело-розовый сгусток облаков вперемешку с пятнами легкой молодой зелена. Подробности лишь угадываются - зрение заметно ослабло с прошлой весны. Иоганн Себастьян в домашнем сюртуке, в неуклюжих очках, стекла которых тщательно выточены для кантора почитающим его оптиком. Перо уверенно, скорописью заполняет нотоносцы, страница за страницей. Еще на обратном пути из Берлина он нашел ход для обработки малоинтересной "королевской темы". Он сымпровизировал во дворце трехголосную фугу на нее. Теперь решил написать все-таки на эту тему фугу шестиголосную, как того хотел король.
Бах придает движение неподвижному, гибкую и строгую форму музыкальному обрубку. Он вкладывает в свое начинание опыт и мудрость контрапунктиста. Дополняет фугу несколькими разновидностями канонов. Сочиняет еще сонату-трио для чембало, скрипки и флейты.
В величественном, хотя несколько холодном контрапунктическом цикле выступает учтивый гость, мастер-композитор и артист, пожелавший отплатить царственной особе за внимательный прием.
Иоганн Себастьян торопится. Издатель Шюблер ждет рукопись; ноты сразу идут граверу; уже в начале июля первая часть произведения с пространным посвящением, роскошно отпечатанная, отправляется королю. Бах называет свой подарок "Музыкальным приношением". Слово Opfer означает и жертву. "Музыкальная жертва" принесена не в ожидании милостей. На сей раз это лишь вежливая форма ответа на любезный прием. И может быть, благодарность за доброе отношение короля к сыну.
Текстологи отмечают, что, почтительнейше обращаясь к Фридриху II, композитор нашел такие интонации в посвящении, которые позволили ему выступить на равных с державным хозяином.
Вот строка из посвящения: "...я решил сию поистине королевскую тему обработать более совершенно и затем сделать известной миру".
Король снисходительно-равнодушно относится к национальной немецкой музыке. Что же, Бах снисходительно увековечил, украсив его тему в классической форме немецкой музыки - в фуге. Таков итог встречи короля с художником.
Совпал ли с поездкой в Берлин переход Баха к "ученому жанру" фуги или гастроли у короля и довольно сложная, если не сказать, хитроумная работа над "Приношением" снова пробудили в нем давний интерес к ученым жанрам, только именно с весны 1747 года композитор Бах делает поворот в сторону науки о музыке.
Около десяти лет назад ученик Баха, талантливый молодой музыкант и ученый Лоренц Христоф Мицлер, создал в Лейпциге Общество музыкальных наук. Деятельный профессор философии и математики (ему тогда еще не исполнилось и двадцати восьми лет) решил соединить в обществе интересы науки и музыкального искусства. За такое родство он ратовал и в статьях своего журнала "Музыкальная библиотека", ставшего проводником идей общества.
В мицлеровском обществе состояли членами уже многие композиторы Германии. В 1745 году был избран почетным членом Гендель. Лейпцигский кантор отмалчивался на призывы. Мицлер жил в Варшаве, но не переставал приглашать учителя в общество.
В июне 1747 года, по возвращении из Берлина, как раз когда Бах был озабочен выпуском своей "Музыкальной жертвы", он согласился на вступление в ученое общество и был принят четырнадцатым по счету членом. Воодушевления по этому поводу Бах не выказал никакого. Но выполнил все процедуры, положенные для принятия в общество. Представил довольно часто исполняемые и в нынешних баховских программах органистов "Вариации на рождественскую песнь" (769). Обаятельные лирические пьесы. Они были срочно выгравированы и изданы. Так полагалось в почтенном ученом обществе. Еще по своему почину Бах сочинил так называемый тройной шестиголосный канон, столь замысловато задуманный, что биографы, любители идеалистических интерпретаций баховского творчества, увидели даже в этом каноне чуть ли не мистическое начало. Но, может быть, более проницательными оказались молодые друзья и почитатели Баха - они знали влечение музыканта к хитроумным затеям!
Для вступления в общество положено было заказывать портрет нового члена. Иоганн Себастьян был изображен художником Э. Г. Хаусманом с благодушно-лукавой улыбкой на приветливом лице и с нотной страницей своего мудреного канона в руках! Таким, моложавым, просветленным, хотели ученики увидеть своего наставника.
Этот портрет Хаусмана контрастирует с другим, найденным впоследствии в городе Майнце, кисти неизвестного художника. На нем изображен поистине старый Бах. На обоих портретах видны черты сходства: высокий лоб, дуги густых бровей, характерные две вертикальные складки между ними, двойной подбородок. Общее в портретах очертание лица пожилого человека. Оба портрета без декоративных фонов. Но это две разные духовные ипостаси Баха! На одном портрете - Бах, согбенный под тяжестью лет, скорбный, углубленный в себя, готовый к очередному выпаду со стороны, к любому уколу суеты. Жесткий рисунок лица, сжатые губы. Суровость в выражении глаз.
В портрете Хаусмана Бах - жизнелюбивый семьянин, общительный музыкант, капельмейстер, гораздый и на шутливые экспромты, и на сложно-ученые выдумки. Опытный портретист разрешил "загадку Баха" в ключе жизнелюбия.
Он любил семью, отдавал заботы младшим детям, Лизхен уже невеста, она растет веселой и, право, схожа со своей тезкой из "Кофейной кантаты". Спустя год, в июле 1748 года, Бах пошлет письмо в Наумбург, где не так давно испытывал орган, - письмо с аттестацией своего ученика Альтниколя. Вскоре Альтниколь станет органистом в этом городе и женится на Лизхен.
Не забывают старшие сыновья, хотя и неотвратимо обозначаются границы между духовной жизнью отца и каждого из них. Деда порадовала красиво переписанная соната Фридемана, посвященная им своему племяннику. Кто-нибудь из младших, наверное, сыграл ее на клавесине в доме кантора. Судьба пощадила отца Баха: он уже не узнает, что, не всегда радиво относящийся к своим обязанностям музик-директора в Галле, его первенец Вильгельм Фридеман выдаст за свою и исполнит в городе музыку отца. Случится, однако, так, что ее услышит, оказавшись в тот день здесь, заезжий провинциальный кантор и раскроет истину, изобличит сына господина лейпцигского, духовного композитора. Пока же у отца в папке хранятся достойные сочинения его талантливого сына-органиста, "галльского Баха".
Пришло радостное письмо из Берлина - сноха Иоганна Мария подарила Эммануелю дочь Филиппину.
VI. ЗАКАТ ПЕРЕД ВОСХОДОМ
x x x
Осталось рассказать о двух с половиной годах жизни Иоганна Себастьяна. О двух с половиной из шестидесяти пяти.
Увядание таланта? Покой старости? Трагедия одиночества непонятого художника? Нет, не увядало мастерство Баха: оно вошло в избранное им русло совершенных форм. Покоя как бездеятельности не знал старый композитор. Бах успевал исполнять должностные обязанности, сочинял музыку, наставлял учеников. Не брало власть над ним и чувство одиночества. Он знал свое место на земле, свой долг в искусстве, и не завершен был еще последний акт творения.
Великому композитору многое было известно в европейской музыке, по многого он сторонился. Дружески относясь к Адольфу Гассе и достойно ценя его, Бах так и не принял близко к сердцу итальянизированное оперное искусство саксонской столицы. Как и офранцуженное - в столице Пруссии.
Еще в поездках с кетенским князем он не мог не встречаться с чешской музыкой. Но осталось неизвестным, был ли Бах знаком, например, в последнюю пору жизни с крепнувшей мангеймской школой. С 1745 года лучшую в Германии тех лет капеллу в Мангейме возглавлял чешский композитор, скрипач и капельмейстер Ян (Иоганн) Стамиц. Новая школа отличалась любовью к певучим мелодиям, окрашенным чувством, поощряла сопоставление ярких нарастаний, спадов, контрастов в звучаниях. Развивалась форма четырехчастной симфонии. Музыка чешской школы была сродни культуре грядущей эпохи, предвестия которой уже ощущались.
...Телесные недуги вершили свое дело. Дух же сосредоточился на последнем деле жизни. Выбор задачи вызывает удивление. Кому, как не композитору - эрудированному богослову, автору "Страстей", создателю едва ли не энциклопедии духовных кантат, отдать оставшиеся силы жанрам церковной музыки? Так подобало бы его должности, возрасту, правоверным воззрениям. Но он не усложнял уже в этих жанрах своих задач.
Великий упрямец снова обратился к своей ученой форме музыки - к фуге.
После сочинения "Музыкального приношения" Бах создает монументальный цикл "Искусство фуги". В форме фуги Бах, как никто другой из композиторов, _совершенно мыслил_. Так в форме симфонии мыслили величайшие творцы музыки позднейшей эпохи.
Да, и "Музыкальное приношение", и "Искусство фуги" лишены той доли "тепла и человечности, которые раньше до краев наполняли самые углубленные и философско-обобщенные музыкальные образы" - как справедливо заметила историк В. С. Галацкая.
В "Искусстве фуги" Бах разрабатывал формы красоты или красоту формы. Выступил художник-конструктор, выявляя закономерность, гармонию прекрасного, питаемую математическим расчетом голосоведения, полифонии.
Последнее произведение Баха, изданное уже после кончины композитора, разошлось лишь в количестве тридцати экземпляров. Медные доски с гравировкой нот вскоре были отданы на переплавку. Музыканты и музицирующие любители не нуждались в подобном величественном творении... Не по силам было оценить совершенство произведения и толкователям музыки следующих поколений. Только в XIX веке слава творчества Баха объяла и этот цикл фуг.
Теоретики и композиторы стали пытливо исследовать "ученые" жанры баховского творчества. Но высказывались и слова огорчения по поводу того, что Иоганн Себастьян Бах вынужден был обстоятельствами эпохи, "сухой, жесткой и педантичной" (оценка Рихарда Вагнера), обращаться к контрапункту. Характерна своим тоном защита Баха Н. А. Римским-Корсаковым в книге "Летопись моей музыкальной жизни": "Контрапункт был поэтическим языком гениального композитора, укорять его за контрапункт было бы так же неосновательно, как укорять поэта за стих и рифму, которыми он якобы себя стесняет, вместо того чтобы употреблять свободную и непринужденную прозу".
Пройдет еще полвека, многие видные композиторы мира возвратятся к форме фуги; будут созданы циклы фуг, при этом старая форма интерпретируется в духе современного музыкального мышления.
Не подобное ли обновленное влечение к математической первооснове полифонии предвидел С. И. Танеев, крупнейший исследователь, знаток и ценитель контрапунктического письма? Своему классическому труду о "контрапункте старого письма" Танеев предпослал в качестве эпиграфа слова Леонардо да Винчи (из первого параграфа первой части "Книги о живописи"): "Никакое человеческое исследование не может почитаться истинной наукой, если оно не изложено математическими способами выражения".
Выверенные умом и фантазией Иоганна Себастьяна Баха конструкции, как духовные мосты, перебрасываемые через клубящиеся страстями два века истории европейской культуры, поразительно сблизили сознание немалого числа любителей музыки - наших современников с полифоническим музыкальным мышлением прошлого.
В цикле "Искусство фуги" (1080) четырнадцать фуг и четыре канона на одну тему.
Фуги этого вариационного цикла названы Бахом контрапунктами. Заключает произведение неоконченная тройная фуга на тему В - А - С - Н. Еще живя в Веймаре, Себастьян обратил внимание друзей на то, что слагаемое из тонов s-bemoll, la, do, si составляет начертание Ь - а - с - h. Некоторые композиторы последующих веков сочиняли контрапунктические произведения на эту тему, В - А - С - Н, в знак почитания великого имени.
Иоганн Себастьян записал свой цикл без указания инструмента, и ныне фуги исполняются на клавесине, рояле, на органе или ансамблем струнных инструментов. Исполнители пользуются некоторой свободой в выборе порядка следования контрапунктов, по-своему раскрывают логику произведения, как бы выделяя группы фуг по признакам - интонационным и ритмическим, при этом акцентируется внимание на наиболее значительных фугах этих групп.
В сравнении с "Искусством фуги" даже пьесы "Хорошо темперированного клавира", даже "Инвенции" кажутся насыщенными жизненным содержанием. Контрапункты последнего баховского цикла - торжество чисто музыкальной идеи в ее совершенном воплощении. Воспользуемся образом немецкого композитора нашего века Пауля Хиндемита, который сказал, что деятельность Баха здесь "независима от всего окружающего, как солнце от жизни, которую оно одаривает своими лучами".
Про художника, заканчивающего свой жизненный путь, принято с грустью говорить: если бы у него было еще время, сколько бы он создал! Приложима ли такая фраза к Баху? Он дал миру столько, сколько хватило бы на жизнь не одного гения. Создано целое музыкальное мироздание. И последний акт творения отдан упрочению и идеальной отделке первоопоры, начала начал созданного мира - контрапункту.
Прикасались ли руки Иоганна Себастьяна к клавесину ради исполнения фуг этого цикла? Пробовал ля уменье свое кто-нибудь из учеников старого кантора? Может быть, Иоганн Христоф Альтниколь, кантор города Наумбурга? Как жених Лизхен, он часто приезжал в Лейпциг; или юноша Готфрид Мюттель, молодой органист из Шверина, преданный своему учителю? Он не оставлял Иоганна Себастьяна в дни болезни, даже жил в это время в доме кантора. Впоследствии, с середины 50-х годов до конца 80-х XVIII века, Мюттель будет служить органистом в Риге.
Баха посещали и другие приезжие канторы и органисты. Он приободрялся, радушно встречал гостей. На прощанье иной раз дарил канон-шараду. По возвращении домой гость часами просиживал над разгадыванием замысловатого подарка. Сохранился один такой канон, написанный некоему господину Шмидту.
Музыканты посвящали достопочтенному кантору и собственные опусы. Такова, например, тетрадь клавирных произведений Георга Андреаса Зорге. Член ученого мицлеровского общества, придворный и городской органист из Лобенштейна посвятил свои пьесы "князю всех клавирных и органных исполнителей", как почтительно назвал он Баха на титульном листе тетради. И в посвящении написал: "великая музыкальная добродетель, которой обладает Ваше высокородие, украшается еще величайшей добродетелью - приветливостью и нелицемерной любовью к ближнему".
Ныне опубликованные, с тщанием собранные в разных архивах и редких изданиях документы ослабляют распространенное суждение о том, что в последние годы жизни Баха рвались "слабые нити", связывающие его с миром. Имя Баха в 40-х и 50-х годах XVIII века передавалось из уст в уста знатоками музыки, часто упоминалось в тогдашних газетах, сборниках и ученых трудах, в дневниках и письмах современников. Слава его имени пересекла границу Германии. И сам Джамбаттиста Мартини, знаменитый в целой Европе, а не только в Италии падре Мартини, теоретик и историк музыки, собиратель нотных рукописей, музыкант, композитор, педагог, основательно знакомится с некоторыми сочинениями Баха еще при жизни лешщигского кантора. В письме из Болоньи к капельмейстеру Паули он относит Баха к "первым органистам мира". Падре Мартини считает даже ненужным подтверждать это и отзывается о Бахе определенно: "он весьма известный и вызывающий восхищение не только в Германии, но и во всей нашей Италии".
Не станем преувеличивать прижизненной известности Баха за рубежами Германии, но не будем и преуменьшать его известности как музыканта на родине. Иоганн Себастьян спокойно, с равнодушием относился к молчанию. И не торопил славу.