- Ишь, ты! Наверное, уже стрелял из этой штучки-то. Молчишь? Военная тайна? Ну-ну, молчи. На-ка патрон, протри его хорошенько. А ты, случаем, не знаешь, что такое флагшток? - с хитрецой спрашивает Чупрахин.
Разговор прерывают автоматные выстрелы. Они доносятся со стороны лесной дороги.
Чупрахин берет автомат. Он быстро вставляет диск, и я замечаю в его глазах искры; ему сейчас бы в бой.
- Никита, где эта тропинка? Веди, - распоряжается Кувалдин. - Самбуров, иди за Никитой, Сергеенко, Мухин - посередине, я - замыкающий. Чупрахин, прикрывай, ищи нас по отметкам на деревьях. Да не увлекайся тут. Ясно? Я с тобой еще поговорю...
- Есть! - Чупрахин, чуть согнувшись, бежит на выстрелы, скрывается за деревьями.
Лес становится гуще. Проводник останавливается, тяжело дышит, рукавом вытирает вспотевшее лицо. Дождавшись Егора, Никита понимающе говорит:
- Сюда фашисты не придут. Дедушка Назар сказал, что немцы в этот лес не ходят, боятся... А вам дальше надо идти вот этой тропинкой. Пойдемте, она тут, рядом, - показывает куда-то в кустарник. - А может быть, к нам? обращается Никита к Егору. - Отряд наш боевой. - Но, видимо, спохватившись, что говорит лишнее, он умолкает.
Никита уходит ночью. По-взрослому жмет каждому руку и сразу скрывается в темноте.
- Толковый парень. Партизан. - Кувалдин смотрит ему вслед и распоряжается: - Самбуров, осмотрите местность. Здесь будем ждать Чупрахина.
Выстрелы уже давно прекратились. Одолевает сон. Голова то и дело падает на грудь: тяжелая, нет никаких сил удержать ее на плечах.
- Чупрахин! - вскрикивает Аннушка. - Слышите?
Со стороны доносится треск веток. Потом вновь тишина, и опять легкий хруст. Ложусь на живот и вглядываюсь в редеющую темноту. Между стволами маячат две фигурки,
- Это я, Никита, - несется из кустов, - Матроса привел.
- 9
Низвергнута ночь, поднимается солнце
На гребень рабочих голов.
Вперед, красноармейцы! Вперед, комсомольцы!
На вахту встающих веков!
Поет Иван очень тихо, чуть сбив шапку на затылок. В голосе чувствуется тоска.
- Нет, все же Егорка круто поступил со мной. Оружие отнял, подумать только! У кого отнял?!
Кувалдин все же наказал Чупрахина за необдуманный шаг там, у дороги. Он передал его автомат Аннушке и уже несколько дней не посылает в разведку.
- Солдат без оружия, - никак не может успокоиться Иван. - Понимаешь, вроде я тень. Чупрахин - тень. Не хочу быть тенью, не хочу! Э-э, да что говорить, разве ты поймешь, - отворачивается он от меня.
Кувалдин за последнее время все больше напоминает Шатрова.. Может, тем, что строг, и тем, что никогда не жалуется на усталость, одним словом железо: молчалив и неподатлив. Но металл этот живой, в нем есть сердце, как бы Егор его ни прятал, оно стучит, стучит, и стук этот чувствует каждый из нас.
Егор, Мухин ушли в горы, чтобы наметить путь дальнейшего движения. Аннушка печет на углях картофель. Вжились в обстановку, и теперь она кажется нам не такой уж опасной, словно так и должно быть.
- Коля, посмотри, поспела? - обращается она ко мне,
- Вот пойду сейчас на дорогу, разминирую первого попавшегося скорпиона, и будет у меня оружие, - продолжает свое Чупрахин.
- Погубишь себя и нас, - предупреждает его Сергеенко.
- Не погублю, я аккуратненько.
- Иван, - становлюсь на пути у Чупрахина.
- Испугались? Эх вы!.. Я так, прогуляюсь маленько. Вот на бугорочек, подышу свежим воздухом...
- Переживает парень! - замечает Аннушка.
- Наверное, обижается на Егора.
- И все же он хороший.
- Кто?
- Чупрахин. Егор ценит его... Посмотри, как картошка, - повторяет она.
Подсаживаюсь к костру. Огоньки дышат, как живые. Пульсируют. Падают мелкие капли дождя. И от этого угли таинственно подмигивают.
- Испеклась?
- Кто?
- Картошка.
- А-а... Пожалуй, готова.
Аннушка щекой касается моего плеча. А угли подмигивают.
- Аня. - мне хочется вспомнить тот, случай когда мы вдвоем остались в лесу, рассказать ей, как я потом много раз видел ее во сне.
- Ну что, говори! - кротким взглядом смотрит в лицо.
- Сказал бы, да боюсь,
- Кого?
- Себя, кого же еще.
- Вот как!
- Ты смеешься.
Она берет меня под руку, и мы начинаем ходить вокруг костра. Ходим молча. Ну что же я такой? Даже в глаза не могу посмотреть.