Музей создавался на основе экспонатов Московской Политехнической выставки 1872 года, продемонстрировавшей большие достижения динамично развивающейся после отмены крепостного права русской национальной промышленности и науки. Выставка вызвала огромный интерес в самых широких кругах общества: у предпринимателей, ремесленников, рабочих, учащихся, интеллигенции. Особенно привлекали людей просветительские мероприятия, экскурсии, лекции, консультации, которые проводил Выставочный комитет, состоявший из крупнейших ученых разных специальностей. После закрытия выставки комитет решил продолжить эту деятельность и постановил организовать в Москве Музей прикладных знаний.
Сначала музей обосновался в арендованном доме на Пречистенке, но довольно скоро обнаружилось, что помещение слишком мало, и тогда встала проблема строительства своего, специально приспособленного для музея здания.
Политехническую выставку 1872 года устраивало Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии на частные средства, без участия государства. Строительство Музея прикладных знаний, хотя его польза для развития народного хозяйства была совершенно очевидна, государство финансировать также отказалось. Поэтому комитет выставки всю работу по устройству музея принял на себя и обратился за помощью к различным общественным организациям и частным лицам.
Московская Городская дума бесплатно выделила для строительства здания музея земельный участок размером около пяти гектаров на Лубянской площади между Шиповским домом и Ильинскими воротами. В то время здесь было порожнее место, занимавшееся в периоды сезонной торговли временными торговыми рядами и палатками.
Архитектурный проект музея сделал архитектор Ипполит Антонович Монигетти, Морской павильон которого на выставке 1872 года вызвал всеобщее восхищение.
И.А.Монигетти (1819-1878) родился в Москве, окончил Строгановское училище и Академию художеств, имел квалификацию художника-архитектора и звание академика. Он работал архитектором Царскосельского придворного ведомства, проектировал парадные комнаты Аничкова дворца, строил дворцовые здания в Петербурге, Ливадии, возвел несколько церквей "в византийском стиле". Крупнейшим специалистом Монигетти считался в области дворцовых интерьеров.
Проект Монигетти Политехнического музея был принят Комитетом с большим удовлетворением. Архитектор создал настоящий дворец просвещения, каким и должен быть музей, он был грандиозен, монументален и удобен для размещения и демонстрации экспонатов. Впечатляла богатая и изящная внутренняя отделка. Будучи москвичом и прекрасно представляя место, где располагается музей, близость Китайгородской стены, Ильинских башенных ворот, церквей ХVII века Николы Большой Крест и Георгия Великомученика, что в Старых Лучниках, Монигетти оформляет фасад здания по мотивам русского архитектурного декора парадных каменных построек ХVII века и народной деревянной резьбы.
Строительство ввиду недостатка средств велось в три очереди, первой строилась центральная часть. Она была закончена к 1877 году, и 30 мая этого года состоялась торжественная церемония открытия музея.
Об архитектуре здания восторженно отозвался самый авторитетный художественный критик того времени В.В.Стасов: "Прекрасен фасад Политехнического музея в Москве, построенный в русском стиле ХVII века. Это пышно, красиво, дворцом смотрит и не лишено оригинальности".
Политехнический музей сразу стал достопримечательностью Москвы. Его фотография вошла в знаменитый найденовский альбом "Москва. Виды некоторых городских местностей, храмов, примечательных зданий и других сооружений", изданный в 1884 году.
Возможность продолжить строительство здания Политехнического музея представилась лишь через десять лет. В 1887-1896 году по проекту архитектора Н.А.Шохина было выстроено южное крыло.
Но северо-западная часть участка, отведенного для строительства Политехнического музея, оставалась огороженным пустырем почти тридцать лет, и только в 1903 году началось строительство третьей очереди музея. Эта часть музея, по замыслу Монигетти, предназначалась под аудитории, и главным ее помещением был большой лекционный зал.
Начать строительство этого корпуса музей смог благодаря инициативе и энергии инженера-архитектора Георгия Ивановича Макаева. Он выполнил архитектурный проект северо-западного крыла, организовал акционерное общество, в которое привлек ряд состоятельных купцов и промышленников, отдал на строительство все свои сбережения.
Между проектами Монигетти и Макаева - тридцать лет, эти архитекторы принадлежали к столь отдаленным одно от другого поколениям (Макаев был моложе Монигетти на 52 года!), что о сходстве и непосредственной преемственности вкусов не могло быть и речи. Но они принадлежали к одной архитектурной национальной традиции, которая в своем естественном развитии, не копируя и не воспроизводя скрупулезно формы предшествующих образцов, позволяет создавать произведения внешне отличные от них и в тоже время связанные друг с другом внутренне.
Г.И.Макаев был классическим и чистым представителем стиля модерн. Построенный им в 1903-1904 годах доходный дом в Подсосенском переулке (№ 18) принадлежит к числу наиболее характерных зданий московского модерна. Несмотря на малую известность имени архитектора (в биографическом словаре "Зодчие Москвы" 1998 года отсутствуют даже даты его жизни и в библиографии не указано ни одной печатной публикации о нем), описанию этого дома в архитектурном путеводителе "Москва", изданном в 1997 году (авторы: И.Л.Бусева-Давыдова, М.В.Нащокина, М.И.Астафьева-Длугач), уделено места столько же, сколько и для самых известных памятников.
"Облик сооружения, - пишут авторы путеводителя, - ярко характерен его фактурные "шершавые" плоскости фасадов насыщены разнообразными, непохожими друг на друга деталями - эркерами, балконами, аттиками, окнами причудливой формы с фигурными рамами. На одном из аттиков (со стороны Казарменного пер.) даже размещено полихромное керамическое панно, изображающее качающиеся маки. Но самой интересной частью композиции, безусловно, является вытянутый полукруглый угловой эркер с узкими маленькими окошками (эти окошки несколько сбивают масштаб постройки, которая кажется на фотографиях обычно больше своей натуральной величины). По стенам эркера тянутся толстые корявые стебли каких-то фантастических цветов без листьев, неожиданно сообщающие всей постройке сходство с природным созданием. По-своему уникален декор металлических балконов со стороны Подсосенского пер., также подхватывающих мотив вибрирующих вертикальных линий. Противоречивость и характерность этого сооружения проявляются в сочетании классицистических львиных масок на лопатках с грубыми рельефами гигантских ромашек (на фасаде по Подсосенскому пер.), изящных параллельных желобков, декорирующих аттики, обрамление балконов и окон с причудливо-уродливыми растениями на эркерах. Однако в этой парадоксальности проявилась не просто специфика творческого почерка зодчего, но и подспудная устремленность самого стиля к контрасту, гротеску, нередко намеренному эпатажу".
Это описание приводится столь полно для того, чтобы читателю были ясны вкус и стиль архитектора, так как при работе над проектом этого дома он не был ограничен какими-либо внешними условиями.
Аудиторное крыло Политехнического музея Г.И.Макаев планирует, не изменяя ни своему вкусу, ни стилю. Северо-западный торец здания он делает вторым фасадом. Это решение продиктовано особой функциональной ролью северной части здания музея, отличной от его собственно музейной, экспозиционной функции центральной и южной частей.
В северном фасаде Политехнического музея присутствуют все характерные черты стиля Макаева: четкое деление фасада вертикалями пилястр, башенное завершение верха; три полихромных панно: пашущий поле крестьянин, кузнецы за работой в кузнице, символическая группа, состоящая из мужчины, женщины и мальчика с книгой в руках на фоне восходящего солнца - все это выражало основную идею музея: народный труд и народное просвещение; кроме того, декоративные, разбросанные по фасаду плашки-барельефы со стилизованными изображениями желудей, белок и других природных объектов. Но в тоже время общий вид фасада-торца и примыкающего к центральной части Монигетти южного крыла, выходящего окнами на площадь, образует гармоничное целое.
Работы по строительству северного крыла музея завершились в 1907 году.
Главное помещение новой части музея - Большой зал (или, как его называли сначала, Большая аудитория) открылся в 1908 году. О нем писали тогда: "Новая Большая аудитория Политехнического музея является лучшей аудиторией в Москве". И это было действительно так, аудитория была идеально приспособлена для чтения популярных лекций. Она обладала замечательными акустическими свойствами, расположенные возвышающимися над сценой амфитеатром скамьи для зрителей, прослужившие до 1966 года и только тогда замененные креслами, давали возможность каждому присутствующему видеть, что происходит на сцене, сцена была оборудована для демонстрации физических и химических опытов, висела таблица с Периодической системой элементов Менделеева, через застекленный потолок в зал проникал дневной свет. Ввиду высоких достоинств аудитории Комитет Политехнического музея постановил поместить в ней памятную доску с именами ее строителей. Эта доска, к сожалению, не сохранилась, но известен ее текст: "Аудитория сооружена в 1907-1908 годах по проекту и под наблюдением инженера Анатолия Александровича Семенова, при ближайшем сотрудничестве архитектора И.П.Машкова, З.И.Иванова и инженера путей сообщения Н.А.Алексеева".
Ко времени открытия Большой аудитории лекционно-просветительская деятельность Политехнического музея имела прочные традиции, так как она началась с самого основания музея. В 1872 году Комитетом музея сразу же было определено направление деятельности - доступность без снижения научного уровня и указан адресат - самые широкие демократические слои населения, стремящиеся к самообразованию. В большинстве случаев лекторам удавалось успешно разрешить поставленные задачи.
В один из первых сезонов цикл лекций "О жизни растений" (затем переработанных в знаменитую книгу, выдержавшую десятки изданий, "Жизнь растений") прочел К.А.Тимирязев. Слушавший эти лекции В.Г.Короленко вспоминает о них: "Высокий худощавый блондин с прекрасными большими глазами, еще молодой, подвижный и нервный, он был как-то по-своему изящен во всем. Свои опыты над хлорофиллом, доставившие ему европейскую известность, он даже с внешней стороны обставлял с художественным вкусом. Говорил он сначала неважно, порой тянул и заикался. Но когда воодушевлялся, что случалось особенно на лекциях по физиологии растений, то все недостатки речи исчезали, и он совершенно овладевал аудиторией".
Это описание открывает собой длинный ряд свидетельств посетителей различных лекций и вечеров, проводимых в Политехническом музее. Разные годы, разные темы, но удивительно единство впечатления: почти всегда говорят о том, что лектор - ученый, или общественный деятель, или литератор - "совершенно овладевал аудиторией", и единственное объяснение этому: на лекциях речь шла о том, что по-настоящему интересовало людей, что отвечало запросам и духу времени, и говорилось об этом серьезно и честно.
Новая аудитория Политехнического музея сразу же приобрела большую популярность у москвичей. Лекции в ней читали крупнейшие ученые Н.Е.Жуковский, К.АТимирязев, П.Н.Лебедев, П.П.Лазарев, Н.А.Умов, И.И.Мечников, Д.Н.Анучин, В.И.Вернадский и другие, их лекции несли в публику передовые научные идеи и знания. Состав постоянных посетителей лекций был исключительно демократичен: трудовая интеллигенция, студенчество, передовые рабочие (последнее, надобно сказать, вызывало тревогу у правительства).
В Политехническим музее наряду с сугубо научными конференциями, симпозиумами проходили "народные чтения". О том, что они имеют большое значение для будущего России, писал Тимирязев:
"Не знаю, многим ли из вас случалось бывать в этой зале-аудитории Политехнического музея в воскресенье утром, но я позволю себе утверждать, что ни в лондонском Кенгсингтоне, ни в парижском "Conservatoire" не встречал я картины более утешительной. Вы встретите здесь толпу, самую пеструю, какую по старой привычке могли бы представить где угодно, но уж никак не в аудитории. А между тем это факт: эта толпа в аудитории, она составляет аудиторию, внимательно, жадно ловящую слова не сказки, не потешного рассказа, а ставшего доступным ее пониманию научного вопроса". Тимирязев считал, что "народные чтения" - великое и благородное дело начало уплаты наукой, цивилизацией веками накопившегося долга народу, "тем темным массам, на плечах которых они совершали и совершают торжественное шествие".
Политехнический музей стал тем научным центром, где находили поддержку изобретатели и ученые, отвергнутые официальными научными учреждениями, среди них были, например, П.Н.Яблочков - изобретатель лампы накаливания и К.Э.Циолковский.
Если в начале существования лектория при Политехническом музее - в 1870 - 1880-е годы - в нем лишь изредка читались лекции по гуманитарным наукам (в частности, историк С.М.Соловьев прочел курс "Общедоступные чтения о русской истории"), то с течением времени, особенно в предреволюционные годы, в Большой аудитории музея все чаще проходят литературные вечера, выступают с лекциями литературоведы, писатели. С большим успехом прошла лекция К.И.Чуковского "Искусство грядущего дня" о поэтах-футуристах, профессора П.С.Когана "Новая поэзия и демократия", А.С.Серафимовича "О русском писателе", посвященная творчеству писателей-реалистов, и, наконец, начинают выступать с чтением своих произведений писатели и поэты: еще до революции здесь выступали В.Я.Брюсов, И.А.Бунин, В.В.Маяковский и другие. Большая аудитория Политехнического музея стала самой популярной трибуной современной поэзии.
Рассказывая о вечерах поэзии в первые послереволюционные годы, все современники говорят о переполненном зале, о толпе жаждущих попасть на вечер перед входом, которым не досталось билетов, о милиционерах, наводящих порядок, о царившей в зале атмосфере заинтересованности, неравнодушия.
Устраивались персональные вечера крупнейших писателей и поэтов. Но особенное внимание привлекали вечера коллективные, на которых выступали поэты различных школ и направлений.
Первым из наиболее ярких и запомнившихся вечеров этого рода, воспоминания о котором можно и сейчас еще услышать, был вечер 27 февраля 1910 года - "Избрание короля поэтов".
По городу была расклеена афиша, сообщавшая цели и порядок проведения вечера:
"Поэты! Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэтов. Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием.
Всех поэтов, желающих принять участие в великом, грандиозном празднике поэтов, просят записываться в кассе Политехнического музея до 12 (25) февраля...
Порядок вечера: 1) Вступительное слово учредителей трибунала. 2) Избрание из публики председателя и выборной комиссии. 3) Чтение стихов всех конкурирующих поэтов. 4) Баллотировка и избрание короля и кандидата. 5) Чествование и увенчание мантией и венком короля и кандидата".
Председательствовали профессор П.С.Коган и известный клоун-дрессировщик Владимир Дуров, называвший себя "королем клоунов".
Присутствовавший на вечере поэт Сергей Спасский описал его в своих воспоминаниях:
"Зал был набит до отказа. Поэты проходили длинной очередью. На эстраде было тесно, как в трамвае. Теснились выступающие, стояла не поместившаяся в проходе молодежь. Читающим смотрели прямо в рот. Маяковский выдавался над толпой. Он читал "Революцию", едва имея возможность взмахнуть руками. Он заставил себя слушать, перекрыв разговоры и шум... Но "королем" оказался не он.
Северянин приехал к концу программы... Стоял в артистической, негнущийся и "отдельный".
- Я написал сегодня рондо, - процедил он сквозь зубы вертевшейся около поклоннице.
Прошел на эстраду, спел старые стихи из "Кубка" (своего сборника "Громокипящий кубок, 1913 г. - В.М.). Выполнив договор, уехал. Начался подсчет записок. Маяковский выбегал на эстраду и возвращался в артистическую, посверкивая глазами. Не придавая особого значения результату, он все же увлекся игрой. Сказывался его всегдашний азарт, страсть ко всякого рода состязаниям.
- Только мне кладут и Северянину. Мне налево, ему направо.
Северянин собрал записок немного больше, чем Маяковский. "Король шутов", как назвал себя Дуров, объявил имя "короля поэтов". Третьим был Василий Каменский".
"Часть аудитории, желавшая видеть на престоле г. Маяковского, - писал в отчете о вечере еженедельник "Рампа и жизнь", - еще долго после избрания Северянина продолжала шуметь и нехорошо выражаться по адресу нового короля и его верноподданных".
"Футуристы, - продолжает Спасский, - объявили выборы недействительными. Через несколько дней Северянин выпустил сборник, на обложке которого стоял его новый титул. А футуристы устроили вечер под лозунгом "долой всяких королей".
"Избрание короля поэтов" открыло собой длинную серию поэтических вечеров в Большой аудитории Политехнического музея, на которых поэты и публика вступали в прямой диалог; приговоры - поддержка, одобрение или неприятие - выносились тут же. Может быть, никогда еще поэты не стояли так близко к своему читателю и не ощущали его так отчетливо.
Вечера носили общее название "Вечеров новой поэзии", хотя некоторые из них имели и свои названия: "Смотр поэтических школ", "Вечер поэтесс", "Чистка поэтов" и т.д. Для всех этих вечеров была характерна общая заинтересованность и откровенная реакция публики, на них бушевали страсти, возникали скандалы, но, несмотря на анекдотичность некоторых эпизодов, за ними всегда чувствовалась высокая поэтическая атмосфера этих вечеров.
Присутствовавшие бурно выражали свое отношение к содержанию стихотворений. Голый эпатаж футуристов не принимался. А.М.Арго вспоминает: "Что касается Бурлюка, он в течение многих вечеров, приставляя к глазу лорнет (у него была ассимиляция зрения), читал стихотворение, которое начиналось: