Это — первое.
Второе — раньше думать надо было… «Побегала ты, голубушка Россия, 70 лет под красным знаменем, восклицая: «Под знаменем Маркса—Ленина, под руководством Коммунистической партии — вперед к победе коммунизма!»»… Выяснила через 70 лет, что поклонялась черте кому… Тогда еще 70 лет постой-ка в уголке и поисправляйся… Кайся за дурь, тебе будут нравоучения читать и учить уму-разуму. А поскольку 70-ти лет на исправление нет, то умри — прими наказание за грех свой, дурь свою и так далее». Вот так примерно смотрят на русских, когда они пытаются отречься от Маркса и «коммунистического греха».
Ну, а теперь третье. Маркс русофобом не был. Повторяю — если бы он был русофобом и тайным каннибалом, это ничего бы не изменило в его вкладе в развитие человечества. Но он не был ни русофобом, ни каннибалом. Сказки о русофобии Маркса должны не только дискредитировать то, что не потеряло для России исторической актуальности, не только породить у нации стыд за свою историческую глупость и неразборчивость… Они, сказки эти провокационные, должны скрыть один из самых загадочных интеллектуально-политических сюжетов XIX века. Имя этого сюжета — зачарованность Маркса Россией, и именно Россией.
Зачарованность — третье состояние души. Это не любовь. И это не ненависть. Маркс — не Шубарт, любящий Россию, и не Энгельс, ненавидящий оную. У Маркса… Стоп! У какого Маркса? Маркса-обывателя? Маркса-политика? Маркса-журналиста? Маркса — наймита тайных сил? Маркса — разведчика, планирующего спецоперации? Мало ли сколько еще можно выявить — и напридумывать — Марксов? Неужели все эти фантомы (и неотменяемые реальные ипостаси) надо анализировать, испытывать, принимать или отвергать, описывать?! А зачем?
Кому это интересно? Если Маркс, завершив день философа, переодевался и начинал действовать как агент 007 или Збигнев Бжезинский, то заслуживает ли подобное нашего интереса? Понятно, почему это интересно для биографа, историка, сценариста. Но нас-то все это может интересовать только в одном случае, если данные обстоятельства оказывают давление на философию Маркса, искажают его интеллектуальные построения, превращают концепт из самоцели в средство ведения разного рода игр.
Все это невозможно, если Маркс — гений. Гений так играть не способен. Захочет так сыграть — и не сможет. Для такой игры нужен блистательно холодный и творчески стерильный ремесленник.
Гению — закажи что угодно, а он в итоге напишет только то, что будет рваться наружу из его творческого вулкана.
Что анализируют господа и товарищи, запоздало обнаруживающие омерзительную (или восхитительную) русофобию Маркса? Философскую концепцию, принадлежащую XXI веку, или причуды, заморочки, бытовые синдромы некоего бородатого еврея, имеющие исторически и психологически обусловленное частное содержание? Зачем умные люди путают одно с другим?
Зачем это делают пошляки — ясно. Пошляк смакует человеческие недостатки гения: «Вот ведь — и он как я!».
Зачем тем же самым занимаются провокаторы — тоже понятно. Им и их хозяевам все еще страшно от мысли, что Россия может вернуться к Марксу, переосмыслить его.
Но почему… почему цэкисты топчут большевизм, христиане — церковь, христианские философы — христианскую философию, левые неосоветские обществоведы — Маркса и все вместе — себя и свою страну? В общем-то понятно, почему. Не было бы от этого понимания так тошно — можно было бы сказать, что концепция превращения под влиянием Танатоса блистательно подтверждается.
Запоздалые марксоеды, успокойтесь! Маркс сам дал на себя признательные показания. Мол, человек и ничто человеческое не чуждо. Вот-вот, подхватываете вы, не чуждо… И вот это ему не чуждо! И это!
Ему или его философии? Человек может быть не чужд тех или иных фобий. А также изжоги и кариеса. А гений и фобийность — две вещи несовместные. Когда приходит гений и водит рукой философа — его фобии оказываются изгнаны. Только вот роль экзорциста исполняет не монах, а творческий гений.
Фобии берут реванш тогда, когда заурядность торжествует над гениальностью. А она часто торжествует. «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон»… Гений отличается от других людей не тем, что в нем нет заурядности, а тем, что в нем есть нечто, кроме заурядности. Смакование проявлений заурядности у гения есть абсолютно точный симптом обыкновенности самого смакующего. Что (сверьтесь с классиками) и есть не что иное, как «дух пошлости». Даже не сама пошлость, а ее дух.
Тем, кто, как говорят на уголовном сленге, «фильтрует базар» и тычет пальцем в проявления человеческой заурядности у того или иного гения, однажды — раз и навсегда — Пушкиным была дана убийственная отповедь: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе».
Предположим, что у Шекспира-человека есть фобия. Или Шекспиру-разведчику заказали дискредитацию… Ну, например, рода Йорков, к которому принадлежал король Ричард III. Что происходит дальше?
Шекспир берет перо и… И приходит к человеку его творческий гений… Рождается трагедия «Ричард III». Ричард III у Шекспира — это «антийоркизм», политическая фобия? Может быть, так хотел заказчик или сам автор. До тех пор, пока его не потребовал «к священной жертве Аполлон». А потом Аполлон потребовал. Священная жертва была принесена. И вот уже пять столетий все плачут, ужасаются, восхищаются демоническим горбуном. Нет ни Алой, ни Белой Розы… Все забыли, кто такие Ланкастеры или Йорки… Помнят их, поскольку они есть у Шекспира.
Говорят, что Шекспир баловался разведкой. Конспирологи (Ларуш и другие) тут же подхватывают: «И Маркс тоже». Сомневаюсь… Но предположим, что так… И что? Трагедии Шекспира — это спецоперации? Масонские происки? Это дарованная нам правда о человеке.
То же самое — с Марксом. Оказывается, он был ничтожеством, завербованным британскими разведчиками, которые…
Что ж, приходится играть и в эту игру, ибо крыша поехала у слишком многих и… Люди, вы понимаете, что такое вербовка? Вам, шипящим на эту тему, ведомы ее правила?
Если разведка (британская или любая другая) завербовала гения, то одно из двух.
Либо она использует этого гения не по назначению и забивает компьютером гвозди, либо…
Либо не она использует гения, а он ее. Если бы господин Ларуш был не только конспирологом, но и разведчиком, то он бы знал, что запрет на вербовку гениев носит неотменяемый характер именно по этой причине.
Рассмотрим в качестве яркой иллюстрации миф о Ленине как немецком шпионе.
Пока подобным балуется заурядный работник аппарата А.Ф. Керенского, отрабатывающий «активку» с тем, чтобы скомпрометировать в 1917 году Ленина в глазах озлобленной «низовки», курьеза не возникает. А работника можно даже наградить за проявленное им абсолютно правомочное рвение. Но когда из этого собираются соорудить (и сооружают) чуть ли не интеллектуальную субкультуру, то это… Это очень смешно.
Во-первых, даже достаточно профессиональных фальшивок на эту тему соорудить не сумели.
Во-вторых, если какой-нибудь немецкий спецслужбист подобное учинил, то он нарушил все правила, все инструкции, которые гласят: «Не вербуй кидалу». Вербовать можно и должно того, на кого по каким-то причинам можно положиться. Остальных следует ситуационно использовать по договоренности или без оной (втемную).
В-третьих, обычный кидала обычным образом и кинет. А гений (политический гений — в случае Ленина) кинет так, что мало никому не покажется. Ленин эту самую Германию истоптал, как никто другой. И этого не могут не понимать даже самые замшелые конспирологи. Тогда заводится разговор о том, что Ленин — не немецкий, а британский шпион и… Становится грустно, смешно и стыдно… «А у алжирского дея под носом шишка»…
Проведем мысленный эксперимент и представим себе, что Эйнштейна, пока он работал в патентном бюро, кто-то завербовал с целью кражи патентов. Ну и что? По максимуму, этот кто-то постарается в дальнейшем красть эйнштейновские расчеты. Это если Эйнштейна засекретили. Но вряд ли даже самый остромаразматический «криптолог» заявит, что Эйнштейн написал E = mc2 под диктовку резидента иностранной разведки.
С Эйнштейном этот номер не проходит, не правда ли? Но с Марксом-то почему проходит? Потому что «бобок-с»?
Маркса могут использовать не по назначению — как журналиста или «подрывного политика».
К нему могут прийти и сказать: «Вы передовой теоретик! Посоветуйте британскому руководству, как с позиций вашей теории надо играть против России». Но ему не могут заказать теорию с русофобскими целями. Заказать теорию можно продажной посредственности. Причем точно зная, что исполненное будет абсолютным барахлом.
Если британская разведка завербовала Маркса, то она сошла с ума и оказалась жестоко наказана. Ибо, совершив этот шаг, она вся и навсегда оказалась завербована Марксом, стала «плясать под его дуду» и… Развалила свою империю.
Прочтение Маркса с выискиванием фобийных деталей унизительно для читающего. Так могут читать работники общепита, желающие иметь… «ну, как там, эта… национальную идентичность». Или уголовники, которые, не понимая содержания разговора, выхватывают из него отдельные слова: «Вона куда этот козел клонит!» Это-то как раз и называется «фильтровать базар». Общественная мысль постепенно заражается криминальным вирусом и вирусом регрессивной закомплексованности. Философы Отечества моего, опомнитесь! С кем поведешься, от того и наберешься. Помните Чацкого: «Из огня тот выйдет невредим, кто с вами день пробыть успеет, подышит воздухом одним, и в нем рассудок уцелеет». Желая врачевать Россию, давайте начнем с себя.
Бытовые фобии Маркса должны интересовать нас не больше, чем, например, состояние его зубной эмали. Служебные высказывания «нефилософских Марксов», о которых я связал выше, ничуть не более интересны.
Интересно только философское содержание Марксовой критики России и некий экзистенциал Маркса, который неотрывен от гения. То есть эта самая «зачарованность», значащая еще больше, чем непосредственно философское содержание.
И давайте все же договоримся, что Волга впадает в Каспийское море, а Маркс — не Шубарт и не Энгельс. Россия рассматривается Марксом (а) как источник странной революционности и (б) как Российская империя. Российскую империю он по определению любить не может. Для этого не надо быть русофобом или агентом британской разведки. Надо быть революционером и человеком своего времени. А также мыслителем, одержимым «страстью по Историческому».
Страсть эта может быть страстью гения или страстью идиота. Для идиота Историческое всегда право и всегда является благом. Это-то и называется «прогрессизм». Маркс относится к Историческому совсем не так. Он влюблен в историю — трагической и зрячей любовью. И поверяет историей все на свете. Народы в том числе.
А вы? Вы их вообще ничем не поверяете? Для вас они все равны-равнехоньки и замечательны по определению? А любая другая позиция — это расизм, ксенофобия, союз с Розенбергом и Гиммлером? Извините — в этом случае вы уже дозрели до того, чтобы стать функционером Организации Объединенных Наций. Вам осталось признать концепцию устойчивого развития — и перестать философией заниматься. Тут ведь или — или… Или ООН и устойчивое развитие, или философия.
Маркс убежден не в спасительности прогресса, а в спасительности Истории, которая должна завершить свою амбивалентную — слышите, не благую, а амбивалентную — миссию. Она должна накопить благо и зло. И когда ему говорят: «Вот ведь как она зло накапливает», — он отвечает: «Не хуже вас это вижу, но назад пути нет и не может быть».
Маркс — и это в нем важнее всего — не только изучает историю или поклоняется ей. Он ее делает! Он обнаружил, где накапливается историческая лава, и с этой лавой «работает». Он формирует для этой лавы полость (освобождение через коммунистическую революцию), создает канал. Он не историк, он Вестник, то есть Пророк. Светский пророк, разумеется, носитель исторической новизны. Он субъект для субстанции, дух для души, смысл для времени, жених для невесты. Поппер ненавидит Маркса и восхищается им именно по этой причине.
Если бы Огонь не загорелся и не объял собой все человечество и весь XX век, Маркс был бы амбициозным сектантом со смехотворными претензиями. Очередным гуру, окруженным малочисленными сюсюкающими поклонниками. Но Огонь-то ведь загорелся! Ох, как он загорелся! А раз он загорелся, то взятая на себя историческая роль Марксом была, согласитесь, выполнена. И потому его можно назвать Пророком в строгом и единственно возможном смысле слова. Кто светский Пророк Нового времени? Коллективный гений энциклопедистов? Ведь не Руссо же? Марат — это Ленин Нового времени. Наполеон — Сталин Нового времени. А Маркса (поименованного пророка) у Нового времени нет. Пророк Нового времени — не личность, а коллектив (энциклопедисты). Пророк Новейшего времени — личность (Маркс). И это пусть и не артикулируют, но очень многие понимают.
И что же? Мы ждем мелочных ООНовских добродетелей от пророка, влюбленного в Историю и считающего себя мессией, открывателем последней страницы, эсхатологическим вестником?
Мы хотим, чтобы такой Пророк относился к племенам Амазонки так же, как к народам Европы? Но для того, чтобы к ним так относиться, надо ненавидеть историю. Маркс видит, что человечество развивается неравномерно. Что где-то уже капитализм, где-то феодализм, где-то племенная архаика. А кто в последней трети XIX века этого не видел? Только слепой!
Как относиться к отсталым племенам и народам? К странам, явно находящимся на феодальном или даже предфеодальном этапе исторического развития?
Как должны к ним относиться люди, верящие в прогресс, понятно. Для таких людей отсталые племена и народы — это бедолаги, обделенные единственным благом, коим как раз и является этот самый прогресс. Они «почти как люди».
Как к подобным отсталым племенам и народам должны относиться антипрогрессисты, тоже понятно. Для них отсталые племена и народы — источник неповрежденности, незараженности злом, подлинно природные люди.
Но Маркс — не прогрессист и не апологет возврата к природе. Относиться к проблеме отсталых народов индифферентно он не может. Решать ее он может и должен. Вот-вот разгорится полемика по вопросу о том, что важнее — класс или народ (нация). Быть тут в роли догоняющего Маркс никоим образом не желает. Он ведь еще и политик. А для политика догонять — значит проигрывать.
Марксу и политически, и философски важно разобраться в соотношении между национальным (историко-культурным) и классовым: «Национальное в ущерб социальному? Социальное в ущерб национальному? Гармония национального и социального? В чем решение?»