Закурив, Егор смотрит в сторону противника. Впереди слегка всхолмленная местность, припудренная легкий снежком. В утренних лучах солнца искрится земля.
- Нехорошо получилось.
- Что нехорошо?
Кувалдин гасит папиросу, отбрасывает окурок в сторону.
- Ты вот скажи мне, - оживляется он, - много видел пленных? Отпрянул фашист, поэтому мы так быстро проскочили эти сто километров. Проскочить-то проскочили, а хребет фашисту не сломали. Главное в бою - сломать противнику хребет, а потом бери его - не уйдет. Нынче война не та, что раньше... Раньше пространство брали, города завоевывали, а теперь надо живую силу брать. А у нас получилось не так, не так. - И признается мне: - Это не мои слова. Когда я был в штабе, Шатров так говорил комдиву. И полковник Хижняков соглашался с ним.
- Он же -полковник. А мы - маленькие люди.
В воздухе появляются немецкие самолеты. Они идут друг за другом длинной вереницей, словно нанизанные на шпагат.
Бомбы падают между первой и второй траншеями. Комья земли попадают в окопы. Отряхиваемся и смотрим вслед уходящим бомбардировщикам. Стрекочут пулеметы, рвут воздух ружейные выстрелы, серыми кляксами вырастают на небе разрывы зенитных снарядов. Чупрахин таращит глаза на тающие в воздухе точки немецких бомбардировщиков и кроет наших зенитчиков:
- Фронтовой паек жрут, а как стреляют! Руки отбил бы за такую работу. Ну мыслимо ли столько сжечь снарядов и ни одного не сбить! Лоботрясы! Кашу съели, сто граммов выпили, а на порядочную стрельбу, видите ли, у них умения нет.
- "Ястребки" наши! - кричит Мухин.
Вспыхивает воздушный бой. Он длится не более трех минут. А когда сбитый вражеский бомбардировщик падает в море, Иван потрясает автоматом:
- Молодцы, свалили одного чижика-пыжика!
Чупрахин долго не может уняться.
- Хватит, разошелся! - стаскивает его с бруствера Кувалдин. - Подправь окоп. И ты без дела не стой, - обращается он ко мне, - займись нишей для боеприпасов.
Повесив автомат на грудь, Егор уходит по траншее на левый фланг взвода. Чупрахин бросает ему вслед:
- Круто Егорка берет! Но ничего, он парень, видать, с искрой в голове.
- Командир, - говорю я, вынимая из чехла саперную лопату.
- Коньяк загубил, а так, что же, солидный командир. - Чупрахин, поплевав на ладони, приступает к делу. - Люблю ковырять землю. И откуда у меня такой талант - сам не знаю.
Возвращается Беленький. Он разглядывает нас так, будто мы вернулись из преисподней.
- Целы? А бомбы? - не говорит, а ловит воздух. - А там угодило в тылы.
- Врешь! Убитые есть? - подбегает к нему Мухин.
- Не рассмотрел... Из санроты прямо сюда. И зачем так близко к передовой расположили медиков?
Вижу, вприпрыжку бежит Егор.
- Ты правду говорил: выплыла она. Смотри тут. Правдину звонил, он разрешил на часок. К ней бегу. И, не задерживаясь, уходит.
- Что это с ним? Никак, немецкого генерала взяли в плен? - спрашивает Чупрахин.
- Похоже на то, - отзывается Мухин со своего места.
- Это он побежал к знакомой девушке, - поясняю ребятам.
- К бабе, и так бегать? - удивляется Чупрахин.
- Смотри, сам не так побежишь! - замечаю Ивану.
- Чупрахин ни за одной юбкой пока не бегал, - расправил плечи Иван. - Я к нежностям не расположен. А без нежностей, какая же, любовь - так, вроде этой обгорелой спички: огня не жди.
- А Машу Крылову сразу приметил, - напоминаю Ивану о докторе.
- Это хирурга-то? Ничего девушка, только она же врач. Боюсь одного вдруг меня ранят, и я попаду в ее руки... Спаси меня, боженька, от вражеской пули и осколка, - дурашливо крестится Иван.
Отчетливо представляю Аннушку, их встречу с Кувалдиным. Какая-то чертовщинка волнует сердце, волнует и щемит. На минуту перестаю замечать все, что окружает меня, вижу только одно лицо Аннушки с большими глазами, в которых сверкают живые звездочки.
...Кувалдин приводит с собой красноармейца с рыжей бородой и такими же рыжими усами, крупным носом и щербатым ртом. Он представляется нам деловито, словно пришел учить нас какому-то важному ремеслу, в котором мы совершенно не разбираемся.
- Прохор Сидорович Забалуев, - подает каждому из нас свою шершавую руку. - Значит, вот такая статья, - добавляет он, - будем вместе немчишку постреливать. - И, заметив у Чупрахина под ногами валяющийся боевой патрон, прикрикивает: - Добро топчешь, подними! Соображать надо: ведь в этой боеприпасе твоя же сила, парень! Учить вас надо!
Иван круто поворачивается к Забалуеву, с удивлением смотрит на него:
- Это ты, отец, мне?
- Не таращь глаза, подними!
- Слушаюсь, товарищ генерал! - нарочито вытягивается Чупрахин перед Забалуевым. Подняв патрон, говорит: - Скажи мне, Прохор Сидорович, на какое расстояние полетит вот эта самая "боеприпаса", если пульнуть из твоей винтовки? И может, ты ответишь заодно на такой пустячный вопрос: когда кончится вот эта канитель, которую называют войной?
Забалуев поглаживает бороду. Его взгляд останавливается на Мухине.
- Когда я был вот таким мальчонкой, - показывает он на Алексея, первая мировая война шагала по планете. Потом началась гражданская. Так вот эту боеприпасу я, брат, четыре года пулял...
Начинаем спорить: высадятся ли Англия и Соединенные Штаты в Европе, чтобы нанести удар фашистам во Франции.
- Все идет к этому, - проявляет свою осведомленность Беленький. - По этому поводу, говорят, идут правительственные переговоры. Скоро гитлеровцам придет крышка, время работает против них.
- Крышка-покрышка, - ворчит Чупрахин. - Не верю я этим американцам и англичанам. Они ведь за здорово живешь помощи нам не окажут. Империалисты делают все с выгодой для себя. Так я говорю, Кирилл Иванович?
Беленький, подтянув ремень, длинно отвечает:
- Если говорить с точки зрения стратегии, то есть основного удара, и учитывать политические события, которые сейчас происходят, то надо прямо сказать, Чупрахин не прав. Вот я, когда учился в институте...
- Погоди, погоди, Кирилл Иванович, - прерывает Кувалдин Беленького. Прямо говори: выступит Америка на нашей стороне против гитлеровцев?
- А чего тут отвечать: все зависит от места, условий и времени. Понимаете, я вам сейчас разъясню...
- Пошел философ петлять! И где его такой мудростью начинили? удивляется Чупрахин и обращается к Егору: - Ты сам, Кувалдин, ответь: выступят они на нашей стороне?