Строительство города Карина, называемого Феодосиополем
Полководец Анатолий, получив царский приказ, прибывает в нашу страну, обходит многие наши края и решает построить город в области Карина, в окружении тучных, изобилующих водой и плодоносных земель, учитывая, что это место срединное, не очень отдаленное от истоков части Евфрата, в медленном течении широко разливающихся наподобие болота, где в несметном количестве водится рыба и кормятся различные птицы, одних яиц которых хватило бы для пропитания жителей; по краям болота – тростники и камышовые заросли, на полях же – густая трава и изобилие плодов с семенами. Горы полны парнокопытными и жвачными животными. Здесь разводятся стада рослого, крупного и тучного скота, быстро набирающего вес.
Приметив у подножия прекрасно расположенной горы множество мелких прозрачных родников, он здесь и распланировал город. Окружив его глубоким рвом, на большой глубине заложил фундамент вала. Над ним он построил многочисленные, устрашающего вида башни, первую из которых назвал Феодосией, в честь Феодосией. В стороне от неё он сложил скальные башни, наподобие корабельного носа, с углубленными проходами, обращенными к горе, и такие же – напротив северной равнины. С востока же и с запада он возвел круглые башни. В середине города, на возвышенности, устроил склады и назвал их Августионом, в честь Августа. Подвел воду из различных мест и провел ее (в город) скрытыми путями. Он наполнил город оружием и охранным войском и назвал его Феодосиополем, чтобы память города обессмертила имя (императора). И над горячими источниками он возвел навесы из тесаного камня.
60
Вторичное обращение Месропа к проповедничеству
и отправление переводчиков в Византии
Пребывая в пустынных и укрытых местах, называемых Шалгомком[132], Месроп завершил обучение первой собранной группы. Не искусству какому-то он их обучал, но как бы душу по-апостольски передавал ученикам. Затем, оставив в этих местах надзирателей из своих учеников, в Спере – Левонда и Енока, в Дерджане – местного епископа Гинда, в Екелеаце – Данана, он прибывает в Айрарат и следует в прежнее место своего обитания – в область Голтн.
Ибо сохранившийся горький корень языческой ереси, проросший во времена безвластия, широко распространился. Выкорчевав его при помощи правителя этой области Гюта, сходного нравом со своим отцом Шабитом[133], блаженный получает еще известие о том, что главные-то учителя зла находятся в краю Баласакана[134]. Прибыв туда, он многих направляет на путь истины, а немногих упорствующих прогоняет во владения гуннов[135]. Поручив дело проповедования в тех краях епископу по имени Муше, он пускается в обратный путь по Гардманской долине[136], ибо до него доходит слух, что и там имеются последователи той же ереси. Обнаружив таковых, он и этих обращает к познанию истины, а вместе с ними и, вторично, правителя Гардмана по имени Хурс. Находясь там, он получает приглашение от Ашуши, бдеашха Гугаркского, прибыть в его владения в область Таширк[137] по такому же делу. Явившись туда, он добивается своими проповедями лучших и более основательных плодов, чем у прочих наставленных им. В это время в Иверии царствовал некий Ардзил[138]. После этого являются Месроп и Сахак Великий и отправляют в Месопотамию, в город Эдессу, тех же учеников – Иовсепа и другого его товарища из деревни Колб по имени Езник[139], чтобы они перевели на наш язык все, какие достанут, указанные им книги первых святых отцов и немедленно привезли (их) с тем, чтобы затем быть посланными в Византии для такого же дела. А те получили лживые письма от каких-то обманщиков, якобы Сахак Великий и Месроп собираются направить в Византии других, и поэтому, стремясь к благам, порождаемым учением, без разрешения своих учителей тотчас отправились в Византии. Хорошо овладев эллинской грамотой, они принялись за переводы и сочинительство. Соревнуясь с ними, их товарищи и соученики по имени Гевонд и Корюн[140] по своей воле отправились к ним в Византии. За ними двинулись туда Йовхан и Ардзан, которые были еще раньше отправлены Сахаком Великим и Месропом, но, путешествуя неспешно и странствуя лениво, задержались в Кесарии. Византийский епископ Максимиан оказал им отличный прием.
61
Об Эфесском соборе, созванном по поводу нечестивого Нестория
В это время престол византийского епископства незаслуженно занял нечестивый Несторий[141], который, руководствуясь иудейским толкованием, оскорблял Всесвятую Деву[142] (утверждением), что она родительница человека, а не Богородица. Так как рожденный от нее обрел начало, то, говорил он, одно – это сын от Марии, (рожденный) по благодати, а другое – это сын от Отца, (рожденный) до вечности; таким образом получаются два сына и Троица превращается в четверицу. Поэтому в Азии, в приморском городе Эфесе[143], по письменному извещению собрались святые отцы Целестин из Рима и Кирилл из Александрии, Ювеналий из Иерусалима, Иоанн из Антиохии, Мемнон из Эфеса, Павел из Эмесы, Феодотий из Анкиры и многие другие отцы, числом двести, и, прокляв Нестория, исповедали единым Сыном Божьим Господа нашего Иисуса и Богородицей – Всесвятую Деву Марию.
И так как Сахак Великий и Месроп на том соборе не присутствовали, то епископы Кирилл Александрийский, Прокл Константинопольский и Акакий Мелитенский пишут им письма с предостережением, ибо они слышали, что некоторые из его учеников-еретиков отправились в Армянскую страну, захватив с собой писания Феодора Мамуестского[144], учителя Нестория и ученика Феодора[145]. Затем прибыли наши переводчики, имена которых мы упоминали выше, и застали Сахака Великого и Месропа в Аштишате (области) Тарой и представили им письма и каноны Эфесского собора, определенные в количестве шести, и достоверный экземпляр Писания.
Получив его, Сахак Великий и Месроп вторично перевели уже однажды поспешно переведенное еще раз вместе с ними, слагая в обновленном виде[146]. Однако, поскольку они были несведущи в нашем искусстве, то и работа во многих своих частях оказалась ущербной. Поэтому Сахак Великий и Месроп послали нас в Александрию для приобретения совершенного знания языка и для тщательного пополнения образования в академии.
62
Добавление[147] об учителях, о самом себе и о поездке на учение
с уподоблением небесным явлениям
Те, что постоянно следуют философам и углубляются в труды математиков, утверждают, что звезды получают свой свет от луны, луна питается (светом) солнца, солнечный же круг – (светом) эфирных небес. Так, эфир посылает лучи в оба пояса, и каждый из них освещается посредством солнца, соответственно положению, движению и времени[148]. Таков пример, следуя которому и мы, освещенные мысленными лучами благодати, постоянно исходившей от наших духовных отцов, проехавшись по южным краям, прибыли в Эдессу. Слегка поплавав над глубинами архива[149], мы отбыли на поклонение святым местам и на недолгое обучение в Палестинской (стране). Так, странствуя неспеша, мы прибыли в Египет, страну прославленную, чуждую чрезмерным холодам и жаре, наводнениям и засухе, расположенную в прекрасной части света, изобилующую всевозможными плодами, как нерукотворной стеной окруженную Нилом, который не только охраняет ее, но и сам в достаточной мере снабжает пищей, регулируя своими разливами периоды сухости и влажности на благо земледелию страны. Река с легкостью доставляет все, чего недостает последней, и, обтекая ее и прорезая во всех направлениях своими двенадцатью рукавами, обращает ее как бы в плодородный остров[150]. Здесь воздвигнута великая Александрия[151], город соразмерный, с умеренным климатом, построенный между морем и искусственным озером, от которых веют приятные дуновения: от устьев озера, устремленных к морю, и от находящегося вблизи моря постоянно текут струи воздуха – тонкие со стороны моря и густые – со стороны озера; их смешение прекрасно укрепляет здоровье.
Ныне здесь господствует не пятиглавый Плотениос[152], охвативший весь мир, а проповедник Евангелия Марк, и нет более гробниц богородных героев из племени драконов, но красуются часовни святых. И нет нелепого праздника 25-го (числа месяца) тубы[153] с возложением венков на вьючных животных, поклонением ужам и раздачей пирогов, но 11-го того же (месяца) тубы отмечается праздник Богоявления, восхваляют победоносных мучеников, принимают чужестранцев и подают милостыню беднякам. И не приносят жертв злому демону Серапису[154], а предлагается кровь Христова. И не просят об ответе оракул (бога) подземного царства Продейада[155], но учатся достижениям различных наук у Нового Платона[156], имею в виду моего учителя, коего не недостойным учеником я оказался и не несовершенным упражнением добирался и утвердился на высотах мастерства.
Желая плыть в Элладу[157], мы, гонимые ветром, попали в Италию и почтили могилы святых Петра и Павла[158], недолго пробыв в городе Риме. Пройдя через Элладу по Аттике, мы на короткое время остановились в Афинах. На исходе же зимы направились в Византии, стремясь к нашему отечеству.
63
О злосчастном сговоре армян, замысливших собственную гибель
Но армянский царь Арташир все больше погружался в пучину беспутных страстей, пока все нахарары не исполнились к нему отвращения. Они пришли к Сахаку Великому с жалобой, призывая также и его помочь им оговорить (Арташира) перед персидским царем и, свергнув своего царя, дать привести перса на управление страной. Но он ответил: «Я не считаю вас лжецами; я и сам слышал о его позорных поступках и многократно порицал его, но он отрекался. Ныне же надо проявить немного терпения к его недостаткам, пока не найдем выхода при помощи греческого императора Феодосия, а не предавать его неверным на осмеяние и поругание».
Но те не соглашались и упорно старались сделать его своим сообщником. Он же говорил: «Не стану я предавать волкам мою заблудшую овцу, сталкивать в пропасть сломленного и больного вместо того, чтобы печься о нем. Ибо если дело происходило бы перед верующим государем, я не стал бы медлить, а поспешил бы, надеясь остановить падение; но предавать его язычникам на окончательную погибель я не стану, ибо сказано: «Не предай зверям душу, исповедующуюся тебе». Ибо он, конечно, беспутен, но крещен в купели; блудодей, но христианин; растлен телом, но верует душой; предается разгулу, но не поклоняется огню; питает слабость к женщинам, но не служит стихиям. Возможно ли, чтобы я поменял свою больную овцу на здорового зверя, само здоровье которого является для нас бичом?»
Нахарары же, решив, что он лукавит, выигрывая время, чтобы предупредить царя, дружно заявляют: «Раз ты не соглашаешься с нами в том, чтобы он перестал быть нашим царем, то наша воля, чтобы и ты не священствовал над нами». И они, сговорившись, отправляются к персидскому царю Враму, в сопровождении некоего Сурмака, тщеславного иерея из Арцке, с клеветническим обвинением на своего царя Арташира и Сахака Великого в том, что они замыслили предаться грекам.
64
Об упразднении Армянского царства по желанию
самих армян и о поругании патриаршего престола
Тогда персидский царь Врам вызвал армянского царя Арташира и Сахака Великого ко двору, где стали требовать, чтобы последний возвел обвинения на Арташира. Но он отказался высказать что-либо плохое или хорошее. Тогда царь велел тысяченачальнику арийцев из рода Суренова Пахлава убедить его как сородича[159] дружескими увещеваниями. И тот стал его искушать, говоря: «Так как ты – кровь моя и родня, то скажу, желая тебе добра: если только ты согласишься с вашими нахарарами, персидский царь возвеличит тебя, а внука твоего Вардана назначит над Арменией, с саном и почестями, равноценными царским». Он, однако, не согласился, сказав: «Могу ли я из тщеславия и властолюбия оклеветать ближнего своего? Чем объясняется это ваше согласие – низложить Арташира? Ибо я не знаю за ним желания отложиться. Но если это из-за беспутного образа жизни, в котором его обвиняют, то ведь, следуя вашим нечистоплотным законам, он заслуживает вашей похвалы, хотя и по нашим он подлежит осуждению. Так или иначе, но от меня вы ничего не услышите».
Разгневанный Врам, устроив разбор дела на большом судилище, не слушал Арташира и внимательно прислушивался к клеветникам, особенно же к мерзейшим словам Сурмака. Так как нахарары – приспешники вражьей воли и приверженцы супостата – обещали ему патриарший престол, то он, движимый своекорыстием, обратил свой язык в губительный клинок. Кончилось тем, что Врам приказал отобрать у Арташира царскую власть, заточить его там же и конфисковать все достояние его рода; то же самое – по отношению к Сахаку Великому, вплоть до конфискации католикосова дома[160]. Вместо него (он велел) посадить на патриарший престол Армении упомянутого Сурмака и отпустил армянских нахараров с большими дарами, дав им в марзпаны[161] перса по имени Вехмихршапух.
Однако власть Сурмака продлилась не более года; он был свергнут с престола теми же нахарарами. В дальнейшем он получил от персидского царя епископство своей родной Бзнунийской области с правом передачи по наследству. Нахарары же стали просить Врама вновь заместить престол, и он дал им некоего сирийца Бркишо. Последний явился с дурными сотоварищами, приведя с собой и женщин-домоуправительниц, и три года вел жизнь невоздержанную и полную излишеств, расхищая жребии[162] умиравших епископов. Не в силах его вынести, нахарары снова обратились к Враму с просьбой заменить его кем-либо другим из их единоверцев. При этом половина их просила о Сахаке Великом.
65
Отсылка Сахака Великого из Персии вместе с соправителем Шамуелом
Как мы сказали, армянские нахарары разделились на две (группы) и каждая из них обратилась к персидскому царю с просьбой заместить (патриарший) престол. Ваче, владетель Арцруни, и Хмаеак, владетель Ашоцка (просили назначить) того, кого царь пожелает, а Манеч, владетель Апахуника, и Спандарат, владетель Аршаруника,- Сахака Великого. Греческий полководец Анатолий также послал из Карина Хавука из Кукайарича (с предложением) определить Сахака в греческий удел, в случае, если царь не захочет назначить его в своем уделе. Сонм епископов вместе с блаженным Месропом и со всем духовенством также отправили с просьбой священника Тирука, сына Мовсисика из Заришата Ванандского. Поэтому Врам согласился выполнить просьбу обеих групп и отдал патриарший престол (также) другому – некоему сирийцу по имени Шамуел, чтобы он противостоял Сахаку Великому в сане и на престоле, и выделил в круг его деятельности содействие марзпану, надзор за распределением взимаемых податей, над судом и другими гражданскими учреждениями. Отпуская же Сахака Великого, он оставляет за ним небольшое количество деревень его дома, чтобы он сидел только в собственном уделе, обладая правом вести лишь обычную церковную службу, и рукополагать тех, кого одобрит Шамуел.
Но отсылая, он пригласил его к себе и перед большим советом сказал: «Поклянись своей верой в том, что будешь верно служить мне и не станешь помышлять о мятежах, обманываясь единством в ложной вере с греками и оказываясь виновником гибели Армянской страны от нашей руки и превращения нашего благорасположения во вражду». Тогда поднялся Сахак Великий, скромный и пригожий, готовый к торжественной речи, с кротостью во взоре, и смиренным голосом начал говорить о своих заслугах, встретивших их неблагодарность, и вместе с тем порицать лживость их сладких речей и горечь и злобность их помыслов и деяний, добавив к этому осуждение бессмысленно-бранного выражения «единство в ложной вере», допущенного Врамом. Он показал несостоятельность их веры и завершил все это блестящим изложением христианского вероучения, насколько это было доступно слуху язычников; не стал выставлять учение в полном его сиянии на осмеяние неверным, как бисер свиньям на попрание. Но его речь так полыхала молниями, что испепелила языки магов, и сам царь был поражен и потрясен, а весь цвет персов, собравшихся на поприще, поднявшись на цыпочки, обратился в слух. Кончилось тем, что Врам приказал выдать ему много серебра как прекрасному оратору и отважному сердцем мужу, решившемуся на дерзновенные речи перед столь (великим) царем.
Но тот не принял и сказал своему сородичу Суренову Пахлаву: «Пусть его серебро останется при нем. Но ты убеди его дать мне только две (вещи): пусть прикажет следовать и впредь (порядку) рядку) престолов армянских нахараров, как он учрежден Арташиром и как они ему следовали до сих пор[163], чтобы марзпаны – персы, имея об этом инструкцию свыше, не могли его изменять по своей воле. И второе, пусть он вернет дом моему и твоему сородичу, юному Газавону, сыну Храхата, включив его в число других нахараров, если и не на его место, так как он ненавидит имя Аршакуни, то хотя бы на место, какое сам пожелает, как (он поступил) с его же родственниками Камсараканами или Аматуни, лишив их отеческих престолов и передвинув их из начальной части (перечня) санов в конечную; или пусть поручит ему, как он доверил (тем) и их потомкам, (какую-либо) царскую должность, пока Бог не смилостивится и не возвратит отеческий сан рукой какого-нибудь царя. Итак, постарайся околдовать его с искусством подлинного колдуна».
Врам согласился и приказал выполнить все это и, вновь утвердив его внука стрателата Вардана на домовладычество в его роде Мамиконеанов, отпустил (Сахака) в Армению.
Могут, однако, сказать, что нам следовало привести речь, произнесенную Сахаком Великим перед персами; но пусть знают, что она не дошла до нас ни от кого полностью и во всех подробностях, почему мы и не включили ее в свою историю. И ведь я – человек престарелый, немощный и непрестанно занятый переводами и думаю лишь о том, чтобы поскорее закончить (этот труд), а не заниматься тщательной отделкой изложения, чтобы и желание твое было исполнено, и я бы избавился от твоих настойчивых просьб и слов. Ибо считаю тебя человеком, сравнявшимся с нами (по умению) сострадать, не то что князья, близкие, как говорят поэты, к роду, племени и семени богов[164].
66
Дела Шамуела, недостойного соправителя Сахака Великого
Заняв патриарший престол, Шамуел следовал примеру Бркишо, отличаясь еще большей жадностью. Если тот расхищал достояние лишь умиравших епископов, то этот – также живых. Ибо он не давал Сахаку Великому рукополагать новых, взамен умерших, живых же изгонял, придравшись к малейшей неисправности в выплате царских податей, и присваивал дома их всех. Поэтому все епископы возненавидели его и исполнились к нему презрения, так что если бы даже претерпевали от него бедствия в тысячекратном размере, то и тогда не обратились бы к нему. Исключение составлял упомянутый Сурмак, жребий которого он и увеличил, передавая ему отнятое по царскому велению имущество других. Этим он возбудил зависть и других епископов, которые стали дерзностно стремиться к тому же и добивались этого у персидского царя каждый при помощи своего князя[165].
Сахак же Великий ни на минуту не переставал питать духовной пищей детей церкви при помощи Месропа, которого он утвердил в соборной церкви, что в городе Валаршапате, в то время как сам оставался в области Багреванд в том месте, где воссиял небесный свет при крещении святым Григором Трдата и всех армян.
Шамуел, прожив пять лет, умер в нашей стране. Тогда наха-рары в полном сборе пришли к Сахаку Великану и, покаявшись в содеянном, просили его вновь занять престол. Обещали добиться у персидского царя его утверждения, готовы были все подкрепить своими печатями грамоту о предоставлении того же сана потомственно его внукам. Но он не согласился и после многих просьб был вынужден рассказать им о видении, которое за много .времени до этого явилось ему во сне как предсказание будущего[166]. Услышав его рассказ и узнав, что первосвященство изъято из его рода по Божьему велению, они стали проливать слезы и оплакивать себя, согласно Евангельскому слову, что «надобно прийти соблазну, но горе тому человеку, через которого соблазн приходит», и отвили его в покое.
67
Уход из мира сего Сахака Великого и блаженного Месропа
Двадцать один год царствовал над персами Врам Второй и умер, оставив государство своему сыну Язкерту[167]. Тот, сразу же по восшествии на престол, предает забвению заключенный мир и нападает на греческое войско у Мцбина. Он приказывает войскам Атрпатакана двинуться в нашу страну, и те приходят и в беспорядке располагаются у Багнац-авана.
В это время Сахака Великого постигла смертельная болезнь. Ученики перенесли его в деревню по названию Блур[168], как в место, и родное ему, и укрытое от нападений тревоживших их персидских войск. Там и настала его кончина. Он пробыл патриархом пятьдесят один год, начиная от третьего года правления армянского царя Хосрова и до начального года правления персидского царя Язкерта Второго, исхода месяца навасарда[169], дня своего рождения. Рожденный смертным, он оставил по себе бессмертную память; приносил честь образу (Божьему), благоговел перед призвавшим его, поменял (одну) жизнь (на другую)[170]. И прожил он столько, что старость не произвела в нем никаких разрушений и немощи не подавили его. Нам следовало бы возвышенными словами достойно прославить нашего отца, но дабы не наскучить читателю длинными речами, мы обратимся к этому в другом месте и в другое время, за пределами этой книги, там, где мы в начале обещали сделать добавления[171].
Его архидьякон Еремия вместе с соучениками и госпожой Мамиконеан, его невесткой по имени Дстрик, женой стрателата Вардана, перенесли достопочтенные останки и похоронили в его деревне Аштишат, в области Тарой. Его ученики – монахи-спудеи, рассеявшись по своим областям, основали там монастыри и собрали братии.
По прошествии же шести месяцев после кончины святого Сахака, тринадцатого (числа месяца) мехекана[172] в городе Валаршапате отошел от этого мира и блаженный Месроп, превзошедший всех добродетельных (мужей) того времени. Ибо в его поведении никогда не находили себе места дерзость и угодливость, но, кроткий, благожелательный и благомыслящий, он представал перед всеми украшенным качествами небожителей. Ибо он отличался ангельским видом, плодовитой мыслью, светлыми речами, упорством в делах, блестящей наружностью, неописуемым обаянием и был велик в советах, прям в делах веры, терпелив в надежде, искренен в любви, неутомим в наставлении.
Но так как я не в состоянии исчерпать все его добродетели, то я обращу свои слова на описание погребения его останков. Я слышал от многих и достойных доверия людей, что над домом, в котором почил блаженный, засиял свет в образе туманного кое-ста и его излучение не было прерывистым или доступным лишь для немногих, но видимым всей толпе, так что многие неверующие приняли крещение. Тогда среди собравшихся возникли волнения и споры по поводу места захоронения его смиренного тела, еще при жизни приученного к смерти. Толпа разделилась на три части: одни требовали перенести его в его родную область Тарой, другие – в область Голтн, первой им наставленную, прочие же – (похоронить) его там же в Валаршапате, в усыпальнице святых. Но победил храбрый Вахан Аматуни, сильный и верой, и мирской властью, ибо в то время он был назначен персами тысяченачальником[173] Армянской страны. Он поднял тело и в достойном погребальном шествии перенес его в свою деревню Ошакан[174]. И тот же образ сияющего креста плыл над гробом на глазах у всего народа, пока Вахан и его служитель Татик не погребли его. Тогда знамение скрылось. По приказу блаженного Месропа патриарший престол в качестве местоблюстителя занял его ученик – священник Иовсеп из Вайоц-дзора[175], из деревни Холодим.