Испанцы ждали амнистии. Министр юстиции Антонио Гарригес обещал провести амнистию, однако после того, как будут внесены конституционные изменения в "Основной закон".
Испанцы ждали вхождения в общий рынок, однако министр Ареильса - после первых своих визитов в Париж и Бонн - ничего, кроме посул "привести Испанию в семью европейских народов", не сделал.
А три политические единицы Испании по-прежнему хранили молчание: король, армия, "Опус деи".
В Париже, когда ожидание затянулось, было проведено широкое совещание демократической оппозиции, в котором приняли участие Игнасио Камуньяс Солис и Хоакин Сатрустеги - от либеральных монархистов, представитель испанской компартии, Руис Хименес и де Миранда - от демохристиан, генеральный секретарь Социалистической рабочей партии Филипе Гонсалес, социал-демократ Мануэль Диас Аллегрия - сын бывшего начальника генштаба (и такое возможно в нынешней Испании), социалист Рауль Мородо.
По оценкам европейской прессы, совещание это было "историческим", ибо все его участники вернулись затем в Мадрид и разъехались по домам: раньше бы их встретили на аэродроме Баррахас полицейские машины.
На совещании выступил Руис Хименес - он был защитником Марселино Камачо, его адвокатская контора приняла на себя защиту Луиса Корвалана (если, впрочем, можно надеяться на защиту коммуниста в условиях пиночетовского фашизма).
Руис Хименес наметил план действий оппозиции: продолжать борьбу за демократизацию, организовывать манифестации в стране, используя прессу, проводя широкую разъяснительную работу.
- Надо дать возможность правительству, - закончил Руис Хименес, выполнить обещания, которые были им выдвинуты в программе кабинета.
Однако либеральный монархист Сатрустеги оппонировал Руису Хименесу:
- Положение в Испании не изменилось. Существовало единовластие Франко, и поныне проводятся в жизнь его законы; король не может назначить президента кортесов более либерального, чем тот, который был при Франко; председателем совета министров остался тот, который был во время дикратуры.
Профессор Хосе Видаль Бенейто, представляющий Социалистический союз, заключил:
- Демократические преобразования должны быть проведены немедленно условия для этого созрели. Мы взываем к чувству патриотизма тех, кто работает в государственных учреждениях... Испанская армия занимает позицию Нейтралитета и стоит в стороне от политических процессов...
...Вечером приятель увел меня в "Чокко", где собираются журналисты со всего мира (традиция времен гражданской войны - здесь, на Гран Виа, обычно встречались Хемингуэй, Кольцов, Мальро). Здесь было все, как и год назад: шумели, бражничали; разница заключалась, впрочем, в одном лишь: раньше Франко ругали втихомолку, а сейчас "поливали" в открытую; раньше прощались, вскидывая правую руку - приветствие фаланги идентично гитлеровскому, ныне наряду с "хайлем" демонстративно поднимали кулаки: "но пассаран!" - "они не пройдут!".
Не пройдут ли? Собственно, это и была та проблема, которую мы обсуждали в тот вечер, да и во все другие дни и вечера прошлого декабря и нынешнего января. Естественно, те, кто стоит на левых позициях или на позициях демохристианского центра, утверждали по-испански страстно:
- Возврата к франкизму быть не может, фашизм не пройдет. В церквях, которые ранее были оплотом франкизма, заседают нелегальные рабочие комиссии! Из университетов изгоняют правых профессоров! Вся интеллигенция стоит на левых позициях.
Через несколько дней я встретился с Эусебио-и-Агирре, одним из тех, кто придерживается противной точки зрения. Отказавшись от рюмки джина ("это непатриотично, джин - продукт янки, истинные испанцы пьют "тинто", красное вино Андалузии"), Эусебио очень убежденно - но не очень спокойно - изложил мне свою точку зрения:
- Почему Франция ныне изменила свое отношение к Испании? Почему Париж, укрывающий баскских террористов, ныне высказывает доброжелательство? Почитайте труды, издающиеся левыми в Париже, почитайте. Там намечают три фазы: первая замена режима, созданного гением каудильо, какой-то аморфной либеральной монархией. Вторая - свержение монархии и установление республики. Третья после тайного договора (?!) между нашим "другом", то есть США, и врагом - то есть Кремлем, Испания становится разменной картой в игре двух сверхдержав; русские (!) высаживаются со стороны Средиземного моря, испанская нация, как великая нация мира, перестает существовать. Секретная работа по подготовке к этому разделу идет вовсю: наши продажные журналисты и газеты при попустительстве правительства требуют разрешить развод в Испании, позволить женщинам делать аборты и отменить цензуру. Это - звенья одного плана, утвержденного сверхдержавами (!) Что нас спасет? Лишь одно - армия!
Как вы думаете, читатель, кто это говорит? Маоист? Ультралевый? Нет. Мой собеседник - фашист, фалангист (что, впрочем, одно и то же), один из сотрудников лидера испанских ультраправых Бласа Пиньяра.
В отличие от социалиста Хосе Видаля Бенейто, банкир, прокурадор кортесов и редактор фашистского журнала "Фуэрса нуэва", Блас Пиньяр не считает армию нейтральной. Пиньяр считает армию "позвоночником нации" - в этом ее историческая миссия; каждый испанец обязан любить свою высокотехническую, высококультурную (а ни один "культурный человек не может быть марксистом") армию, которая отвечает за будущее нации.
Так фашисты говорят в современной Испании. А как действуют? Вот лишь один пример: несколько общественных организаций города Сабадель в январе 1976 года направили в муниципалитет петицию об амнистии. Люди просили мэра Хосе Бурролье зачитать членам муниципалитета их петицию. Мэр отказал. Представители общественности - рабочие, священник, инженер, врачи - начали скандировать: "В отставку!" Ворвалась полиция. Никого не били - что правда, то правда. Просили, чуть подталкивая плечами, разойтись "подобру-поздорову". Родригес, работник местного синдиката, не мог спокойно видеть н е п о в и н о в е н и е. Он набросился на пятнадцатилетнюю школьницу Изабель Гарсиа Порсель и зверски избил ее. ("Черная сотня" или "штурмовики" - разве не похоже?) Отец пытался заступиться за дочь - Родригес вытащил пистолет: "Я пристрелю тебя, красная собака!" Пистолет - это нехорошо, это- опасно: полиция отбила девушку, перенесла ее в вестибюль, положила возле мэра, на диван. Девушка, утерев с лица кровь, увидела рядом с мэром Родригеса и закричала в ужасе. Корреспондент журнала "Мундо" Дионисио Хименес обратился к Родригесу:
- Кто дал вам право так вести себя?
Родригес поиграл пистолетиком:
- Хочешь, чтобы я тебя прикончил?
Журналиста Хименеса немедленно окружили молодчики - и так же, как и Изабель - избили, по надежным гитлеровско-франкистским рецептам. Когда Хименес поднимался с пола, заместитель мэра по внутренним делам не преминул упредить:
- Советую тщательно подумать о том, что ты собираешься написать в свой журнал!
К Хименесу бросился на помощь его коллега - журналист Ксавьер Бинадер. Его тоже избили. Тот же помощник мэра, наблюдая избиение, сказал, закуривая:
- Допрыгался. Пришло и твое время.
Хименес вместе с адвокатом обратился в комиссариат полиции. Когда они выходили, адвоката Рамона Вальдеса окружила толпа фашистов. Его били железными цепями. По голове. До тех пор, пока служитель закона не упал на асфальт".
* * *
Душа в облаках,
А тело, как плач
Плачет народ - плачет маэстро...
Священник деревни из "прежних",
Для него маэстро - атеист,
А для мэра - он, конечно, коммунист,
А для "гвардиа сивиль" - анархист,
А для тех кто во дворцах, - сепаратист...
В деревенском казино, где каждый вечер
Собирается "бо мон" - два офицера и фельдшер,
Ему не дают стула.
Это верные и хорошие люди
Написали, куда надо,
Что мысли маэстро им непонятны,
Сложны, неприятны.
Они написали, куда надо,
Что маэстро читает детям Мачадо,
Того самого Мачадо, который шлялся по этим равнинам,
Прежде чем умные люди изгнали его из страны.
Он губит детей, этот маэстро!