строю», которое представляло собой нечто вроде ультрамон-танского контрманифеста, насквозь проникнутого духом Гри-гория VII и Иннокентия III, довело страсти до крайнегонапряжения. Министерство, с одной стороны, прекратиловыдачу пенсии Монлозье, а с другой — отдало под судЛаменнэ, надеясь таким образом удовлетворить всех. Но приобсуждении военного бюджета и сумм, отпущенных на содер-жание полковых священников, депутат Ажье, ярый роялист,в свою очередь напал на «тайную власть иезуитов в короткомплатье» и заявил, что если Франция вынесла военный деспо-тизм, то она ни в коем случае не намерена терпеть деспотизмлицемерия.
Через несколько дней при обсуждении бюджета культоваббат Фрейсину, министр духовных дел, желая доказать, чтоКонгрегация ничуть не опасна, признал ее существование,которое до тех пор отрицалось самым энергичным образом;он признал также, что иезуиты вернулись во Францию, хотяи прибавил, что их терпят не как орден, а как отдельныхлиц... «Не приходится,— сказал он,— опасаться их влиянияна дело народного образования, так как в их руках находитсявсего семь учебных заведений, заведывание которыми дове-рено им епископами». Эта речь, которую Виллель характери-зовал как «наивную неосторожность», получила в странесамую широкую огласку. В палате пэров Ленэ, при поддержкеПаскье, спросил, что означает эта терпимость? А Монлозьеподал в парижский суд формальную жалобу на религиозныеи политические конгрегации, образованные в нарушениезакона, на иезуитов и на тех епископов, которые в своихпосланиях восхваляли этот орден и ультрамонтанские док-трины Ламеннэ. Большинством сорока голосов против пят-надцати суд вынес приговор, гласивший, что действующиезаконы решительно не допускают восстановления иезуит-ского ордена ни в какой форме, но что закрытие учебныхзаведений и роспуск ассоциаций, образовавшихся вопрекигосударственным постановлениям, эдиктам, законам и декре-там, являются исключительно делом высшей государственнойполиции. Поэтому суд признал себя некомпетентным по во-просу, возбужденному Монлозье.
«Закон справедливости и любви». Решение парижскогосуда было как бы предупреждением правительству. Однакоправительство не поняло смысла аплодисментов, которымивстречено было это решение, также, как в свое время не понялои значения подписки, открытой в пользу детей генерала Фуа.От правительства требовали, чтобы оно освободилось от влия-