ни оппозиции, которую последний оказывал всем его проек-там на Венском конгрессе, ни договора с Австрией и Англией,заключенного им 3 января 1815 года. Фуше был принесенв жертву первым и 19 сентября назначен посланником придрезденском дворе. 24 сентября Талейран подал королюпрошение об отставке, надеясь, что она не будет принята.«Если кабинет подает в отставку, то я найду других мини-стров», — ответил король.
Людовик XVIII. «Нас провели», — говорил своим интим-ным друзьям Талейран, пораженный этим ответом, совершеннопротиворечившим всем его ожиданиям и всем его предста-влениям о характере короля. Выло ли это естественной склон-ностью или результатом долгой и бездеятельной жизни в ка-честве претендента, но Людовик XVIII боялся всяких деловыхзабот и избегал всякого труда. Физической неподвижности,на которую его обрекала подагра и изуродованные ноги,соответствовала некоторая оцепенелость духовной деятель-ности. Насквозь проникнутый созданием законности своихправ, убежденный в божественном их происхождении, он на-мерен был неуклонно пользоваться ими и спокойно насла-ждаться властью; трон был для него просто самым мягкимиз всех кресел. Политический режим, подобный английскому,Людовику XVIII нравился в том отношении, что позволялцарствовать, не управляя и возлагая на министров всю тя-жесть деловых забот, — такой режим благоприятствовал еголени и дилетантским наклонностям. Какая-нибудь ода Гора-ция или удачно переданная сплетня занимали его гораздобольше, чем заседание совета министров или выработка за-конопроекта.
С другой стороны, ясный и скептический ум короля, малоспособный поддаваться иллюзиям, определенно подсказывалему, что Францией невозможно управлять иначе, как наоснове либерального режима, и он прекрасно понимал, чтопри малейшей попытке произвести какие-нибудь существен-ные перемены в учреждениях, созданных революцией, онставит на карту свою корону с величайшим риском оконча-тельно ее потерять. А в шестьдесят лет ему вовсе не хотелосьснова начать цыганскую жизнь, бродя с одного места надругое — из Вероны в Митаву, оттуда в Гартвель, Генти т. д. Двадцать с лишним лет изгнания внушили Людо-вику XVIII отвращение к такому бродяжническому суще-ствованию, и, по словам Тьебо, «он твердо решился умеретьна престоле, и у него хватило ума и благоразумия, чтобыосуществить свое желание на деле». Такой монарх, если бы