что было неэффективно. Почему? Потому что овца, как это ни парадоксально сказать сейчас,
не имела шерсти. То есть шерсть она, конечно, имела, но, на самом деле, та шерсть, которая у
дикой овцы – это подшерсток. Вернее, это шерсть, которая не употреблялась, которая жесткая,
нетеплая, малоценная. А вот та шерсть, которая сейчас – это подшерсток дикой овцы.
Может быть, вы помните, как где-то уже десять или двенадцать лет назад в Тироле, на
границе Италии и Австрии нашли человека, случайно замерзшего в горах; это было пять тысяч
лет назад. Во что был одет этот человек? Он полностью сохранился и все, что на нем, тоже
сохранилась. В рубашку из травы. Почему из травы? Что за нелепость? Овца была у этих людей,
но не было шерсти. Не было шерстяной одежды. Шерстопрядение появилось где-то лишь в
третьем тысячелетии до нашей эры. И вот это было очень эффективно, потому что шерстяная
одежда и теплая, и дешевая. Она гораздо более дешевая, чем, скажем, одежда изо льна, ее легче
сделать.
В результате вот этих революций, революций в производстве молока, в изготовлении
шерстяной одежды, центром цивилизации стала именно Западная Евразия. Здесь возник гораздо
более мощный очаг, чем в Китае. Скажем, в Китае вот этой вторичной революции производства
пищи не было. Там главным домашним животным была и остается свинья. Свинья – очень
ценное животное, но она не дает вторичных продуктов: ни молока, ни шерсти, ее также нельзя
запрячь, в отличие от вола, в плуг.
Что стало дальше с культурой докерамического неолита? Тут еще одна интересная вещь.
Дело в том, что, опять-таки, есть такой миф, что наша современная цивилизация, она такая
плохая, она уничтожает природу, она ведет дело к экологическому кризису, даже катастрофе.
Она, конечно, может быть, и ведет. И природу она уничтожает. Но, опять-таки, ровно этим
занимались люди на протяжении всей своей истории. Все культуры уничтожали природу. Или
почти все. И вели многие из них дело к экологической катастрофе. И вот эта первая
земледельческая культура, земледельческо-скотоводческая культура мира, докерамический
неолит десять тысяч лет назад привел дело к страшной катастрофе. Они вырубили, как это
водится, леса. Причем предполагается, что вырубили они их не для того, чтобы сеять свой
ячмень, для этого особенно больших территорий не требовалось, а скорее для того, чтобы
выжигать известь. Точно это, конечно, неизвестно, но, учитывая размеры тех поселений, которые
появляются к тому времени, например, на территории Иордании есть такое крупное поселение
Айнгазал, где жило две-три тысячи человек, как минимум, десять тысяч лет назад. Так вот,
учитывая все это, для производства извести, которую, как я уже сказал, использовали для
изготовления такого цемента, которым покрывали полы домов, требовалось колоссальное
количество топлива. И вот, для того, чтобы добыть это топливо сжигали дубовые леса. Так или
иначе, это привело к опустыниванию.
Что дальше произошло? Опять-таки, очень интересно. Люди на юге Леванта, на территории
современной Иордании, Израиля, может быть, юга Сирии (на севере там ситуация была
несколько другая), они бросили свои поля, поскольку козы, овцы, коровы у них были, и они
ушли в степь. Они стали подвижными скотоводами. Вот этот хозяйственный тип подвижных
скотоводов, опять-таки, появился именно в Леванте, именно тогда и в то время. И дальше с
этими стадами, в итоге, эти же люди или другие уже. Но стада то были те же. Это все равно
были те же козы, овцы и коровы. Люди дошли до запада Африки, до юга Африки, до Центральной
Азии. Они создали, опять-таки, тот мир скотоводческих степных, полупустынных культур,
который мы знаем. Он, опять-таки, возник вот именно тогда в Леванте, в ту отдаленную эпоху.
Он не возникал многократно, он возник тогда.
Далее, почему я говорю, что события в Леванте, Натуфе, докерамическом неолите Леванты;
почему я говорю, что они определили ход истории? Поскольку этот очаг цивилизации вырвался
вперед в то время, когда существовал не только Иерихон, но и Айнгазал; в это время весь мир
еще был населен этими самыми охотниками-собирателями. Первые земледельческие очаги