— Ты же обещал сводить меня сюда, обещал.
— Это было при других обстоятельствах, — он нахмурился, — и не давало тебе права приходить к опасному озеру. Ты по-прежнему человек, и подобные выходки слишком безрассудны даже для тебя.
— Зачем ты меня спас? — выдохнула я. — Ну почему просто не позволил исчезнуть!?
Потом меня словно прорвало. Я разрыдалась, закрыв лицо руками.
— Хватит, — сказал Эрран, — прекрати.
— Уходи, — взмолилась я, — просто оставь меня.
— Нет. — Эрран убрал ладони от моего лица, но я все равно зажмурилась, чтобы его не видеть. — Перестань плакать.
— Да какого черта я должна переставать плакать!? Почему ты мне запрещаешь?
— Потому что твои слезы делают мне больно, — тихо произнес Эрран.
Я ожидала любого ответа, кроме этого, поэтому просто раскрыла глаза и уставилась на лесного царя в полном изумлении. Эрран тоже выглядел изумленным, как будто сам не ожидал от себя подобных слов. Но ведь что-то же заставило их сказать.
— Когда ты перестанешь приносить мне боль? — через какое-то время задумчиво спросил он и провел большим пальцем по моей щеке, наверное, напоминая себе — каково это, прикасаться к лесной царевне.
— Когда ты позволишь мне утонуть, — с уверенностью ответила я, а потом прильнула к его губам. Черт, как же я по ним соскучилась.
Эрран не возражал, но и не отвечал на поцелуй, все еще оставаясь равнодушным манекеном. Хотя он не отстранился, не оттолкнул меня, и это дарило мне нелепую надежду на то, что моей любви хватит на двоих. Должно хватить.
Я целовала отчаянно, с изнеможением, пытаясь отомстить, передать всю боль и разочарование, которые лесной царь заставлял меня испытывать. Конечно, была не только боль, было еще и другое чувство, которое искренне ждало взаимности.
Моя рука легла на его грудь, и символ на запястье начал приятно покалывать. Сердце Эррана по-прежнему билось в такт моему. Его магия и моя стремились навстречу друг другу, я нырнула за своей магией, которая превратилась в путеводную нить, погрузилась в какофонию чувств и ощущений, ярких и невнятных, а затем со всей силы натолкнулась на прочную холодную стену. Я достигла дна.
Значит, вот как он выключил чувства ко мне? Поставил стену? Она ощущалась непробиваемой, но… Я поняла, что могу ее разрушить.
— Не…не смей.
Эрран догадался, что я задумала. Он попытался отстраниться, но я крепко обхватила его голову и опять поцеловала, взывая к магии Леса, к озеру, к своей магии и ко всей гамме чувств, на которые только было способно мое человеческое сердце.
Когда-то его поцелуй спас меня после опустошения на свадебной церемонии, теперь мой поцелуй обязан спасти его от равнодушия.
— Я люблю тебя, — прошептала я, — люблю и до самой смерти буду любить, и даже после нее.
Магия Леса, моя магия билась о стену с внешней стороны, и по ней шли глубокие трещины, но в тот самый момент, когда я успела испугаться, что не справлюсь, сила Эррана, яркая, безудержная, разорвалась изнутри.
Стена рухнула под таким натиском, задрожала и рассыпалась, словно никогда и не существовала. Эрран содрогнулся и, отшатнувшись, посмотрел на меня с таким растерянным видом, словно совершенно не понимал, как здесь очутился. Но его глаза… Наконец-то его глаза не казались остекленевшими. Он вернулся.
Мой лесной царь вернулся.
— Привет. — выдавила я и всхлипнула, не понимая, что чувствовать, и не доверяя одержанной победе.
Все не может быть так хорошо, что-то обязано пойти не так… Но Эрран вдруг бросился ко мне, чуть не повалив обратно на песок.
— Надя? — он обхватил мое лицо ладонями и всмотрелся в него, будто не видел целую вечность.
Я заплакала, совершенно шокированная теплотой и безграничной нежностью, которыми лучились его глаза, родные глаза, по которым я так тосковала. Он прижал меня к себе крепко-крепко, пытаясь спрятать от всего мира.
— Я не… Ты не… Пожалуйста, прости меня. Прости. — горячо заговорил он, и голос его дрожал от эмоций и тяжелого дыхания.
— Эрран, — прошептала я, цепляясь за него и не видя ничего из-за застилающих слез, — это правда ты?
— Прости меня, — еще раз повторил он, — но ты… Ты же могла умереть из-за меня, — его голос оборвался, и я по-настоящему испугалась, что теперь уже мне придется вытаскивать его из озера.
— Нет, Эрран, нет, — я быстро поцеловала его, — я жива, все хорошо, и какое счастье, что ты вернулся, но какой же ты все-таки негодяй, что посмел разлюбить меня. Ты просто мерзавец.
Он снова обнял меня и поцеловал в макушку. Его руки успокаивающе гладили меня по спине, но подрагивали от эмоций. Ни Эрран, ни я никак не могли прийти в себя и поверить в реальность происходящего.
— Скажи, что любишь меня, — попросила я, — скажи.
Эрран не заставил долго ждать и прошептал:
— Я люблю тебя. Люблю тебя, люблю тебя. — он начал целовать мои глаза, щеки, губы. — Как же сильно я люблю тебя, моя царевна, моя Надежда.
Мы целовались до исступления, пока не перестало хватать воздуха. Но нам все равно было мало этих поцелуев, прикосновений, всего, потому что наши сердца, пусть и такие разные, уже успели познать особое чувство, выходящее за рамки осознания, которое навсегда их соединило и наделило вечной жаждой друг по другу. И если одно сердце перестанет биться, сразу же перестанет и другое.
— Я люблю тебя, — повторил Эрран в тысячный раз.
— Хорошо. Будешь говорить это каждый день. Утром и вечером.
— И в обед, — добавил он.
— И в обед, — согласилась я и всхлипнула.
Мы плакали и целовались, сидя в обнимку у озера, которое все-таки умело исполнять желания, а вокруг нас расцветали всевозможные цветы, украшая творение Бриды, ведьмы, что в конце концов оказалась права.
Наша магия и Лес праздновали очередную победу любви.
Глава 22. Под звездами
Эрран и доберман подружились. На удивление, Мося принял его сразу и безоговорочно, признав своим хозяином, из-за чего я даже начала ревновать. Что Эррана, что пса, потому что в определенные моменты мне казалось, что они проводят время друг с другом, а не со мной.
Но это была именно та жизнь, о которой я не могла и мечтать.
Мы часто поднимались на самое высокое дерево в лесу, чтобы побыть ближе к звездам. На последней ветке Эрран обустроил уютное место для нас двоих: столик и мягкие кресла, над которыми летали тусклые шаровые молнии, освещающие пространство и согревающие своим ненавязчивым теплом.
Но обычно мы садились у самого края и свешивали ноги, любуясь небом. Земли не было видно: только облака, стелющиеся как вязкий туман.
Сегодня вечером Эрран тоже привел меня сюда, в одну из самых долгих ночей, чтобы мы провели ее у звезд. Мося, который теперь летал чаще, чем бегал, устроился на одной из нижних веток, развалившись, как кот, и задремал, иногда порыкивая, когда очередная заблудившаяся молния подлетала совсем близко.
— Ты не замерзла? — спросил Эрран, обнимая меня за плечи.