Конечно, превращение подобного типа не осуществляется с помощью пожеланий…
Конечно, адресация к прецедентам подобного превращения обнажает несопоставимость субъектов, эти превращения осуществлявших, и субъекта, который возжелал нового 15 апреля 2008 года.
Но для нас, занятых субъектностью как таковой, небезынтересен вопрос о том, возможно ли в принципе осуществление трансформаций данного типа. То, что ничего подобного не произошло ни на IX съезде, ни сразу после этого, понятно. Но, в принципе, можно ли переделать «зайчиков» в «ежиков»? И если можно, то как?
Обсуждая это, мы, во-первых, измерим степень несоответствия нашего политического субъекта определенным задачам, а значит, просветим изнутри этот субъект рентгеном, сравним структуру и свойства этого субъекта с разного рода другими субъектами и — кто знает? — может быть, сделаем общезначимые и не сводимые к узкой коллизии выводы стратегического характера.
Мы, во-вторых, проработаем нечто, касающееся нашего будущего. А заодно (в-третьих) решим и некую теоретическую задачу, имеющую отношение к общей проблематике развития (политической проблематике, конечно, но именно общей и именно проблематике).
Переделать животное «заяц» в животное «еж» может либо эволюция, либо генная инженерия. А не само животное. Но человек-то ведь не животное… В каком смысле?
Теперь уже неопровержимо доказано (Конрадом Лоренцем и другими), что животные способны на солидарность, сострадание, взаимоподдержку и даже любовь. Так столь ли принципиально их отличие от человека?
Волк может съесть зайчика, но не может съесть камень. Человек может синтезировать пищевые продукты из неорганических материалов. Для волка граница между съедобным (зайчик) и несъедобным (камень) фатальна и непреодолима. Суть человека — в отрицании любой фатальности и в попытках перешагнуть любые границы. Человеку дано это стремление к трансцендентному и эта способность. Он платит за нее огромную цену. (Животное, например, не знает, что оно смертно, а человек — знает).
Если человек потеряет эту способность к самотрансцендентации, отделяющую его от всего остального, — ему конец. Он или превратится в «больного зверя», или потеряет живую жизнь и станет «антропокуклой» (машиной, роботом).
Компьютеры — и те уже скоро превратятся в саморазвивающиеся системы. А человек все топчется у порога… В простейшем случае — у порога своих же собственных «резервных возможностей». Топчется, побаивается и… лишь в исключительных (экстремальных, катастрофических) ситуациях кое-кто из представителей рода человеческого рискует обратиться к своим резервам. Но ведь эти резервы есть у всех!
Спору нет, дело важное. Но есть и территория этих самых резервных возможностей. Научитесь регулярно и осмысленно посещать ее — и потенциал человечества увеличится многократно. Так ведь нет — «в час по чайной ложке». Ах, мобильный телефон… Ох, интернет… Боится человек, топчется у этого самого «порога резервности».
А ведь есть и более сложные пороки! В их числе — порог самотрансцендентации.
У вас есть разного рода «заданности». Но вы личность, и вам дано преодолевать оные. Воспользуйтесь!
Вас «просчитали»… Определили эти самые заданности и «загоняют в угол»… Но если вы вышли за границы заданностей, то все просчеты — псу под хвост, и вы победили.
Человек, смирившийся со своими заданностями, — это антропос.
Человек, преодолевающий заданности, — это Человек с большой буквы. Иначе — настоящий человек. «Повесть о настоящем человеке» отнюдь не тривиальна. Маресьев преодолел заданности и вернулся в строй. Сотни столь же героически, как и он, воевавших людей, кончали свой земной век в артели для инвалидов.
«Хомо политикус» — он ведь еще и «Хомо». Если он только «Хомо политикус», тогда «пиши пропало». Тогда не пытайтесь преобразовывать «зайчиков» в «ежиков». Хотите иметь вместо «партии зайчиков» «партию ежиков» — переберите людишек… Наберите «ежиков», уберите «зайчиков», научитесь выявлять этих «зайчиков» раньше, чем они вас сдадут. А они на то и «зайчики», чтобы сдавать.
Это простейший и наиболее адекватный путь. В принципе есть и другая возможность. Сразу оговорю — предельно проблематичная и потому почти химерическая, но… Но может оказаться, что в условиях регресса классические исторические возможности (они же «революция сверху» и «революция снизу») нереализуемы по причине отсутствия истории (какая история, если регресс?). Что же касается всегда остающейся посткатастрофической возможности… Да, она всегда есть. В конце концов, когда мы говорим «1917 год» и называем его «революцией снизу», то это лишь отчасти корректно. Классической революцией снизу была Великая Французская буржуазная революция. Что же касается 1917 года, то в какой-то мере (нынешний уровень исследования не позволяет сказать, в какой именно) это было посткатастрофическое строительство чего-то нового руками страстной и дееспособной секты («партии нового типа»). Когда все остальное исчерпало себя (а все остальное исчерпало себя очень быстро), не осталось ничего, кроме такой секты. К вопросу о знаменитых фразах «власть валялась в грязи», а также «есть такая партия».
Ничего нет для меня сегодня мрачнее подобной перспективы постольку, поскольку (а) она слишком химерична (секты такой не видно), (б) она должна осуществляться на территории ядерной сверхдержавы, (в) она еще уменьшит и без того слишком малый потенциал уставшего народа (демографический в том числе, но не только), (г) она по определению должна быть сопряжена с риском мировой, то есть глобальной ядерной, войны, и так далее.
Мрачнее этой перспективы — только перспектива абсолютного конца российской истории. Да и то только потому, что — и я готов это доказывать любому читателю — такой абсолютный конец российской истории станет одновременно концом истории мировой.
И все же… Если классических исторических возможностей нет… Если пострегрессивная катастрофика в качестве возможности слишком высокоиздержечна и маловероятна… Если обнуление всех возможностей — это конец человечества… Если все это так, то почему не рассмотреть самую умозрительную, химерическую, неправдоподобную — но тем не менее не нулевую — возможность, связанную с тем, что человек может себя менять, что метафорический «зайчик» (в отличие от зайчика буквального) ТЕОРЕТИЧЕСКИ и впрямь может стать «ежиком» с помощью процедуры, которую я называю «самотрансцендентация»? Речь идет о способности человека (пока — только человека!) самому себя перепрограммировать. Причем достаточно радикальным образом. Речь идет о возможности преодолевать все заданности, все барьеры своих возможностей.
Не иронизируй, читатель… Я и сам могу посоревноваться с тобою в этой иронии.
Но, во-первых, исследование этой возможности для нас с тобой далеко не бессмысленно с общей точки зрения, безотносительно ко всяким там съездам и их участникам.
Во-вторых, если других политических возможностей «нэт» (а мы только что обсудили, почему «нэт»), то отчего бы не рассмотреть и эту? Причем тогда уже не только с общетеоретической, но и с политической точки зрения.
А в-третьих… В-третьих, мало ли куда нас с тобой выведет это рассмотрение — небессмысленное, как мы уже установили, и с теоретической, и с политической точки зрения.
Так стоит ли иронизировать «по поводу повода», породившего подобное рассмотрение?
Итак, возможность самотрансцендентации.
Один мой знакомый помогал мне и моей организации вести диалог с представителями международной элиты. Когда я обрушил на него свои возмущенные сетования по поводу очевидно «зайчиковых» свойств этих представителей, он мне ответил: «Я не готов заниматься переделыванием пятидесятилетнего матерого элитария, прошедшего сложнейший жизненный путь».
Я, возражая этому своему знакомому, напомнил о превращении Савла в Павла. Знакомый мгновенно отреагировал: «Вот-вот! Пусть это делают те инстанции, которые задействованы в Вашем примере. А я, извиняюсь, только человек».
Он был, конечно, прав. Но не до конца. Ибо между его констатацией принципиальной невозможности переделывания личностей и социальных систем и превращением Савла в Павла есть нечто и фундаментальное, и собственно человеческое.
Внутри этого «нечто» человек способен на рукотворное чудо.
Неудачник превращается в победителя, раб — в борца, трус — в героя, растерянная толпа — в армию-освободительницу. Это и называется «перейти из царства необходимости в царство свободы».
Внутри каждого человека есть оба этих царства. И он сам может перейти из одного в другое. А раз что-то может человек, то может и человечество. Это «может» и увлекло за собой Россию в 1917 году.
«Может» ли? А если не «может», то какой смысл говорить о свободе воли?
Есть точка зрения, согласно которой кто-то «может», а кто-то нет. Мол, люди антропологически, онтологически, даже метафизически неравны друг другу. Причем ФУНДАМЕНТАЛЬНО неравны. Есть звероподобные антропосы (гилики). Есть антропосы чуть более сложные (психики). А есть подлинные люди (пневматики).
Эта точка зрения никак не сводится к гностической ереси. Она древнее канонического гностицизма и гораздо разнообразнее. Говорить об истоках тут весьма трудно. След тянется в глубочайшую древность. Есть потаенное подполье, хранящее этот «черный огонь». И время от времени огонь вырывается на поверхность.
Последний раз он вырвался в 1933 году. Речь шла буквально об этом самом фундаментальном неравенстве. Никак не сводимом к расовому. Орденский фашизм был намного сложнее. «Это» удалось изгнать и «опечатать» с помощью советского воинства и советской альтернативной проектности.
Потом спасителя приравняли к погубителю. И «исключили из истории». А затем встал вопрос о «конце истории». И «это» — в новом обличье — стало заигрывать с потерявшим память и погруженным в сладкий кайф человечеством. На сей раз «это» стало называть себя «глобализацией».
Глобализация… «Зайчикам», преобразующимся в «ежиков», нужно было обнаружить в себе амбиции (державные и прочие разные) и отнестись к данному непростому феномену.
Один из участников дискуссии на форуме «Стратегия 2020» заявил: «Спорить с глобализацией все равно, что спорить с законами всемирного тяготения. Глобализация объективна. Она является неснимаемым контекстом для всех… В глобализации нет никакой благости. Кто-то прорвется в высшие лиги, а перед кем-то двери закроются навсегда. И именно навсегда. При этом кого-то не просто оставят за дверью… А жестко отрегулируют». Оставят за дверью… Н-да… А если у них амбиции?
Амбиции… Секция форума «Стратегия 2020», в работе которой я участвовал, называлась «Глобальный мир: АМБИЦИИ суверенной России».
Так в чем амбиции? Один участник обсуждения подобным образом проблематизирует амбиции суверенной России, описывая содержание глобализации как контекст подобных амбиций. А другой — не без внутреннего трагизма возражает ему: «Я не хочу самоопределяться в рамках такого контекста! Я не хочу жить в мире, где ЭТО будет происходить!»
Его оппонент, предъявивший контекст, в рамках которого, по его мнению, только и можно самоопределяться, улыбнулся в ответ на апелляцию к «не хочу». Если «это», названное глобализацией, объективно, то кого интересует твое «не хочу»?
История, однако, свидетельствует в пользу «не хочу». В Древнем Риме нашлась одна амбициозная группа, сказавшая «так я жить не хочу». Христиане называлась. Потом эта группа — и «грохнула» Древний Рим, и одновременно парадоксальным образом спасла его, предложив человечеству другой мировой проект. А разве большевики не сделали то же самое?
Человек и фатум (он же «необходимость»)… Не в пространстве ли между этими двумя противоположностями размещена вообще проблема «амбиций» (она же «из зайчиков — в ежиков», и так далее)? И как, не обсудив проблему амбиций вообще, обсуждать амбиции России?
Предположим, что глобализация — объективная необходимость… Но несовместимая с жизнью России. В чем тогда амбиции России? Согласитесь, вопрос не лишен актуальности! Ответ же на него очень зависит от того, каков в принципе статус амбиций как таковых. Как они соотносятся с необходимостью?
В той мере, в какой человек не антропос только, а Человек, он никогда не капитулирует НИ ПЕРЕД КАКОЙ НЕОБХОДИМОСТЬЮ. Не в этом ли глубинный смысл гегелевской фразы, повторенной Марксом: «Свобода есть познанная необходимость»?
Из сути творчества Маркса ясно, что смысл отнюдь не в том, что, мол, «познали и успокоились». Нет, познали — и преодолели необходимость. Победили ее. В каком-то смысле — изгнали… В каком смысле? Тут опять надо размышлять об амбициях. Хочу обратить внимание читателя на нетривиальное утверждение, к которому мы еще не раз будем обращаться, «Философы лишь различными способами объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы его изменить». Стоит соотнести эту нетривиальность с утверждением о «познанной необходимости», которая вдруг оказывается свободой. А также с односмысленным к этому «из царства необходимости в царство свободы»…
Нет, не признает Человек никакого рока, в том числе и рока необходимости (то бишь этих самых «объективных законов»). Да, он будет эти законы познавать. Но лишь для того, чтобы преодолевать.