- Всем наблюдать! - предупреждает Захар и спустя минуту спешит туда, где только что скрылся политрук. - Я сейчас, - бросает он Егору.
Возвращается очень быстро.
- Ну, все в порядке, сигнала никакого не будет, по-пластунски за мной!..
И первым трогается с места по намеченному маршруту. Вздох облегчения вырывается из груди: наконец-то состоялась наша вылазка.
Впереди меня передвигается Аннушка. У нее на спине рация. Порой мне кажется, что я слышу тяжелое, прерывистое дыхание. Напрягаю слух. Ничего не услышав, все же шепотом спрашиваю:
- Аня, тяжело?
В ответ ни слова.
- Сигнал, товарищ старший лейтенант! - сообщает Кувалдин.
- Это не для нас, - резко обрывает его Шапкин, - тут есть катакомбы. Встать, за мной!
Мы лежим между камней у самого входа в пещеру, метрах в сорока за линией переднего края. Надо спешить иначе утром гитлеровцы могут обнаружить нас. Шапкин, чуть выдвинувшись вперед, лежит неподвижно. Наконец он сползает с бугорка. Но не успевает Захар произнести и слова, как раздается громоподобный гул. Впечатление такое, будто где-то наверху бьют молотками в пустые железные бочки. Без труда определяем: открыли массированный артиллерийский огонь.
- В укрытие! - приказывает Захар.
Гул канонады не прекращается: он льется сплошным, надрывным потоком с шипящим, захлебывающимся выговором.
- Самбуров, за мной, остальным отойти в глубь катакомбы, занять оборону, - отдает распоряжение Шапкин. Выползаем на бугорок. Уже настолько посветлело, что далеко просматривается местность. Из-за высоты, расположенной несколько левее, выползают немецкие танки. Они быстро принимают боевой порядок, увеличивают скорость.
- В наступление идут.
Захар, повернув ко мне голову, смотрит прищуренными глазами:
- Не ошибся ты, землячок, в наступление.
- Что будем делать?
Шапкин подвигается ко мне. Теперь он лежит со мною плечо к плечу. Я слышу его учащенное дыхание.
- Что делать, спрашиваешь? Покурим, подумаем. А вообще ты громко не удивляйся. Видишь, и самолеты немецкие пошли, - показывает он на небо. И вдруг предлагает папиросу: - Кури.
- Да что вы в самом деле! - вскрикиваю я. - Надо же что-то предпринимать!
- Не кричи громко, - повторяет Захар. - Видишь, танки уже прошли нас, теперь ихняя пехота валом валит.
Мельком бросаю взгляд в сторону: по косогору спускаются цепи гитлеровцев.
В ушах стучит кровь. Треск пулемета приводит меня в чувство.
Захар лежит с простреленной головой. Что-то липкое и тепловатое течет у меня по щекам. Подбегает Мухин. Я вижу Алексея, как в тумане.
- Убит? - глухо доносится голос Алексея. Пули свистят над нами. Делается холодно. Алексей тащит меня в убежище.
***
В КАТАКОМБАХ
- 1
Я опускаюсь на камень и сразу чувствую невероятную дрожь во всем теле, так трясет, что не могу слова выговорить, а голова пылает огнем.
- Что там случилось? - спрашивает Егор.
- Шапкина он задушил, - слышу голос Мухина. Жар охватывает грудь, перед глазами зеленые круги. Потом все пропадает в темноте.
Из мрака приближается лицо матери.
- Мама!
Голова вздрагивает и еще ниже наклоняется. Теперь отчетливо вижу белые, словно припудренные мукой, пряди волос.
- Ты седая, мама?
- Лежи, лежи.
Маленькая холодная рука касается моего лба. Поднимаю глаза кверху: серые тяжелые камни покрыты крупными каплями воды. Каменный потолок. Когда же он у нас появился?.. И стены серые, с большими темными кругами... Крыша течет, сырость кругом...
Сильно печет в левой части груди. Не хватает воздуха.
- Окно откройте...
Внезапно наступает темнота. Словно из подземелья, слышу глухой разговор:
- Ну как?
- Горит весь, бредит.
- Что же делать?
- Подождем, спадет температура, поднимется. Ночь рассеивается: у ног дрожат три человеческие фигуры. Вот они, подпрыгнув, закружились в крутой спирали.
- Ты думаешь, он поднимется? - опять слышу чей-то голос, который кажется мне знакомым.
- Мама, кто здесь?
Напрягаю зрение и вдруг отчетливо вижу Аннушку. Она сидит рядом и все еще держит свою руку на моем лбу. На какое-то время чувствую просветление в голове, хочется рассказать, как все произошло, как убил Шапкина.
- Он хотел нас выдать фашистам...
- Бурса? - это голос Чупрахина. - Ты молчи... молчи...