Талейран посылал письмо за письмом в Париж, требуяновых инструкций и в особенности военной демонстрации. Бавария вооружалась. Мелкие немецкие государи, обеспо-коенные явным намерением Пруссии занять в будущем Гер-манском союзе господствующее положение, в частности пред-ставители Вюртемберга и Ганновера, заявили, что они не дадут своего согласия ни на какое постановление, касающееся гер-манских дел до тех пор, пока не будет разрешен вопрос о Саксо-нии. Но в этом вопросе Кэстльри продолжал злобно упорство-вать как бывший член антинаполеоновской коалиции против единственного немецкого короля, оставшегося верным Напо-леону, а также в угоду своим прусским коллегам, в союзе с ко-торыми он воевал начиная с 1813 года. Кэстльри питал надежду,что составлением и обнародованием громких принципиальных нот относительно Польши он в состоянии будет оправдать в глазах парламента эту уступку в вопросе о судьбе Саксонии.Талейран, которому было известно затруднительное поло-жение английского представителя, засыпал его аргументами,доказывая, что оба эти вопроса теснейшим образом связаны между собой. Кэстльри продолжал думать, что, дав пруссакам удовлетворение, он отвлечет их от России и таким образом уладит польский вопрос без помощи Франции. «По свойствен-ной ему манере оценивать наши силы,— писал Талейран в письме к королю от 31 октября,— можно судить, что больше всего он боится Франции». «Вы имеете,— сказал он мне,—двадцать шесть миллионов человек; мы их расцениваем как сорок миллионов». Однажды у него вырвалось следующее восклицание: «Ах, если бы у вас не оставалось больше никаких замыслов относительно левого берега Рейна!»
Александр, выведенный из терпения, пригласил прусского короля приступить к выполнению тайного договора от 28 сен-тября и занять своими войсками Саксонию. Затем он поручил позондировать Талейрана, который в этом вопросе оказался весьма несговорчивым.Тогда царь пригласил Талейрана к себе,надеясь подчинить его своей воле, смутить или подкупить;во всяком случае, он предпочитал первое средство, как более лестное для его самолюбия и более удобное для его политики.Свидание это состоялось 22 октября. Началось оно окриком,по-наполеоновски: «В Париже вы стояли за идею польскогокоролевства. Каким же образом вы изменили свое мнение?» —«Государь,— ответил Талейран,— я остался при прежнем мнении. В Париже речь шла о восстановлении всей Польши.Тогда, как и теперь, я хотел ее независимости. Но теперь дело обстоит совершенно иначе. Вопрос этот в настоящее время подчинен вопросу об установлении таких границ,которые обеспечили бы безопасность Австрии и Пруссии».—«Им нечего опасаться. Впрочем, у меня в герцогстве Варшав-ском 200 000 человек; пусть попробуют меня оттуда выгнать.Я отдал Саксонию Пруссии, и Австрия на это согласна».—«Не знаю, согласна ли на это Австрия. Мне трудно этому пове-рить, так как это совершенно противоречит ее интересам.Но разве согласие Австрии может сделать прусского короля владельцем того, что принадлежит саксонскому королю?»—«Если саксонский король не отречется от престола, то будет увезен в Россию и останется там до своей смерти. Один король там уже умер». После этого многозначительного намека наразделы Польши и на печальный конец Станислава Понятов-ского Александр продолжал: «Я полагал, что Франция мне кое-чем обязана. Вы всегда говорите о принципах. Ваше публичное право для меня не существует; я знать его не хочу.Что для меня значат все ваши пергаменты и ваши трактаты?»