Первые этажи дома "России" занимали магазины и конторы, в верхних этажах были жилые квартиры.
Рядом с этим домом стоял еще один дом страхового общества, построенный в том же стиле и фактически являющийся его флигелем, только отделенным от него проездом.
Строения страхового общества "Россия" занимали практически всю северную часть Лубянской площади, и лишь двухэтажный домишко в четыре окошка имел другого владельца: он принадлежал причту церкви Гребневской Божией Матери, но в 1907 году и он был куплен страховым обществом.
По своему местоположению Лубянская площадь оказалась перекрестком основных московских маршрутов: здесь сходились и пересекались пути из одного окраинного района Москвы в другой: от Крестовской заставы, Таганки, через Театральную, Моховую, Каменный мост - в Замоскворечье и другие части города. Путеводитель 1917 года отмечал: "Площадь эта является узлом, в котором сплетаются, расходясь отсюда во все стороны, важнейшие городские пути. Через эту площадь проходят линии почти всех трамваев". В 1880-е годы трамваев еще не было, ездили на лошадях, но узел перепутий существовал, и поэтому Лубянская площадь стала сборным местом различного гужевого транспорта.
Кроме своего центрального положения, Лубянская площадь привлекала извозчиков и возможностью напоить здесь лошадь. В 1830 году на площади был поставлен водоразборный бассейн Мытищинского водопровода, в 1835 году украшенный аллегорической композицией известного скульптора И.Н.Витали "Четыре реки". Эта композиция представляет собой группу из четырех юношей, поддерживающих над головами тяжелую, большую чашу, из которой сверкающими потоками изливалась вода в нижний бассейн. Юноши символизировали главнейшие реки России: Волгу, Днепр, Дон и Неву. В настоящее время этот фонтан перенесен и установлен перед зданием Президиума Академии наук - бывшего Александрийского дворца в Нескучном саду - замечательного архитектурного памятника московского ампира 1820-х годов.
"Рядом с домом Мосолова, на земле, принадлежавшей Консистории, был простонародный трактир "Углич", - пишет в своих воспоминаниях о Лубянской площади В.А.Гиляровский. - Трактир извозчичий, хотя у него не было двора, где обыкновенно кормятся лошади, пока их владельцы пьют чай. Но в то время в Москве была "простота", которую вывел в половине девяностых годов обер-полицмейстер Власовский.
А до него Лубянская площадь заменяла собой и извозчичий двор: между домом Мосолова и фонтаном - биржа извозчичьих карет, между фонтаном и домом Шипова - биржа ломовых, а вдоль всего тротуара от Мясницкой до Большой Лубянки - сплошная вереница легковых извозчиков, толкущихся около лошадей. В те времена не требовалось, чтобы извозчики обязательно сидели на козлах. Лошади стоят с надетыми торбами, разнузданные, и кормятся.
На мостовой вдоль линии тротуара - объедки сена и потоки нечистот.
Лошади кормятся без призора, стаи голубей и воробьев мечутся под ногами, а извозчики в трактире чай пьют. Извозчик, выйдя из трактира, черпает прямо из бассейна грязным ведром воду и поит лошадь, а вокруг бассейна - вереница водовозов с бочками...
Подъезжают по восемь бочек сразу, становятся вокруг бассейна и ведерными черпаками на длинных ручках черпают из бассейна воду и наливают бочки, и вся площадь гудит ругательствами с раннего утра до поздней ночи..."
В конце 1890 - начале 1900-х годов Лубянская площадь приобрела тот вид, который она сохраняла в течение трех десятков лет, до 1934 года, и который запечатлен на многих фотографиях. По северной ее стороне возвышались дома "России", с южной - стена Китай-города, из-за которой поднимались здания Калязинского подворья и Московского купеческого общества, построенные в стиле промышленного модерна. С востока площадь ограничивал Шипов дом и Политехнический музей, с запада - двухэтажные дома с магазинами. Такой она встретила 1917 год, в который никаких памятных революционных событий и боев на ней не происходило.
Несмотря на все изменения, площадь всегда оставалась традиционно торговой - с магазинами, лавочками, с торговлей вразнос.
В 1919-1920 годах на Лубянской площади возник новый, последний в ее истории, рынок, но по славе, количеству рассказов и преданий, оставшихся в памяти москвичей, не уступающий прежним рынкам, о которых шла речь ранее. Этот рынок - знаменитый Книжный развал у Китайгородской стены.
Начинался он с того, что мелкие книжные торговцы облюбовали себе новое место для торговли с внешней стороны Китайгородской стены от Никольских ворот до Ильинских, напротив Политехнического музея. Сначала торговали на расстеленных на земле рогожах и мешках, затем стали появляться ящики, складные столики-прилавки, стоячие фанерные щиты на подпорках, служившие витринами, и, наконец, наиболее солидные торговцы стали ставить киоски-палатки.
Место для книжного развала было выбрано не случайно, именно здесь находилось большее, чем в каком-либо другом районе Москвы, количество потенциальных покупателей книжной продукции. Известный московский букинист Л.А.Глезер, начинавший свою деятельность на развале у Китайгородской стены, оставил любопытные воспоминания. От многочисленных воспоминаний покупателей, которые, как правило, описывают внешний вид развала и свою радость по поводу приобретения той или иной редкой и ценной книги, они отличаются тем, что рассказывают о книжном развале изнутри.
Объясняя появление книжной торговли у Китайгородской стены между Никольскими и Ильинскими воротами, Глезер пишет: "Здесь, в Китай-городе, в это время находилось множество различных учреждений, начиная с наркоматов и кончая мелкими конторами, складами, трестами, синдикатами, принадлежавшими частным лицам и акционерным обществам.
Ежедневно огромный поток людей выходил из трамваев на остановке "Лубянская площадь" и направлялся в Китай-город. Лубянская площадь была одной из самых оживленных в Москве. Здесь проходила бесконечная вереница трамваев и автобусов. Достаточно сказать, что из 37 действовавших в Москве трамвайных маршрутов 18 приходилось на Лубянскую площадь.
В нижней части стены, с внутренней стороны, между Ильинскими и Варварскими воротами, находился Центральный Комитет нашей партии. Наискосок от здания ЦК партии на Варварской площади размещался Высший Совет Народного Хозяйства, куда приезжали командированные со всех концов нашей страны. Таким образом, вся эта часть города была деловым центром Москвы".
Рассказывает мемуарист и об условиях работы книготорговцев: "Работать было нелегко. Но дождь, снег - всякая непогода - разве это помеха для букинистов. Когда рынок сильно разросся, новенькие с трудом находили себе пристанище, располагаясь на любом клочке земли..." Добром вспоминает он извозчичий трактир на площади, существовавший еще во времена Гиляровского: "У входа в трактир всегда можно было видеть не менее десятка запряженных лошадьми колясок, ожидавших, пока их кучера "заправятся" и обогреются. Этим "убежищем" охотно пользовались и книжники. Ведь торговля начиналась утром, чуть свет, и продолжалась до темноты. Здесь можно было обогреться чашкой чая и закусить яичницей с колбасой".
На развале торговали книжные торговцы двух категорий: частные, в большинстве своем старики с дореволюционным опытом, которые сами доставали товар и платили налог фининспектору, и так называемые "книгоноши", которые были работниками государственных книготорговых организаций, им платили процент от проданных книг и снабжали книгами с государственных складов.
После революции были национализированы склады больших книжных издательств, и вся эта дореволюционная литература шла на рынок. Современных книг было мало.
"Книги были на все вкусы, - вспоминает Глезер. - Вот книги в издании П.П.Сойкина - разрозненные тома из собраний сочинений Киплинга, Стивенсона, Диккенса, Марриета, Конан Дойла, Буссенара и некоторых других авторов. Книги новенькие, неразрезанные, и каждая по 30 коп. Рядом издания В.М.Саблина. Стоимость в издательском красивом зеленом переплете - 20 коп. за том, без переплета - 15 коп. Книг в издании Саблина было особенно много. Это отдельные тома сочинений Г.д'Аннунцио, Г.Ибсена, С.Лагерлеф, П.Лоти, Г.Манна, О.Уайльда, А.Шницлера, М.Метерлинка, К.Гамсуна...
Естественно, кроме перечисленных выше авторов и названий, были сотни других. В том числе издания по истории, естествознанию, философии, медицине и т.д. Постепенно открывались новые склады, заполненные книгами, и книжный ассортимент, естественно, расширялся".
Глезер получал книги со склада бывшего издательства А.А.Карцева. "Наиболее интересными здесь, - пишет он, - были книги Л.П.Сабанеева "Рыбы России", изданные в 1911 году, Г.Масперо "Древняя история народов Востока" и, главное, сочинения Е.А.Салиаса, начиная с 21-го по 55-й том. Сочинения Сабанеева, Масперо и Салиаса мы продавали по 50 коп. за том. Надо сказать, что книги эти объемистые, по 500 и более страниц. Страницы не были разрезаны, и при расшивании книги получались большие листы бумаги. Этим пользовались некоторые книгоноши-хитрецы и, чтобы выполнить план-выработку, свозили тома Салиаса на рынки, продавая мелким торговцам ягодами на кулечки и обертку. Такого рода дельцов было немного. Они оказались случайными людьми в книжной торговле и постепенно отошли от нашего дела. Именно эти тома Салиаса в издании А.А.Карцева стали все реже и реже встречаться у букинистов. Поэтому и стоимость их всегда была высокой. Сейчас они стоят и совсем дорого...
В течение дня стопки книг каждого издания таяли и таяли, и к концу дня зачастую не оставалось ни одного экземпляра. На следующий день ассортимент пополнялся книгами тех же издателей, но других авторов и других названий. Более активные книголюбы за неделю легко, по томику, собирали полные собрания сочинений...
У Китайгородской стены я проработал с 1924 по 1931 год. Видел тысячи людей. Знакомство с некоторыми сохранилось до сего времени. Кто только не посещал наш культурный центр (а что центр наш культурный, сомнений у нас не было). Это известные писатели, художники, профессура московских вузов, артисты, просто любители книг.
В поисках книжных редкостей часто наведывались к нам уже искушенные книголюбы, такие, как Демьян Бедный, В.Лидин, Н.Смирнов-Сокольский, Н.Машковцев, А.Сидоров, И.Розанов и многие другие известные деятели культуры и науки".
Книжный развал у Китайгородской стены был ликвидирован в 1931-1932 годах. Он оставил по себе добрую память у старых книжников, а у молодых рассказы о нем до сих пор вызывают завистливые вздохи.
ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ - ВРЕМЕНА НОВЫЕ
В 1918 году в одном из домов Стахеева на Лубянской площади получил комнату в коммунальной квартире поэт-футурист В.В.Маяковский. Впоследствии он упомянет об этом в поэме "Хорошо!": "Живу в домах Стахеева я, теперь Веэсэнха".
Далее он пишет, что с того самого дня, как поселился здесь, внимательно присматривался к тому, что происходило вокруг: к людям "всяких классов", оказавшимся собранными в коммуналке, к событиям, которые наблюдал из окна и на улице. Многое из увиденного получило отражение в его творчестве.
Отразилось и главнейшее событие в истории Лубянской площади советского времени.
В декабре 1920 года комплекс домов страхового общества "Россия" заняла расширявшаяся ВЧК. Это сразу изменило общую атмосферу на площади, хотя внешне все как будто оставалось по-прежнему. В.В.Маяковский в стихотворении, названном "Неразбериха", топографически точно изображая Лубянскую площадь и многократно описанных им (и не только им) мелочных торговцев и мальчишек-папиросников, фиксирует новое и характерное только для торжка у Никольских ворот Китай-города явление.
Лубянская площадь.
На площади той,
как грешные верблюды в конце мира,
орут папиросники:
"Давай, налетай!
"Мурсал" рассыпной!
Пачками "Ира"!"
Против Никольских - Наркомвнудел.
Дела и люди со дна до крыши.
Гремели двери, авто дудел.
На площадь чекист из подъезда вышел.
"Комиссар!!" - шепнул, увидев наган,
мальчишка один, юркий и скользкий,
а у самого
на Лубянской одна нога,
а другая - на Никольской...