Особенностью правовых актов этого периода была возможность привлечь к суду ревтрибунала провокаторов, осведомителей или иных служащих старого режима, деятельность которых до установления Советской власти признавалась вредной для революции. Однако для этого всякий раз требовалось специальное постановление местного Совета или исполкома. Формально, в этой части закону придавалась обратная сила — недопустимая по меркам современного правового государства вещь. По сути это была скорее превентивная мера с целью обезвредить потенциального противника.
В 1919 году НКЮ, обобщив законодательство и судебную практику общих судов и ревтрибуналов, издал документ по общей части уголовного права: "Руководящие начала по уголовному праву РСФСР". "Руководящие начала…" дают общее определение права и уголовного права в классовой фразеологии. Так, задача советского уголовного права — посредством репрессий охранять систему общественных отношений, соответствующую интересам трудящихся масс. Документ включал восемь разделов: об уголовном праве, об уголовном правосудии, о преступлении и наказании, о стадиях осуществления преступления, о соучастии, о видах наказания, об условном осуждении, о пространстве действий уголовного права.
В целом, если отвлечься от идеологической ("классовой") окраски, основные принципы "Руководящих начал…" вполне соответствуют тем представлениям о преступлении и наказании, которые сложились в Новое время в гражданском обществе, а не в традиционном праве. Преступление определялось как нарушение общественных отношений, а наказание как мера, посредством которой власть защищает данный порядок общественных отношений. То есть, цель наказания определялась как охрана общества от будущих возможных преступлений как данного лица, так и других лиц, т. е. как задача общего предупреждения — а не как месть, «ликвидирующая» преступление.
При определении меры наказания суд должен был оценивать опасность для общества преступника, а не только совершенного им деяния. Таким образом, с самого начала советского уголовного права допускалась возможность превентивных наказаний — до совершения преступлений. Признаки, по которым можно было прогнозировать вероятность опасных для общества деяний, были классовыми. Тем самым все уголовное право неявно делилось на два совершенно различных раздела. Существовали «обычные» преступления, в отношении которых можно было применять гуманные методы воспитания и исправления, и «контрреволюционные» преступления, которые следовало карать и подавлять самыми крайними мерами. Так с самых первых шагов стала выделяться категория "государственных преступлений", оформленная позже.
При этом возникла и «классовая» дискриминация преступников. Считалось, что общие преступления может совершить даже пролетарий и крестьянин, а государственные — "классовый враг", хотя бы и замаскировавшийся под рабочего. Исходя из этих категорий строилась и система судов, и процесс. Перечислялись обстоятельства, которые должен был учитывать суд. Например, ревтрибунал выяснял: принадлежит ли преступник к имущему классу, имело ли преступление целью восстановление, сохранение или приобретение какой-либо привилегии, связанной с собственностью — или оно совершено неимущим в состоянии голода и нужды и т. п.
В известной мере тем самым воспроизводилась, но в перевернутом виде, уголовная система гражданского общества на ранних стадиях его формирования. Там уголовное право и система наказаний была открыто и жестко направлена против бедных ради защиты "республики собственников" (так, статистика показывает, что тюрьма как современный способ наказания была создана почти исключительно для бедных, а для имущих классов созданы особые меры наказания).61
Уголовная ответственность наступала с 14 лет. В специальном разделе давались примерные виды наказаний: внушение, общественное порицание, бойкот, возмещение причиненного ущерба, отрешение от должности, воспрещение занимать ту или другую должность, конфискация имущества или его части, лишение политических прав, объявление врагом революции или народа, принудительные работы без помещения в места лишения свободы, лишение свободы на определенный срок или на неопределенный срок до наступления известного события, объявление вне закона, расстрел (по приговору лишь ревтрибунала). Предусматривалось условное осуждение совершивших преступление впервые при тяжелом стечении обстоятельств его жизни, когда безопасность общества не требует его изоляции.
Отметим, что советское уголовное право с самого начала включило принудительные работы в число важнейших видов наказания. Декрет Наркомюста от 23 июля 1918 г. установил, что лишение свободы всегда предполагает принудительные работы. Тем же декретом учреждались "изоляторы специального назначения" — для заключенных, виновных в дисциплинарных нарушениях, «неисправимых» (потенциально, все классовые враги на время чрезвычайного периода считались "неисправимыми").
Уголовное право РСФСР действовало как в отношении ее граждан, так и иностранцев, совершивших преступления на ее территории, а также в отношении тех, кто совершил преступления на территории другого государства, но уклонился от суда в месте совершения преступления и находился в пределах РСФСР.
Современные исследователи отмечают, что "Руководящие начала…" сыграли большую роль в улучшении деятельности судебных органов, в развитии уголовного права, были важным этапом на пути создания уголовного кодекса.
В прежних системах права России трудовое право не выделялось в особую отрасль, оно составляло краткую часть гражданского права. Теперь оно формируется как самостоятельная отрасль права. Вопросы трудовых отношений составляли важный раздел политэкономии марксизма и обсуждались в документах РСДРП с самого ее возникновения. Общие положения взглядов большевиков на трудовые отношения были отражены в декретах 1917–1918 гг.
Присущие марксизму категории рабочей силы, труда, прибавочной стоимости и заработной платы были разработаны применительно к рыночной экономике Запада в ее чистом, даже абстрактном варианте. Они не отражали реальных трудовых отношений в России и воспринимались общественным сознанием существенно иначе, нежели в теории. На революционном этапе развития Советского государства это не имело большого значения, т. к. из марксизма были взяты, в основном, злободневные идеи равенства, справедливости и освобождения от эксплуатации человека человеком. Впоследствии расхождение между теорией марксизма и советской реальностью стало все больше и больше вредить здоровью советского общества.
Первым правовым актом о труде было постановление СНК от 29 октября 1917 г. "О восьмичасовом рабочем дне, продолжительности и распределении рабочего времени". Советское государство было первым в мире, законодательно установившим 8-часовой рабочий день для всех лиц, занятых работой по найму. Продолжительность рабочей недели не должна была превышать 46 часов. Был запрещен ночной труд женщин и подростков до 16 лет (это, кстати, вызвало акции протеста некоторых фабзавкомов). Женщины и подростки до 18 лет не допускались к подземным и сверхурочным работам. Рабочий день подростков до 18 лет был ограничен 6 часами. Сверхурочные работы оплачивались в двойном размере и т. д. Постановление это было передано на места по телеграфу и вступало в силу немедленно. В декабре 1917 г. декретом ВЦИК было введено страхование по болезни. В июне 1918 г. СНК ввел оплачиваемые двухнедельные отпуска рабочим и служащим.
"Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа" ввела всеобщую трудовую повинность. Позднее это положение вошло в первую Конституцию РСФСР, которая объявила труд обязанностью всех граждан и провозгласила лозунг: "Не трудящийся да не ест".
В декабре 1918 г. был принят первый кодекс законов о труде (КЗОТ). Он подробно регулировал трудовые отношения и связанные с ними социальные права (например, права на пособие по безработице). КЗОТ действовал как на государственных, так и на частных предприятиях. Он определил место профсоюзов, их полномочия в регулировании найма и увольнения, оплаты труда и т. д. Социальное страхование Кодекс заменял социальным обеспечением из фондов государства. Государственное обеспечение пенсий и оплаты нетрудоспособности стало важным социальным правом, которое после чрезвычайного периода гражданской войны неукоснительно соблюдалось в течение всего существования Советского государства.62
В Советском государстве семейное право впервые стало формироваться как самостоятельная отрасль, ранее оно входило в гражданское право. Уже в декабре 1917 г. были изданы два декрета: "О гражданском браке, о детях и ведении книг актов состояния" и "О расторжении брака". Декреты содержали важные новые нормы о браке и семье, взаимоотношениях супругов, родителей и детей. Государство впредь признавало лишь гражданские браки, церковный брак объявлялся частным делом супругов. Акты гражданского состояния была уполномочена вести исключительно гражданская власть: отделы записей браков и рождений.
Устанавливались моногамная форма брака, добровольность вступления в брак, отменялись многие прежние ограничения. Для вступления в брак не требовалось согласия родителей, начальства, не влияла принадлежность к сословию, религии, национальности. Внебрачные дети уравнивались с брачными в правах и обязанностях как в отношениии родителей к детям, так и детей к родителям. Родителями ребенка записывались лица, подавшие об этом заявление. Допускался судебный порядок установления отцовства.
Вводился свободный развод по желанию одного или обоих супругов (при обоюдном согласии — без суда, прямо в ЗАГСе). С кем остаются несовершеннолетние дети, как распределяются обязанности супругов по их воспитанию и содержанию, решал суд.
16 сентября 1918 г. ВЦИК принял "Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве" — первый кодекс в советском праве. В нем отмечено, что церковные браки, заключенные до 20 декабря 1917 г. имели силу зарегистрированных браков. Однако брак, совершенный после революции по религиозным обрядам, не порождал никаких прав и обязанностей, если он не был зарегистрирован в загсе. Брак не создавал общности имущества супругов. Супруги могли вступать между собой во все дозволенные законом имущественно-договорные отношения. Нуждавшийся (т. е. не имевший прожиточного минимума и нетрудоспособный) супруг имел право на содержание от другого супруга, если последний был в состоянии оказывать ему поддержку. Заинтересованным лицам предоставлялось право доказывать или оспаривать отцовство судебным порядком. Суд, признавший отцовство, определял участие отца в расходах, связанных с беременностью, родами, рождением и содержанием ребенка.63
В кодексе было записано, что родительские права осуществляются исключительно в интересах детей и если это не делалось, суду предоставлялось право лишить родителей этих прав. Родители были обязаны заботиться о несовершеннолетних детях, их воспитании и подготовке к полезной деятельности. Родители обязаны были содержать несовершеннолетних, нетрудоспособных и нуждающихся детей, а те в свою очередь обязаны были содержать нетрудоспособных и нуждающихся родителей, если они не получали содержание от государства. Кодекс не допускал усыновления ни своих, ни чужих детей, опасаясь их эксплуатации со стороны усыновителей. Введение в жизнь этого кодекса в многонациональной стране было сложным делом, особенно в мусульманских регионах РСФСР. Например, ЦИК и СНК Казахской АССР лишь 20 декабря 1920 г. принял декрет о запрещении калыма.
Продолжая, в новом обличье, путь развития Российской государственности, Советская власть строила государство традиционного общества.
Как государство традиционного общества, Советское государство было в существенной мере идеократическим. Это значит, что сила этого государства, его здоровье и само существование в огромной степени определялись жизненностью идеологии, ее восприятием в массовом сознании. Ключевыми идеями, воспринятыми советской идеологией из марксизма, были следующие: справедливость (уничтожение эксплуатации человека человеком), всеединство ("Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"), нестяжательство ("каждому — по труду"), возврат к истокам, к братству в общине (коммунизм), построение светлого Царства счастья и воли (прогресс, неисчерпаемые силы науки, ликвидация государства). Понятия и термины марксизма наполнялись при этом своим, часто существенно иным, смыслом.
Советская идеология, в отличие от буржуазно-либеральной, с которой она конкурировала, была эсхатологичной. Она была направлена к идеалу, к "светлому будущему", к завершению цикла истории. Мессианская вера обращалась к пролетариату, который воплотит мечту, а государство было формой сплочения людей на этом пути. В этой идеологии человек представал как изначально, по природе своей, доброе, тяготеющее к братству существо, лишь испорченное несправедливыми общественными условиями.
Напротив, буржуазно-либеральная идеология (в том числе в ее социал-демократической версии) не имеет образа "светлого будущего" — движение все, цель ничто. Она утверждает, что общество идет от изначального зла, что человек по природе своей — эгоист, захватчик и эксплуататор. Лишь государство и право вводят в рамки закона естественную для человека войну против ближнего.
Это различие важно потому, что многое объясняет в поведении государства. Когда государство легитимирует себя через обязательство строить "светлое будущее", все тяготы и неурядицы реальной жизни выглядят результатом дефектов и ошибок в работе государства ("система виновата"). Тем более нестерпимыми представляются дефекты самого государства (злоупотребления, коррупция и т. п.) — они в общественном сознании вырастают до уровня измены. Образу либерального государства наличие в обществе несправедливости, бедности, преступности и т. д. нисколько не вредит, ибо это — следствие естественного порядка вещей. Из его идеологии следует лишь, что без этого государства было бы еще хуже. Даже дефекты самого государства не подрывают его образ, т. к. чиновники тоже люди и по природе своей порочны.
Рассмотрим главные элементы (символы, образы, метафоры) советской государственной идеологии на первом этапе.
Главной обобщенной, не разлагаемой на компоненты ценностью был образ Революции. Он был сакрализован (обладал святостью) и потому не требовал рационального обоснования. Революция была представлена в идеологии как избавление, как возвращение на путь, ведущий к утраченному раю. Все, что можно было ассоциировать с контрреволюцией, подвергалось осуждению или даже уничтожению без необходимости доказывать его вредоносный характер.
С понятием революции связывались важнейшие идеалы русского крестьянства (прежде всего, земля и воля). Включив в себя в качестве основной ценности революцию, государственная идеология создала определенные трудности для самого же государства, т. к. эта ценность в массовом сознании в большой степени воспринималась как анархическая, антигосударственная. Поэтому уж на первом этапе (в 1918 г.) в идеологии все с большей настойчивостью звучит тема дисциплины, организованности, разумности. Идеологические документы низового звена государства того времени (воззваний, постановлений местных Советов и комитетов) отражают замечательное диалектическое единство двух противоположных начал.
На уровне теоретиков (прежде всего, в работах В.И.Ленина) в понимании революции разрабатывается сложная диалектика конечной цели (общество без государства) и переходного периода (построения и укрепления государства). Поставив перед Октябрем в работе "Государство и революция" задачу слома старой государственной машины, В.И.Ленин после Октября, уже как председатель правительства, с тревогой убедился, что «машина» разрушена до большевиков и стране грозит катастрофа. И в идеологии был сделан удивительно быстрый и принципиальный поворот — она становится государственной и даже державной. По этому вопросу В.И.Ленин ведет резкие споры с рядом других лидеров (например, с Н.И.Бухариным).
Вторым ключевым понятием советской идеологии была диктатура пролетариата. Термин этот, введенный Марксом в 1852 г., не был достаточно разработан, в России он употреблялся как метафора, без придания ему конституционного значения.64 Его эмоциональная окраска менялась в зависимости от обстановки. Сразу после Октября диктатура пролетариата (в союзе с крестьянством) понималась как власть абсолютного большинства, которая сможет поэтому обойтись без насилия — с таким основанием отпускались под честное слово юнкера и мятежные генералы. По мере обострения обстановки упор делался на слове диктатура, и метафора использовалась для оправдания насилия.
Главное, что в советской идеологии это понятие не имело классового смысла (независимо от классовой риторики). К неклассовому пониманию "диктатуры пролетариата" крестьяне были подготовлены самой их культурой. Она воспринималась как диктатура тех, кому нечего терять, кроме цепей — тех, кому не страшно постоять за правду.65 Пролетариат был новым воплощением народа, несущим избавление — общество без классов.
Н.А.Бердяев в книге "Истоки и смысл русского коммунизма" писал: "Марксизм разложил понятие народа как целостного организма, разложил на классы с противоположными интересами. Но в мифе о пролетариате по-новому восстановился миф о русском народе. Произошло как бы отождествление русского народа с пролетариатом, русского мессианизма с пролетарским мессианизмом".
Таким образом, советская государственная идеология была национальной — нисколько не вступая при этом в противоречие с интернациональной риторикой. Дело в том, что национализм крестьянского мышления имеет иную природу, нежели национализм гражданского общества (само слово национализм, взятое из западного лексикона, надо понимать условно, вернее было бы назвать его народность). Здесь не годится простое деление "буржуазный национализм — пролетарский интернационализм", принятое в марксизме. Крестьянство восставало против капитализма, движимое не только социальным, но и национальным чувством — как против космополитической силы, уничтожающей самобытность.66
Если за риторикой Ленина о союзе рабочего класса и крестьянства в России и о возможности построения социализма в одной стране видеть суть, то она именно в возрождении державного русского национализма (c особой остротой спор по этому вопросу вспыхнул позднее, между Сталиным и Троцким). Оппоненты Ленина поняли это быстро. Один из лидеров Бунда М.Либер (Гольдман) писал в 1919 г.: "Для нас, «непереучившихся» социалистов, не подлежит сомнению, что социализм может быть осуществлен прежде всего в тех странах, которые стоят на наиболее высокой ступени экономического развития — Германия, Англия и Америка… Между тем с некоторого времени у нас развилась теория прямо противоположного характера… Эта теория очень старая; корни ее — в славянофильстве".
На Западе оценки были еще жестче. Один последователь К.Каутского, писал: "Внутреннее окостенение, которое было свойственно народам Азии в течение тысячелетий, стоит теперь призраком перед воротами Европы, закутанное в мантию клочков европейских идей. Эти клочки обманывают сделавшийся слепым культурный мир. Большевизм приносит с собой азиатизацию Европы". Это — признание краха западнического крыла в большевизме. Под «мантией» марксизма большевики скрывали национализм, проект возрождения особой, незападной цивилизации — России.
Позднее Н.И.Бердяев в упомянутой выше книге о русском коммунизме также подчеркнул: "Большевизм гораздо более традиционен, чем принято думать, он согласен со своеобразием русского исторического процесса. Произошла русификация и ориентализация марксизма".
Что касается представлений большевиков о России, то с самого начала они видели ее как естественную, исторически сложившуюся целостность и в своей государственной идеологии оперировали общероссийскими масштабами (в этом смысле идеология была "имперской"). В 1920 г. нарком по делам национальностей И.В.Сталин сделал категорическое заявление, что отделение окраин России совершенно неприемлемо. Военные действия на территории Украины, Кавказа, Средней Азии, всегда рассматривались как явление гражданской войны, а не межнациональных войн. Это нисколько не противоречило идее "национальной справедливости", т. к. считалось, что собирание всех частей России в "республику Советов" решает и эту задачу.
Третьим ключевым символом советской идеологии первого периода был коммунизм. Никакого конкретного воплощения в осязаемые, земные формы жизнеустройства это понятие тогда не имело. Коммунизм представлялся как жизнь в условиях всеобщего благоденствия, изобилия, в братской единстве и без государственной власти. Это была утопия возврата к общине, что и было верным пониманием слова "коммуна".
Усложнять идеологию теоретической разработкой понятий коммунизм и социализм в тот период не требовалось, да и не было возможности. Понятие социализма, не развитое и почти не употребляемое классиками марксизма, понадобилось идеологам советского государственного строительства позже, когда с поражением революций в Германии и Венгрии стало очевидно, что придется "строить социализм в одной стране". Тогда пришлось от утопии мировой революции и коммунизма спуститься на землю России и создать связное представление о трудном "переходном периоде". Это делалось в основном уже после смерти В.И.Ленина (по сути, в течение всего существования Советского государства) и на каждом этапе определялось политическими задачами момента, а не фундаментальными теоретическими положениями.
Наконец, с самого момента образования Советского государства в его идеологии важное место заняла необычная конструкция, соединяющая мессианское крестьянское мышление с марксизмом — идея прогресса и освобождения через овладение силами науки. Присущее советской идеологии возвышение образа науки и техники имеет иной, чем на Западе, оттенок — в нем есть отпечаток русского космизма. Идея прогресса не была лишь умозрительной частью идеологии, она сразу же стала укрепляться политическими решениями Советского государства, необычными в той трудной обстановке, которая сложилась в 1918–1920 гг. (план электрификации, множество научно-технических программ, экспедиции, работающие даже в районах боевых действий и т. п.).
Та идеология, что реально была создана сразу после установления Советской власти и быстро дополнялась новыми образами и символами, выполнила свою задачу легитимации нового государства и быстрого сплочения той критической массы общества, которая была необходима для победы в гражданской войне.
К несчастью, руководство партии большевиков в течение всего первого периода судило о становлении государства по западным меркам и преувеличивало "недостаток легитимности" — хотя легитимация Советской власти произошла, но через иные, невидимые для истмата культурные механизмы. Поэтому большевики переоценивали силу идеологических противников и прибегали к жестоким репрессиям, в то время как эти противники подорвать гегемонию советского строя не могли. Такими противниками с преувеличенной воображением опасностью были национализм культурного слоя нерусских народов и Православная церковь в центре России. Борьба с ними, приведшая к тяжелым жертвам, стала особым продолжением Гражданской войны.
Конфликт с Церковью вплоть до стабилизации государства в середине 20-х годов носил исключительно острый, сложный и тяжелый характер. Он отразил богоборческий (то есть, подспудно религиозный) пафос большевизма — и в то же время глубокий, до времени скрытый конфликт между двумя течениями в самом большевизме. Во время перестройки жестокие удары, нанесенные в 20-е годы по Церкви, не были использованы в антисоветской кампании. Причина этого в том, что главные идеологи и исполнители антицерковной акции (Л.Д.Троцкий и ряд других) стали впоследствии жертвами сталинских репрессий, которые в отношении этих людей выглядели как ритуал, необходимый для национального примирения. В идеологической кампании перестройки главная ставка делалась все же на теме репрессий 1937–1938 гг. как наиболее сильно воздействующей на сознание интеллигенции.
Как идеократическое государство, возникающее революционным путем, Советское государство неминуемо вступало в конфликт с Церковью, которая была важнейшей частью старой государственности. Сосуществование двух структур, претендующих на статус высшего арбитра в вопросах общей этики, двух "носителей истины", было невозможно. Разделение их "сфер влияния" могло быть сделано лишь в стабильный период.67 Коммунистическое учение того времени в России было в огромной степени верой, особой религией, во имя которой большевики и повели борьбу с «неправильной» верой. В частности, последующее разрушение Храма Христа Спасителя с проектом построить на его месте Дворец Советов проявляет именно религиозный характер конфликта с традиционным устроением нового храма именно на развалинах прежнего (затягивание стройки и "спускание на тормозах" всего проекта говорит о восстановлении здравого смысла, изживании религиозной компоненты в советской идеологии).
Формы конфликта были обострены из-за того, что общая для культурного слоя в первые месяцы уверенность в недолговечности режима большевиков толкнула Церковь на открытое выступление против Советской власти. 19 января 1918 г. патриарх Тихон предал ее анафеме, и большая часть духовенства стала сотрудничать с белыми. На это ответили "Декретом об отделении церкви от государства", целесообразность которого до этого вызывала сомнения в партии. Часть клира, включая некоторых иерархов, попала под репрессии, особенно во время "красного террора". По архивным данным в 1918 г. было расстреляно 827 священнослужителей (в 1919 г. — 19).
После окончания гражданской войны была начата огромная по масштабам организованная кампания против Церкви (в частности, ликвидация по всей стране мощей православных святых и закрытие монастырей). Главный удар был приурочен к страшному голоду в Поволжье 1921 г. в виде кампании по изъятию церковных ценностей для помощи голодающим.
Это прикрытие атаки на Церковь обезоруживало ее защитников и усиливало раскол в среде священников (часть их поддерживала акцию). В то же время грубость акции провоцировала Церковь на активное противодействие, которое как бы оправдывало последующие репрессии. 28 февраля 1922 г. патриарх Тихон выпустил послание, в котором призвал к защите церковного достояния. Акция по изъятию ценностей проходила трудно, с кровавыми столкновениями (их зафиксировано 1414). Начало было положено столкновением в г. Шуе 17 марта 1922 г., где набатным звоном было собрано около 3 тыс. верующих и в ходе стычки с красноармейцами погибли 6 человек. Возник неявный раскол и в среде большевиков, включая руководство. Часть коммунистов вышла из партии и даже активно участвовала на стороне верующих. Довольно упорное сопротивление оказывал председатель ВЦИК М.И.Калинин, осторожную позицию занимал В.М.Молотов. Большинство членов Политбюро поддерживали Л.Д.Троцкого. Примечательно, что большую и опасную работу по спасению ценностей проделали сотрудники Главмузея под руководством жены Л.Д.Троцкого.
Какое место заняла эта кампания в делах партии, видно из того, что за 1922 г. церковный вопрос был включен в повестку 24 заседаний Политбюро ЦК РКП(б). 12 ноября официально кампания была закончена, и Л.Д.Троцкому было поручено реализовать собранные церковные драгоценности за рубежом (кстати, собрано было намного меньше, чем предполагалось). Папа Римский предлагал выкупить все ценности разом, выплатив всю требуемую сумму. Ему было отказано.
В ходе этой кампании патриарх Тихон многократно и безуспешно пытался найти компромисс с властью. Так, он осудил резолюции собранного духовенством в эмиграции Карловацкого Собора, который обратился к Генуэзской конференции с призывом объявить крестовый поход против Советского государства. 6 мая 1922 г. он был заключен под домашний арест. В ходе допросов и бесед патриарх Тихон изменил позицию и пошел на компромисс с Советской властью, написав 16 июня 1923 г. «покаянное» заявление: "Я отныне Советской Власти не враг". Судебное дело против него было закрыто, выехать за границу он не захотел. 1 июля 1923 г. после богослужения в Донском монастыре патриарх произнес проповедь, в которой решительно осудил всякую борьбу против Советской власти и призвал церковь стать вне политики.68 В январе 1924 г. он издал указ "О стране Российской и властях ея" — о молитвенном поминовении государственной власти в богослужениях.