войн, совершил нечто вроде государственного переворота.Он вошел в зал совета, поставил в вину советникам их пустыеразглагольствования, насилия клубов, недисциплинирован-ность армии, объявил совет распущенным и собственнойвластью провозгласил себя диктатором. Хлопицкий былв то время очень популярен и среди красных и среди белых,ибо первые воображали, что он поведет беспощадную войну,а вторые верили, что он добьется примирения Польши с еекоролем. Он постарался успокоить Австрию и Пруссию,обязавшись уважать их границы. Любецкого и Езерского онпослал в Петербург для переговоров. Если не считать требо-вания «восьми воеводств», данные им инструкции были до-вольно разумны: депутаты должны были ходатайствоватьперед королем о соблюдении конституции, о свободе и глас-ности заседаний сейма, о вотировании налогов палатами и обохране королевства исключительно польскими войсками.
Переговоры в Петербурге; воззвание к Европе. Чегоможно было ожидать от Николая? 15 декабря, после парада,он объявил своим войскам о «преступлении» поляков, при-бавив, однако: «Когда вы выступите против поляков, не забы-вайте, что вы—братья одной крови». Он выказал величайшуюхолодность Бургоэну, французскому поверенному в делах,и отдал приказ Дибичу о мобилизации русской армии. 17 де-кабря он обратился к полякам с воззванием, в котором клей-мил «гнусное посягательство» 29 ноября; требовал, чтобыони послушались «отеческих советов» и «повелений своегокороля», приглашая польскую армию следовать примеру«храброго конно-егерского полка».
Когда эти факты стали известны в Варшаве, они возбудилисильное раздражение в клубах. Адам Чарторыйский счелсвоим долгом стать во главе депутации только что созванногосейма и потребовал объяснений у Хлопицкого. Последнийвысокомерно отказал, заявив, что намерен «управлять именемконституционного короля». Оскорбленный сейм отнял дикта-туру у Хлопицкого, затем, ввиду протестов народа и армии,возвратил ее, но назначил ему в качестве помощников двухкомиссаров. Зато Хлопицкий добился приостановки заседа-ний сейма.
В Петербурге Любецкий и Езерский были приняты сначалаканцлером Нессельроде, который высмеял столь неразумноев данный момент требование «восьми воеводств». Когда депу-таты были допущены к императору, он повторил им то, чтоговорилось в воззвании от 17 декабря. Его манифест к рус-скому народу от 24 декабря, в котором он клеймил подданных,