Источники вибраций, они же актив перестройки, слишком долго жили двойной, подпольной, жизнью. Они уже не могут жить иначе. Они впитали в себя определенные стереотипы подпольного поведения и воспроизводят их уже автоматически, полубессознательно. Вчера они знали, что ненавидят Ленина, но отрекомендовывались верными ленинцами. Сегодня они знают, что Струве к ним никакого отношения не имеет, но отрекомендовываться будут, апеллируя к Струве. Держать в руках некое знамя и ненавидеть его… Не в этом ли общий корень всех исследуемых мною вибраций?
Вибрация № 15 — патент на любовь к народу. Патент выписывают себе сами перестройщики. Александр Сергеевич Ципко сам наделяет себя правом судить, кто любит русский народ, а кто нет. При этом он, конечно же, любит. А его оппонент, конечно же, не любит. Доказательства, опять же, не нужны и даже вредны.
Предположим, кто-то сказал, что «Россия — сука». Если этот «кто-то» свой, если он «нравится» и, соответственно, не «сволочь» (тут нужно добавлять дату: «нравится–2008», «сволочь–2008» и так далее), то он это сказал от избытка любви к России. От боли за нее. А также по причине своей бескомпромиссности, своего гордого нонконформизма, своей прямоты, готовности говорить правду-матку и так далее.
Ципко, например, фактически говорит, что русский народ — это вор, который все разграбил и в 1917, и в 1991 году. Но он это делает от любви к русскому народу. А также по причине наличия в нем, Ципко, других вышеуказанных благородных качеств.
В конечном итоге оказывается, что каждый, кто восхваляет русский народ (приписывает ему, знаете ли, какую-то там жертвенность, мессианство), его ненавидит. А каждый, кто народ хлещет по щекам, называя «шариковым» или вором, его любит. Так сказать, выражает свое нутряное чувство страдания по поводу недостатков любимой страны.
В итоге, конечно, окажется, что больше всех русский народ любит Новодворская. Но, во-первых, если нечто, неудобное для перестройщика, вдруг «окажется», то перестройщик этого не заметит. Или назовет казуистикой. А во-вторых, мало ли что когда «окажется»? А ну как для Ципко-2009 Новодворская станет идеалом? Или, наоборот, какой-нибудь ультрапатриот? В 2009 году узнаем…
Но, может быть, я что-то приписываю Ципко?
Может быть, он не говорил о шарлатанах и людях без совести?
Не говорил о некоем «сообществе» (в котором я, по его мнению, занимаю важное место) как о людях, собирающихся бросать русский народ в очередную мясорубку?
Может быть, это я поминал всуе предков Ципко, а не он моих?
Увы, я-то как раз оперирую конкретными высказываниями, а не произвольными ассоциациями. И я не просто оперирую этими высказываниями. Я хочу добраться до чего-то крупного, что маячит за ними. И лишь потому продолжаю скрупулезно анализировать.
Мне нужен не Ципко. Мне нужна феноменология и логика перестройки (-1, -2, -3 и так далее). Это не формальная, не диалектическая, не парадоксальная, а иная логика. Но это логика. И важно понять, какая. В этой логике (читайте Ципко о Красном проекте) если я рассуждаю о Красном проекте, то явным образом хочу запихнуть русский народ в кровавую мясорубку, завершая (Ципко и до этого договорился) дело своих предков. О предках чуть позже. А пока — об этой самой народофобческой мясорубке.
Коммунистическая партия Китая, которая осуществляет мобилизационный проект (ни один сумасшедший сегодня не будет лишать мобилизационный проект рыночной периферии — глобализация не позволит), тоже народофобствует и крутит эту самую мясорубку?
А все остальные (некоммунистические) мировые авторитарные модернизации — это тоже свидетельство нелюбви лидеров и политических систем к своим народам? Южнокорейские лидеры свой народ не любили, сингапурские — свой народ не любили… Наполеон французов не любил. То, что Петр I не любил русских, понятно… Но Линкольн не любил южан, а значит, и народ американский… В итоге выяснится, что свой народ любит только Ципко. А также те, кто ему нравится. А кто ему нравится — поди угадай. Ему сегодня нравятся одни, а завтра другие.
Скажут: улавливайте так же чутко тенденцию. А если я не работал в ЦК КПСС, то что мне делать? Еще мои друзья по ЦК КПСС (отличные люди, широкие, культурные, ироничные) говорили мне, что не надо ругать «цекизм» вообще, что есть «цекизм» и «ципкизм». И что «ципкизм» — это отдельная разновидность «цекизма». Я не верил. А после такого неслучайного шедевра начинаю верить. Но все равно приобщиться уже не могу — поздно. Надо только ждать, когда кому не понравлюсь, и заранее посыпать голову пеплом.
Вину за перестроечный смрад возложили на интеллигенцию. Не хочу сказать, что она была абсолютно безвинна. Она, конечно, соучаствовала в уничтожении народа и самой себя. Но… но при чем тут интеллигенция? А также интеллигентность? Интеллигентность — это совокупность очень важных и ценных человеческих качеств. При этом одно из таких качеств, безусловно, скромность. Я не хочу сказать, что интеллигентность — это высший идеал и средоточие всех достоинств. Но это… Это опять же Чехов… Чехов интеллигентен. А Достоевский нет.
Написать в статье, что Проханов не патриот, а ты патриот, интеллигентно? Перестройка не интеллигентна — она антиинтеллигентна. И, может быть, вся ее суть в этой глубочайшей антиинтеллигентности.
Перестройка — это война с любым и всяческим тактом, скромностью, чувством меры, внутренней сдержанностью. Перестройка — это апофеоз бесцеремонности. Ведь в принципе, казалось бы, есть предел этой самой бесцеремонности, через который никакой вменяемый человек (да и никакой вменяемый печатный орган) не может перешагнуть. Ну, не стану я говорить о семье Ципко. Пусть Ципко говорит, а я не стану. Я о семье Ципко говорить не буду, он о моей — будет. Причем бессмысленно, безграмотно, предельно некомпетентно. Так, что возникает странное чувство… А может, это и не Ципко говорит, а кто-то еще? Может, это кому-то другому неймется?
Ведь неймется же! Ох, как неймется!
Впрочем, о том, как именно неймется, — позже. Я, может, и Ципко-то занялся для того, чтобы перебросить мост к этой теме. А пока — об этой самой бесцеремонности и безграмотности, за которой маячит нечто другое. Если бы не маячило — слова не сказал бы.
Ципко, упражняясь в перестроечной логике, говорит, что Егор Гайдар, как «необольшевик», продолжил большевистское дело своей семьи. И что ваш покорный слуга поступает таким же образом.
Во-первых, я не вижу ничего плохого в том, чтобы продолжать дело своей семьи, своего рода. Почему это чудовищный большевистский (или азиатский) атавизм? Это то свойство британской, например, аристократии, которым я восхищаюсь. И не только британской. И не только аристократии. Буржуазные семьи тоже на этом становились атлантами, держащими на своих руках великие государства. Враги советского общества говорили о том, что пролетариат лишен семейной традиции и потому он хам. Так что, теперь оказывается, что морально быть хамом?
Кроме того, пролетариат никогда не был лишен семейной традиции. Я не поклонник Кочетова (то есть совсем не поклонник, нельзя быть одновременно поклонником Томаса Манна и Кочетова). Но то, что он описал в «Семье Журбиных», очень близко к тому, что я наблюдал в семьях высококвалифицированных питерских рабочих. Между прочим, это и называлось «рабочие династии». И они были.
В доиндустриальном обществе (аграрном, например) род — это все. И семья — это высшая ценность. Если мне что-то и понравилось в Гайдаре, так это то, что он не стал говорить, что его дед сволочь, не стал открещиваться от семейной традиции. В этом он повел себя как человек, а не как падаль. Как человек, а не как падаль повел себя Серго Берия, написав о своем отце. А как падаль повел себя герой фильма «Покаяние», выкинув отца из могилы.
Были люди, которые вступали на путь конфронтации со своими семьями. Но это мучительный путь для людей, не лишенных идеального. И обычно на этот путь становились очень последовательно революционные люди. Те, кого ненавидит Ципко. Они-то как раз рвали с семьями, но ради высшего идеала. И, разрывая (причем мучительно) семейные узы, никогда не переходили грань, за которой человек превращается в падаль. А где находится эта грань, указал Шекспир устами тени отца Гамлете. Тени, дающей уроки сыну.
Двадцать лет активных занятий политикой научили меня улавливать нечто недоартикулированное: невнятное, но существенное. К разряду таких «невнятных существенностей» относятся появляющиеся время от времени странные, не лишенные адресности истерики. Они отличаются от всех собственно перестроечных вибраций.
Чем отличаются? Это трудно сформулировать. Тем, что более невнятны и одновременно как бы более основательны. В общем, отличаются, и все. Источник (или источники) этих странных истерик мне почему-то хочется назвать «бэкграундом перестройки». Не собственно перестройкой (-1, -2, -3 и так далее), а именно бэкграундом. У истерик, о которых я говорю, есть что-то наподобие внутренней структуры. Они построены по бихевиористскому принципу «импульс — реакция».
Импульсом всегда является очередное обсуждение Красного проекта… Чаще всего такое обсуждение производится на страницах газеты «Завтра». Я могу участвовать в этом обсуждении или нет. Но если оно идет, то рано или поздно обсуждающий выходит на некий метафизический уровень… Ну, Богданов и его «Тектология», богостроительство, Федоров, Вернадский… И так далее.
И вот тогда — ответная реакция… Обличительные сюжеты о «мерзких опытах Богданова по скрещиванию людей и обезьян»… А также прочая чушь. Но не она одна. Более или менее явно затрагиваются те самые «дела семейные», на которые намекает Ципко.
Идя по ложному следу, Ципко, наверное, считает, что моя семья имеет некое сходство с семьей Гайдара. Но это не так. Кстати, если бы это было так, то элитная субстанция, которую я называю «бэкграундом перестройки», никогда бы к теме моей семьи не обращалась. Но она обращается. И эти обращения становятся чем-то вроде симптома. Может быть, когда-нибудь я объяснюсь на эту тему подробнее. А сейчас скажу буквально несколько слов, поскольку это очевидным образом перестает носить частный характер. Право, не хочется говорить, но приходится.
Ну, так вот. Если бы Ципко основательно ознакомился с биографиями моих предков, то с ним могло бы случиться какое-нибудь психическое несчастье. Поэтому я, заботясь о нем, говорю вкратце. «Дело моих предков» отнюдь не противоречит западной традиции в том виде, в каком ее восхваляет Ципко. Когда мой предок по поручению Ивана Грозного исполнял миссию в Англии и хотел добиться династийной связи между царем Иваном Васильевичем и английским королевским семейством, то вряд ли это было антизападным поступком, не так ли? И вряд ли это можно назвать свидетельством генетической склонности к большевизму (необольшевизму и так далее)?
Значит, Ципко имеет в виду что-то другое.
Что именно? И Ципко ли это нечто имеет в виду? Или же за ним стоит кто-то другой, разбирающийся (или считающий, что разбирается) в биографических нюансах, семейных историях — то есть в чем-то, недоступном пониманию самого Ципко?
Гипотеза № 1 — за этим что-то стоит.
Гипотеза № 2 — за этим ничего не стоит, кроме специфики нервной организации А.С. Ципко вообще и его антикоммунистических заморочек в частности. При том, что антикоммунистические заморочки Ципко вполне тривиальны: за «красным проектом» должны стоять семьи каких-то инородцев. Желательно еврейских, но на худой конец сойдут и кавказские.
Наиболее высоковероятна гипотеза № 2. Но она абсолютно неинтересна. Интересна же только гипотеза № 1.
В доказательство этой гипотезы я попытаюсь привести ряд утверждений, иллюстрируя тем самым все тот же логоаналитический метод. Особо подчеркну, что не только каждое из этих утверждений свидетельствует в пользу гипотезы № 1, но и система утверждений свидетельствует, опять же, в пользу именно этой маловероятной гипотезы.
Первое утверждение — Ципко САМ, по своей собственной воле, вполне может атаковать меня. Ему это чуть-чуть не с руки. Но он искренне ненавидит «красный проект» и его носителей. Я никогда не скрывал своего обратного отношения к этому проекту. Никаких особых человеческих связей между нами нет. Конечно, ссориться с кем-либо люди, имеющие номенклатурный опыт, не любят. Но сердцу не прикажешь. Короче, в моем случае — 50 на 50. А вот в случае с Третьяковым, которого Ципко атаковал как ревнителя «красного проекта», — все иначе. Третьяков не ревнитель «красного проекта», а консерватор с имперско-ностальгийными обертонами. Ципко — такой же консерватор. А главное, Третьякова и Ципко по жизни связывает очень многое. Такие связи номенклатурщики типа Ципко никогда не рвут без прямой директивы. Значит, уже первого утверждения достаточно для того, чтобы сделать выбор в пользу гипотезы № 1 («за этим что-то стоит»). Те же, кто подвергнет сомнению мой подход и скажет, что всяко бывает, пусть знают, что законы номенклатурного поведения столь же жесткие, сколь и законы Ньютона. И что нет логоаналитики без учета подобных социальных закономерностей. Пусть они знают также, что я уверен на 100 % в своем первом утверждении и имею для этого всяческие основания, не только логоаналитические.
А значит, стоит разбираться в вопросе о Ципко! Если мы хотим хотя бы догадываться, кто за этим стоит, то стоит. А разбираться в этом надо, повторяю, руководствуясь уже нащупанными логоаналитическими принципами. Согласно которым если кто-то сказал что-то несуразное, то это никоим образом нельзя с порога отбрасывать, пожимая плечами. Надо выявлять тип, формат, генезис несуразности. Понимая, что подчас логоаналитика несуразностей может выявить нечто, не выявляемое никакими другими способами.
Второе утверждение — ничего в плане «красного проекта» из моей армянской ветви наскрести невозможно. Разве что «инкриминировать» родство с поэтессой Шушаник Кургинян, которая дружила с художником Мартиросом Сарьяном, сын которого был близким другом моего отца. Но из всей этой гуманитарно-богемной конфигурации «красный маузер» никак не высовывается… Ну, никак!
Третье утверждение — кто-то, маячащий за Ципко (см. первое утверждение), тем не менее хочет нащупать в моей родословной некую конфигурацию, из которой высунется «красный маузер». И даже считает, что он имеет к этому какие-то основания.
Четвертое утверждение — если из отцовской ветви отжать ничего нельзя, то надо отжимать из материнской.
Пятое утверждение — если за действиями Ципко кто-то маячит (еще раз — см. первое утверждение), то этот «кто-то» страшно не любит «красный проект». И почему-то боится возможности его воскрешения. При этом данный «кто-то» понимает в «красном проекте» побольше, чем Ципко.
Шестое утверждение — не может быть в Российской Федерации сразу много «кто-то», так относящихся к «красному проекту» и располагающих возможностями организовывать серьезные информационные атаки на «красный проект». У Оккама это называется «не умножай сущности». Не будем их умножать и потому констатируем, что достаточно мощная сущность с подобными намерениями в России одна. Она может быть чуть-чуть диффузна, дисперсна. Но она одна. И все крупные информационные атаки на «красный проект» организованы ею.
Седьмое утверждение — самая крупная информационная атака на «красный проект» была организована каналом РТР. В ходе этой атаки (а точнее, атак) наносились точечные удары по всем нетривиальным компонентам «красного проекта». На это были затрачены деньги и усилия. Ничто подобное не может осуществляться в сегодняшней России без прямых или косвенных директив. И в конце концов, РТР — не «Российская газета», где выступал Ципко, и тем более не «Литературная газета». «Российская газета» — мелкий официоз, «Литературная газета» — почти не официоз. РТР — это крупный официоз. Крупный и специфический.
Восьмое утверждение — точки, по которым канал РТР наносил удар (удары), были выбраны неслучайным образом. Неслучайным, но странным. С одной стороны, РТР бил по точкам, действительно связанным с «красным проектом». По личности А.Богданова, его богостроительским идеям к так далее. С другой стороны, к данной теме был подверстан не только Л.Троцкий, чья причастность к красной проектной метафизике крайне сомнительна, но формально возможна. Кроме того, Троцкий позволяет разрабатывать расхожую и очень лакомую «еврейскую тему» (Шифф, Варбург и так далее). Но вот сквозь «богдановщину» (к которой логично приплести Горького и Луначарского, но не приплетают) и троцкизм (никогда не было близости Богданова и Троцкого) вдруг начинает просвечивать нечто знакомое — бритый наголо генерал царской армии. Это Бонч-Бруевич, причем не тот, который с Лениным, а его брат, обеспечивший большевикам на начальном послереволюционном этапе поддержку военной разведки царской армии.
Какое отношение Бонч-Бруевич имеет к «красному проекту», непонятно вообще. Если речь о том, что он перешел на сторону красных, так ведь много кто перешел — генерал Брусилов, «красный граф» Игнатьев… До утра перечислять можно.
Значит, он выделен на каких-то особых основаниях. На каких? Он был близок к Троцкому? Кто из высших военных, перешедших на сторону Красной армии, мог не быть близок к Троцкому, если Троцкий возглавлял Красную армию?
Девятое утверждение — значит, этот Бонч-Бруевич, как лыко в строку, вплетен на иных, особых, параполитических основаниях. Для того, чтобы выявить эти основания, мало Троцкого с Шиффом и Варбургом в придачу. Неявному элитному субъекту нужен другой след. След подлинно элитный. То есть тянущийся в сторону русской аристократии с ее параполитическими завязками.