Главная особенность тактики этого периода уже исследована в предыдущей главе, а именно усиление значения конницы. В военный трактат конца VI в., так называемый Стратегикон, входит детальное описание вооружения, оснащения и обучения кавалерийских частей, так же как и тактики ведения боевых действий при ограниченной поддержке пехоты. В то время как пехота ни в коем случае не игнорируется, ясно, что автор пишет для командиров соединений конницы. Кроме этого общего изменения тенденции, других особых перемен не наблюдалось. Одно важное новшество — введение стремян — почти наверняка заимствовано у тюрок-аваров.
Главная стратегическая проблема, с которой столкнулись преемники Юстиниана, состояла в том, что в конце его царствования, как прямое следствие военных успехов и расширения империи, войска были разбросаны на огромной территории. Полевые армии должны были распылять силы для защиты протяженных участков границы, отражать внезапные набеги и подавлять волнения во внутренних областях. Они все же были способны сохранять целостность имперских границ и восстанавливать их в случаях нарушений — вплоть до самого краха оборонительной системы империи в первые годы царствования Ираклия. Объяснение этому кроется в эффективной и отлично скоординированной системе тыловой поддержки, которой ромейское государство придавало особое значение, в компетентности командования и воинской дисциплине. Благоприятно для Византии сказывалось отсутствие стратегической координации и относительно ограниченная численность неприятельских сил. Ромейская стратегия ведения кампании сместила акцент на тактику сдерживания — выигрывая время, лишая врага запасов продовольствия и фуража для лошадей, разжигая недовольство среди его солдат, что было особенно важно в условиях ограничения ресурсов и перенапряжения экономики. Сила оружия дополнялась дипломатией и, конечно, подкупом неприятельских вождей.
Нужно отдавать себе отчет, что «граница» — социально-политическая условность. Ромеи видели в ней разграничительную черту, делившую мир на «их» и «наш»; но археология позднего византийского периода на Балканах и на Востоке показала ее отвлеченность. Есть множество свидетельств, что «варвары» хорошо освоились на ромейской территории Балкан в конце VI столетия. В поисках продовольствия и фуража они небольшими группами проникали на территорию империи и шантажировали местные общины, навязывая им свою «защиту». При появлении имперских отрядов эти группы бесследно растворялись, и успех правительства в борьбе с ними зачастую показывался лишь в отчетности. Постепенно ситуация свелась к тому, что имперское присутствие в тех местах стало лишь номинальным. Таким образом, хотя Дунай являлся именно «границей», к концу VII столетия большая часть внутренних районов Балкан была уже полностью вне досягаемости имперской администрации.
В областях, наиболее затронутых подобным явлением, регулярное разрушение экономической деятельности вело к депопуляции и отказу от земледелия, так что в итоге армия не могла себя прокормить. Это уже имело место в северной Фракии в конце V в., заставив императора Анастасия предпринять специальные меры. В той же степени ситуация проявлялась в Мезии и Скифии в годы царствования Юстиниана. Частичным решением проблемы стало учреждение квестуры, специальной команды, призванной навести порядок в тылу Дунайской армии и войсках на побережье Эгейского моря.
Основы византийской стратегии оставались неизменными с конца царствования Юстиниана до середины царствования Ираклия, то есть до 620 г., с двумя исключениями: в Италии и Африке появились новые армейские управления, «экзархаты»: первый — со штабом в Равенне, второй — со штабом в Карфагене. Эти командования объединяли военную и гражданскую власть в руках одного должностного лица и представляли собой ответ на постоянные угрозы: в Италии — вторжение лангобардов в 568 г. и их последующее усиление в долине реки По и в центральных областях полуострова; в Африке — непрерывные набеги берберских племен на прибрежную равнину, на северные африканские провинции.
Дальнейшие изменения имели место в царствование Ираклия. Две имперские полевые армии во Фракии и в Вифинии были объединены. Два управления магистров милитум на Востоке и в Армении продолжали существовать, как и магистра милитум во Фракии, все три позднее были вовлечены в борьбу с арабами в 630 г., но управление магистра милитум в Иллирии исчезает. Стройная система отчетности свидетельствует, что этот корпус был разбит, а уцелевшие солдаты вошли в другие полевые армии. Таков был результат занятия в период 610–630 гг. большей части центра и севера балканского региона славянскими поселенцами под общей гегемонией аваров.
К концу Персидских войн 628–629 гг. и экзархаты, и квестура, и упразднение армии в Иллирии представляли собою общий фон более или менее неизменной стратегии. Возвращение к политике союзов с арабскими племенами на восточной границе, наряду с восстановлением системы лимитаней и пограничных гарнизонов, свидетельствует о неизменности региональной структуры командования в 630–640 гг., вплоть до времени царствования Ираклия.
Искусство защиты крепостей и городов от нападения и осада вражеских цитаделей являлось важным аспектом византийской военной науки. Еще от эллинистических и римских авторов была унаследована сложная наука, воплощенная в трактатах по общей тактике и в нескольких специальных работах, посвященных ведению осад. Потребность прикрывать и защищать свои города и необходимость захватывать неприятельские крепости расценивалась как фундаментальный элемент имперской стратегии в долгосрочной перспективе и как практический навык ведения боевых действий.
Все же, несмотря на древнюю традицию, в которой византийцы искали руководство к действию, ведение ими осадной войны не было особенно изощренным. В теории и иногда на практике главная роль отводилась осадным приспособлениям и механическим устройствам. Осадный парк Мануила I в его походе 1176 г., должно быть, включал много различных машин и материалов для их монтажа, хотя до нас дошли очень скудные свидетельства о самих агрегатах. Средневековые тексты вообще редко дают детальную информацию, а их технический словарь имеет обыкновение описывать все осадные орудия как катапульты, что часто путает историков.
Практика византийских осад основывается на проверенных методах: сокращение ресурсов крепости или города путем отсечения от поставок продовольствия и боеприпасов, использование психологических методов, чтобы убедить гарнизон сдаться, подрыв стены или башни, чтобы взять город штурмом. Если позволяло время, лучше было морить врага голодом и таким образом свести к минимуму собственные потери, чем организовывать штурм, который унесет много жизней и средств и может еще кончиться неудачей. По тем же принципам обороноспособность крепости основывалась на полном обеспечении гарнизона всем необходимым, в первую очередь питьевой водой.
Различные тактические руководства подчеркивают преимущества косвенного, а не прямого воздействия на врага. Очень рекомендовалось выманить врага из укреплений или запугать и деморализовать осажденное население. Разжигание разногласий в осажденном городе, особенно среди вражеских солдат, расценивалось как особенно эффективное средство. Ромейские командующие зачастую успешно провоцировали неприятельские гарнизоны на вылазки и заставляли их вести бой в чистом поле, но удивительно, что есть несколько примеров, когда командиры византийских гарнизонов попадались на ту же самую удочку.
Только когда все военные хитрости были испробованы и потерпели неудачу, или когда командующий осадными силами не имел выбора — ввиду, например, подхода неприятельской армии на помощь осажденным, тактические руководства рекомендовали прямой штурм. Но далеко не все военачальники на него решались.
Среди известных способов осадных работ наиболее эффективными были подкопы. Сначала рыли туннели под стены вражеской крепости, потом заполняли их горючим веществом и, когда другие приготовления были закончены, поджигали. Огонь уничтожал деревянные крепления, туннель обрушивался вместе с секцией стены или башни, и образовывался пролом. Минирование могло столкнуться с контрминированием; яркий пример тому был найден в ходе раскопок крепости Дура-Европос на Евфрате, взятой Сасанидами в 256 г. Здесь подведение мины столкнулось с контрминой. Археологи обнаружили скелеты солдат обеих сторон, погибших на месте, — мрачное свидетельство природы осадной войны в период поздней империи. И византийские, и арабские историки сходятся в том, что подкоп был основным способом взятия крепостей, с другой стороны, свидетельства современников отражают и более простые подходы. Одна византийская крепость была взята военной хитростью. Болгарский царь Самуил приказал пяти солдатам, переодетым мастеровыми, проникнуть в крепость, спрятав под плащами топоры. Оказавшись внутри, они быстро вывели из строя закрывающий ворота механизм. Болгары всеми силами бросились на приступ и опередили не успевших забаррикадироваться ромеев.
Один из наиболее способных и успешных полководцев Василия II Никифор Увран, в своем труде по тактике, написанном в конце X в., отмечает, что именно ведение подкопов под стены города, а не использование сложных машин и осадных механизмов было основным средством взятия вражеских цитаделей. Но это касается ведения осад на уровне командующих полевыми армиями. При подготовке к осаде крепости как части стратегического плана кампании, по имеющимся письменным источникам, осадные машины выходят на первый план. К началу XII в. византийские армии уже используют огромные осадные парки, включая большие деревянные башни с таранами и катапультами или баллистами различных типов. Вообще-то к описанию техники византийскими трактатами или к упоминанию о ней в хрониках нужно относиться очень осторожно. Византийские авторы зачастую просто переписывали древних историков. Например, Лев Диакон, повествуя о взятии мусульманской цитадели Канди на Крите, случившемся в X в., дословно переписал историю одной осады VI столетия у Агафия. Но метательные машины действительно широко использовались не только при взятии крепостей, но и в полевых сражениях, где хорошо зарекомендовали себя маленькие баллисты натяжного действия, установленные на телеги.
Общий вид византийских метательных машин остается неясным. Из свидетельств современников мы ничего не узнаем ни об их конструкции, ни о принципе действия спускового механизма. С другой стороны, есть все основания предполагать, что использование скручивающих механизмов прекратилось к началу VI в., вызвав к жизни более простые и легкие в обслуживании машины натяжного действия. Документ 950–960 гг. включает в список оборудования, использованного при высадке на Крит в 949 г., большие и маленькие, стационарные и ручные баллисты, то есть натяжные механизмы (действующие по принципу арбалета), которые в зависимости от назначения могли метать как стрелы, так и камни. Ромейские армии также имели на вооружении натягиваемый вручную требушет, позаимствованный через аваров из Китая в конце VI в. и использовавшийся в Византии и арабском мире до XII столетия, когда появился намного более мощный аналог.
С конца VII до самого XII в., особенно на море, византийцы наводили ужас на неприятелей своим страшным «греческим огнем». Этот ранний тип напалма состоял из сырой нефти (привезенной с Кавказа или из южнорусской степи, куда византийцы имели постоянный доступ). Пламя вырывалось из труб, установленных на носу или на корме больших военных кораблей имперского флота. Это было очень эффективное оружие при попадании в цель, но и само по себе оно хорошо работало как средство устрашения. В начале X в. появилась сухопутная версия «греческого огня», описанная в арабских летописях. Момент выброса пламени был, вероятно, столь же опасен для византийцев, сколь и для их врагов, но принцип действия остается неясным. В то время зажигательные снаряды были стандартным орудием войны и широко использовались и в древности, и в Средневековье. Все же эти прообразы огнеметов были оружием совсем иного рода, чем горшки с горючей смесью, забрасываемые посредством катапульт, огненные стрелы и т. д. Хотя арабы даже создали специальные подразделения, вооруженные аналогом «греческого огня», они не смогли успешно копировать это специфическое устройство.
Осадные башни часто использовались, когда нужно было взять штурмом сильно укрепленную цитадель. Но многие из крепостей и городов, которые планировалось штурмовать, находились среди такого ландшафта, что орудия этого типа были малоэффективны или просто бесполезны. Там же, где позволяли условия местности, их применяли очень широко. Например, в VI в. при осаде Амиды ромеями в 503 г. и при осаде Мартирополиса персами в 530 г. Авары для штурма Константинополя в 626 г. построили двенадцать высоких осадных башен. Рукописи XI столетия часто упоминают осадные башни, с которых полыхал «греческий огонь». Робер ГЪскар построил такую для осады Диррахия в 1081 г., а немного ранее Алексей I применил их при штурме Кастории.
Другими осадными орудиями были тараны. Легкие представляли собой переносные строения с крутой крышей и несколькими входами. Они различались по размеру и служили защитой для воинов. Более тяжелые колесные тараны, или «черепахи», могли использоваться только там, где позволял рельеф местности, и были слишком тяжелы при транспортировке. Это были деревянные срубы, защищенные от огня вымоченными в воде овчинами. Им не страшны были не только стрелы и копья осажденных, но и камни, сбрасываемые со стен. Размер и вес самого тарана определялся размером «черепахи», в которой он был закреплен. Эта важнейшая часть осадного парка применялась только против наиболее защищенных цитаделей.
Ход и продолжительность осады зависели от многих факторов. Кроме времени года и погодных условий, которые влияли на обеспечение армии съестными припасами, водой и фуражом, важную роль играл ландшафт вокруг крепости или города. Многие византийские крепости были возведены на кручах или в такой местности, пересечь которую войска неприятеля могли с трудом и только в пешем строю. Если подобные цитадели переходили из рук в руки, то это почти всегда было в результате голода или психологического воздействия на гарнизон и очень редко — бомбардировки и успешного штурма. Приступом брались крепости, расположенные в низинах или на относительно ровной поверхности с двумя или более путями подхода. Города-крепости Манзикерт и Клиат в восточной Анатолии доступны, по крайней мере, с двух сторон, и именно оттуда армии Романа IV в 1071 г. и Мануила I в 1176 г. подтащили к ним свои громоздкие осадные парки. К крепости Аморион колесные осадные машины могли приблизиться по нескольким направлениям, хотя и в неблагоприятных условиях.
Прежде всего, требовалось должным образом установить метательные орудия, иначе от них не будет толку. Чаще всего применялось строительство земляных валов, укрепляемых древесиной, на которые затаскивались осадные машины. Такие валы позднего ромейского периода упоминаются во многих письменных источниках, и их существование подтверждено археологическими раскопками. Возле крепости Дура-Европос все еще стоит такой вал времен Сасанидов, построенный из утрамбованной земли и кирпича, с путями подъезда для колесных осадных орудий. Интересно, что он даже возвышается над стенами, против которых был построен. Возведение подобного вала описано византийским автором XI столетия при осаде крепости Морея, в ходе войн Василия II с болгарами. Но и против таких инженерных сооружений имелись контрмеры. Во время осады Амида персами в 502–503 гг. ромейские солдаты вырыли подкоп под персидский вал и обрушили его. При уже упомянутой осаде Морей болгары также подкопались под вражескую насыпь и подожгли ее деревянные опоры, вызвав обвал.
Свидетельства того периода рассказывают о многих успешных и неудачных осадах, проводимых ромейскими полководцами. Как первая стадия, рассматривалась полная изоляция неприятельской крепости или города, с прекращением всех поставок. При этом всячески старались увеличить запасы в собственном лагере. Неудачи Василия I под стенами Тефрика и Мелитены объясняются тем, что гарнизон был предупрежден о ромейском нападении и хорошо запасся всем необходимым и, кроме того, располагал источниками воды. А византийская армия, напротив, вскоре исчерпала все ресурсы, разорив окрестности, чтобы прокормиться. Осада Тарсоса в 883 г. не удалась, потому что неопытный и небрежный командующий пренебрег укреплением и защитой собственного лагеря, не выставив даже надлежащего охранения, так что в итоге осажденная армия захватила ромеев врасплох и нанесла им серьезное поражение. Та же печальная история приключилась с полководцем, отвечавшим за контрнаступление против арабов на Крите, потерянном византийцами в 820 г. Победив неприятеля в поле и заставив его запереться в крепости, он полностью утратил бдительность. Арабская армия ночью внезапно напала и разгромила византийцев, преждевременно праздновавших победу. История знает много подобных случаев.
В 572 г. вялотекущий конфликт в ромейско-персидских отношениях вновь разразился войной, а ведь только в 562 г. Юстиниан и Хусру заключили «вечный мир», по которому ромейская сторона обязалась регулярно выплачивать Персии существенную сумму золотом. «Субсидии», как их эвфемистически называли, выплачивались в течение первых десяти лет, но никто не желал и далее придерживаться договоренности. Византийцы чувствовали себя униженными, а персы не желали и слышать об уступках. Византийские претензии на Кавказе были встречены персидскими требованиями субсидий для их арабских союзников, Лакхмидов. Ситуация вышла из-под контроля, когда персы вторглись в Йемен, который был занят дружественным Византии королем Абиссинии. Шейх химьяритов обратился к персидскому царю за помощью, и тот повелел выгнать абиссинцев и восстановить власть химьяритского шейха. Персидский командующий, или марзбан, Саиф возглавил экспедицию, которая вскоре превратилась в полномасштабную интервенцию. Это было уже слишком для местной династии, которая теперь обратилась в Константинополь. В то же самое время правители Армении от имени всего христианского населения умоляли императора Юстина защитить их от персов. Юстин согласился встать на защиту единоверцев. На резкий протест Хусру он ответил, что не может игнорировать обращение братьев-христиан.
В значительной степени на возобновление военных действий повлияло появление на исторической сцене тюркских племен, которые заменили гуннов в качестве хозяев центральной и западной степи и оказались смертельными врагами персов. Действительно, персы отравили тюркских послов, прибывших на переговоры по торговле шелком. Разгневанный хан отправил посольство в Константинополь, где оно нашло самый радушный прием. Хотя персы попытались подстеречь ромейских послов на пути в степную ставку тюркского хана, те благополучно прибыли, и договор был заключен. Ромеям он был выгоден, поскольку тюрки теперь могли угрожать и персам — через Кавказ, — и аварам, ставшим главной проблемой Византии на Дунае. В свою очередь, хан надеялся, что ромеи надолго отвлекут персов от его шелковых караванных путей.
В 572 г. Юстин отказался выплатить субсидии, гарантирующие мир с Персией. Война началась с незначительных, но успешных ромейских набегов на Арзанен, на что Сасанидская империя ответила мощным вторжением в Сирию, стоившем ромеям огромных жертв, а потеря Дары в 574 г. стала для них настоящим стратегическим бедствием. Трудности, вызванные аварскими набегами на Дунае, и тяжелая болезнь императора сковывали руки ромеям и способствовали затишью на месопотамском фронте в 576–578 гг.
В Армении византийские армии действовали более успешно. Военачальник Юстиниан около города Мелитена в 576 г. разбил самого Царя царей и захватил огромную добычу. Однако разногласия и интриги в штабе ромеев позволили Хусру организовать карательную экспедицию непосредственно против Мелитена. Несчастный город был взят штурмом и разграблен. После этого царь обрушился на главные силы ромеев, но был снова жестоко разбит. В 577 г. персы смогли взять реванш, нанеся внезапным ударом поражение ромейской армии в Армении. В следующем году византийцы под командованием Маврикия (впоследствии императора) смогли добиться некоторого равновесия. Смерть Хусру в 579 г. и вступление на престол его сына Гормизда подразумевали отклонение любого предложения мира. Война продолжалась. В 581 г. ромеи добились блестящей победы в битве при Константине в Осроне. Характер военных действий не изменился и впоследствии: ромейские победы чередовались с персидскими контратаками, успеху которых способствовала несогласованность в действиях византийских генералов и упадок дисциплины в их войсках. Описания сражений нам известны только от Феофилакта Симокатты, писавшего в начале царствования Ираклия (610–641), но они типичны для хода военных действий между персидскими и ромейскими армиями на восточном фронте.
Весной 586 г. ромейский командующий Филиппик, пользуясь стратегически выгодной ситуацией, отклонил персидские предложения о мирных переговорах. Продвинувшись на юг от Амиды до Тель-Беша (Бибаса) на берегу реки Зерган (Арзамон), он переправился на восточный берег, прошел еще приблизительно 15 км и разбил лагерь в нагорье Тур Абдин, прикрыв свой левый фланг горой Изалой. Единственная дорога на запад к реке была перерезана.
Ближайшим источником воды в этой местности являлась река Бурон, на ней стояла крепость Дара, от которой персы отрывались в случае своего наступления. Если в этой ситуации им не удавалось прорваться к реке Арзамон, разбив ромеев, положение их оказывалось стратегически проиграно. Правильно оценивая обстановку, Филиппик со дня на день ждал атаки (см. карту 5).
Персидский командующий Кардариган («Черный Сокол») так полагался на свое численное превосходство, что нагрузил верблюдов наряду с бурдюками с водой огромным количеством колодок для пленных! Персы надвигались со стороны Дары, но из показаний языков, взятых арабскими союзниками ромеев, Филиппик был отлично информирован о силах и передвижениях неприятеля. Свой лагерь ромеи разбили в среду. В субботу, подозревая, что персы не изменят своей традиции нападать в воскресные и праздничные дни, Филиппик усилил караулы и приказал повысить бдительность. Разведка доложила, что атаку врага нужно ждать с рассветом. Хотя состав армий точно не установлен, можно предположить, что обе почти целиком состояли из конницы. Ромеи и союзные арабские отряды под командованием собственных вождей были вооружены копьями и луками. Персы имели сходное вооружение. Обе стороны располагали отрядами латников.
Филиппик расположил свои войска на склоне холма в равнине Солахон, и неприятелю, чтобы сблизиться, нужно было преодолеть подъем. Левый фланг ромеев надежно защищала крутая гора. Войска, как обычно, разделили на три части. Левым крылом командовал Элифреда, комендант гарнизона Эмесы, вместе с гунном Апсиком, начальником конных лучников. Центр был поручен Ираклию (позднее экзарху Карфагена и отцу императора Ираклия), на правом фланге встал Виталий. Сам Филиппик сначала расположился в центре, но был убежден своим штабом переместиться в тыл, во главе маленького резерва. С господствующей возвышенности он мог наблюдать за ходом боя.
В аналогичном порядке построились персы. Центр взял на себя Кардариган, поручив левый фланг своему племяннику Афраатесу, а правый — Мебоду. Приблизившись к ромейским позициям, персы ненадолго остановились, только чтобы отделить обоз и построиться в боевой порядок. Потом они яростно бросились вперед, стреляя прямо с седла. Византийцы ответили лавиной стрел, а когда неприятель приблизился, бросились в контратаку. На правом фланге Виталий так умело ввел в бой свою тяжелую конницу, что сумел врубиться в персидскую линию, прорвать ее и частично рассеять, частично отбросить влево, позади войск персидского центра. Тут внимание ромеев привлек беззащитный обоз, и большинство солдат бросилось грабить, не обращая никакого внимания на приказы командиров. Если бы персидский командующий сумел использовать эту ситуацию, чаша весов, возможно, качнулась бы в другую сторону. Но Филиппик сразу увидел, в чем дело, и, передав свой шлем одному из офицеров личного конвоя, приказал вернуть солдат в строй любой ценой. Уловка удалась. Распознав шлем командующего, воины снова сплотились для боя.
В центре тем временем Кардариган успел перегруппировать свои части, и под массированным напором ромейская линия начала отступать. В критическую минуту боя Филиппик приказал воинам в центре спешиться и, создав стену из щитов и ощетинившись копьями, остановить вражескую конницу в пешем строю. Что случилось непосредственно за этим, остается неясным, но кажется, что приказ стрелять в персидских лошадей вызвал поворот в ходе сражения. Положение в центре стабилизировалось, а на левом фланге Элифред успешно отразил натиск и перешел в контрнаступление. Противостоящие ему части смешались и бросились назад. Началось беспорядочное бегство. Конница ромейского левого крыла преследовала неприятеля до самой Дары, добрых двенадцать миль. Разбитые на обоих флангах персы дрогнули, и тут вернувшиеся под знамена ромейские всадники правого крыла начали заезжать им в тыл. С этого момента большая часть персидской армии думала только о том, как унести ноги. Лишь один отряд во главе с Кардариганом оседлал крутой горный отрог и, несмотря на полное окружение и отсутствие воды, оказал такое отчаянное сопротивление, что ромеи в конце концов оставили его в покое.
Полное истребление персидской армии явилось результатом не только поражения и преследования ромеями. Перед началом битвы Кардариган приказал уничтожить все запасы воды, чтобы заставить своих солдат яростнее рваться к Арзамону. Феофилакт сообщает об огромном количестве умерших от жажды или от судорог в животе и желудочной инфекции, появившейся оттого, что солдаты жадно припадали к каждой луже. На отряд Кардаригана махнули рукой после трех или четырех дней боев, так как ромеи не знали о присутствии там командующего, но больше тысячи воинов, согласно Феофилакту, были убиты или пойманы при попытке спастись. Сам Кардариган должен благодарить судьбу, что не разделил их участь.
Сражение, вероятно, продолжалось немногим более получаса и наглядно проиллюстрировало превосходство военной организации над многочисленностью неприятеля. Оно также послужило примером мобильного ведения войны конницей, характерным для большей части кампаний на восточном фронте в VI в., и стимулом формирования новых кавалерийских частей в византийской армии этого периода.
Поражение на реке Ярмук в 636 г. положило конец серьезному сопротивлению византийцев в Сирии, длившемуся два предыдущих года. Арабское проникновение в Сирию началось в конце 633 — начале 634 г. В феврале и июле 634 г. имперские силы сражались и были побеждены мусульманами в Палестине — в районе Газы, и в Айнадаине, на севере.
В конце лета 635 г. пал Скифополис (Пелла), а потом пришла очередь Дамаска и Эмесы. Византийская оборона во всем регионе была разорвана в клочья. Из последних сил император Ираклий двинул в поход объединенные войска полевых армий Востока и Армении под командованием своего брата Феодора и армянского военачальника Вахана, приказав им организовать контрнаступление. Перед лицом этих сил арабы эвакуировали Дамаск и Эмесу и отошли к югу. Продвинувшись вслед за ними через долину Бекаа, имперские силы расположились около города Кисвы, вынуждая арабов отойти к Дере, где они заняли сильную оборонительную позицию, простирающуюся до Дайар Аюба. Несколько месяцев прошло в маневрировании и мелких стычках с переменным успехом. Стратегия византийского командования, заключавшаяся в затягивании военных действий в надежде, что в войске арабов возникнет недовольство, или вспыхнут болезни, или сами кочевники уйдут искать добычи в другом месте, — обернулась бумерангом. Для начала местные гражданские власти очень неохотно сотрудничали в поставках съестных припасов, а потом дело дошло до открытых столкновений между имперскими отрядами и местными жителями. Особенно острая ситуация сложилась вокруг Дамаска. Дальше — больше: возникли серьезные разногласия между командующими. Источники сообщают, что армянского военачальника Вахана его солдаты провозгласили императором. Вероятно, это позднейший домысел историков с целью оправдать случившееся несчастье, действительной причиной которого было отсутствие единоначалия, падение воинской дисциплины, плохая организация взаимодействия и связи и ряд тактических ошибок византийских полководцев. Противостояние продолжалось несколько недель и завершилось генеральным сражением в середине августа. После трех дней маневрирования и локальных схваток на фронте от селения Джабия до долины реки Ярмук арабская конница, под прикрытием песчаной бури, прорвала центр византийских войск и охватила их с флангов. 20 августа все было кончено. Лучшие войска империи искали спасения в бегстве. Большинство погибло в ходе преследования, не сумев далеко уйти по пересеченной местности. Те, кто остались на позициях, легли на месте все до одного. Это был подлинный триумф мусульманской армии, покончившей с имперскими полевыми войсками на всем театре военных действий. Дамаск тут же был взят обратно, и император, получив известия о разгроме, приказал эвакуировать все провинции, подвергшиеся нападению. Оставшимся войскам было приказано сосредоточиться на обороне и избегать открытого сражения. Эхо этой битвы как громом поразило весь ромейский мир. Пятьдесят лет спустя палестинский монах Анастасий Синая написал, что это сражение предопределило арабское завоевание Сирии и Палестины, после которого любая попытка вернуть их под власть империи была обречена.
Битва произошла возле селения Габита или Джабия на восточных склонах Голанских высот, приблизительно в трех милях к северо-востоку от современного городка Нава. Джабия была важной базой и лагерной стоянкой для Гассанидов, конфедерации христианских арабских племен, которые долго были оплотом Византии на Востоке, действуя в составе ромейских армий против Сасанидов и их арабских союзников и охраняя безопасность границ восточных провинций, особенно Палестины.
Джабия с ее богатыми пастбищами, обеспечивавшими фураж и продовольствие, служила отличной базой для ведения военных действий. Ее положение было стратегически важно, поскольку отсюда контролировалась не только дорога из Дамаска на юг, но и близлежащая местность на юг и на восток. Понятно, почему обе стороны стремились овладеть этим пунктом. Приблизившись с северо-запада, имперские войска расположились на некотором расстоянии от ромейской дороги на Дамаск, проходившей северо-восточнее, параллельно руслу пересыхающей речки Вади аль-Рукад, впадающей в Ярмук. Потом дорога уходила к востоку, пересекала это русло южнее Джабии и снова поворачивала на северо-восток. Чтобы избежать охватов, ромеи сильно растянули фронт по пересеченной местности, что весьма затруднило коммуникации между обоими флангами.
Одна штаб-квартира — вероятно, войск правого фланга, располагалась около современного города Якуза, приблизительно в 15 милях к югу от Джабии, другая — в Джиллике (совр. Киева), к северу от Джабии. Там была ставка Феодора Тритурия; в то время как в самой Джабии почти наверняка стояли гассаниды.
Византийцами командовал Вахан (Ваан), ему помогали Феодор Тритурий, магистр милитум на Востоке (начальник полевой армии Востока) и Георгий, начальник армянской полевой армии, вместе с Джабалом ибн аль-Айхамом, шейхом гассанидов. При ставке также находился Никетас, сын персидского царя Шахрбараза, взошедшего на трон с помощью Византии и убитого заговорщиками. Вахан, кажется, находился в лагере магистра милитум в Армении, в то время как силы Феодора стояли несколько севернее Джабии. Вдень генерального сражения ромейская армия приняла обычный боевой порядок. Георг командовал правым крылом, неизвестный офицер в чине друнгария — левым. Неясно, взял ли Вахан на себя командование центром, или его сохранил Феодор Тритурий. Однако, на несмотря типичное построение, из противоречивых и иногда искаженных свидетельств о сражении, безусловно ясно одно: каждая часть византийской армии фактически сражалась сама по себе.
Точную численность сторон невозможно определить. На имперской стороне действовали управления двух полевых армий — Востока и Армении, но маловероятно, что все их войска были сняты с фронтов для действий на этом отдельном участке. Грубая оценка восточной полевой армии предполагает приблизительно 15 000 человек, а армянской, соответственно — 12 000. Если по 50 % от каждой армии отправилось в поход, то общее количество не превышает 15 000 солдат, включая от 2000 до 5000 арабских союзников. Если добавить сюда дополнительные силы, например гарнизон Эмесы, то во всей имперской армии окажется около 20 000 бойцов. Мне эта цифра кажется наиболее вероятной, хотя и остается предположительной. Маловероятно, что арабы имели такую же численность. Сама их тактика на заманивание и изматывание противника предполагает численный перевес ромеев. В обеих армиях в значительной степени была представлена и пехота, и конница, хотя точный состав ромейских войск не выяснен.
На сегодняшний день трудно детально восстановить ход сражения. Можно предположить, что приказ к общему наступлению имперской армии по всему фронту был отдан в полдень 18 или 19 августа, в ответ на мусульманские вылазки, поддержанные лучниками из главной линии. Арабы преднамеренно выбрали это время, поскольку византийцы больше них страдали от жары. Стратегически положение ромеев было относительно выгодным, но тактически они имели несколько проблем. Изрезанный ландшафт, особенно в центре и на правом фланге, предполагал необходимость для наступающих дробить свои силы.
Самого серьезного внимания заслуживало еще и то обстоятельство, что на Вади аль-Рукад имелся только один мост, и в случае его захвата неприятелем все войска на восточном берегу оказывались в мышеловке.
В начальной стадии боя в северном секторе византийская пехота, преодолевая сопротивление заградительных сил неприятеля, повела бодрое наступление в направлении мусульманского лагеря. Беда была в том, что их рвение умело использовалось арабами, которые симулировали беспорядочное отступление и даже начали для вида показной демонтаж лагеря. В то же время, пользуясь складками местности, значительные силы укрылись в засадах и стали ждать своего часа. Вероятно, эта тактика была спланирована ими заранее. В ходе преследования образовался разрыв между пехотой и конницей, в который устремились всадники Халида ибн аль-Валида, атаковав ромейскую кавалерию на фланге, совместно с засадными отрядами, которые теперь вышли на поле. Сопротивление византийской конницы было сломлено, и она была рассеяна. Теперь притворно отходившие части арабской пехоты сделали поворот кругом и контратаковали истощенных ромейских пехотинцев, которые, не выдержав удара с двух сторон, с наступлением сумерек обратились в бегство. Печальным следствием этого стал захват единственного моста через Вади аль-Рукад. Гассаниды, которые стояли на страже этого ключевого пункта, частью дезертировали, частью перешли на сторону врага. Воспользовавшись моментом, Халид ибн аль-Валид напал прямо на лагерь в Джиллике, быстро подавив там всякое сопротивление. Всего за четыре или пять часов весь византийский левый фланг рассыпался.
Первый день боя подошел к концу. После незначительного начального успеха ромеев и последовавшей очень жестокой борьбы, отмеченной и мусульманскими, и византийскими источниками, первая стадия сражения закончилась поражением имперских сил на северном участке посредством клина, вбитого арабами между этими силами и центром. Скорее всего, тактика заманивания неприятеля к своему лагерю, чтобы нарушить взаимодействие между имперскими войсками и прорвать их фронт, была тщательно спланирована заранее командующим Абу Убейда ибн аль-Джаррахом. В этом он проявил себя более искусным полководцем, чем ромеи, сумев привязать действия своих войск к особенностям местности. К этому времени южное, или правое крыло, и центр имперских сил, базировавшиеся на лагерь в Якузе, перешли Вади аль-Рукад, и дошли на восток до Вади-Аллана. С этого положения они попытались отбросить арабов, прорваться к их ставке и, в свою очередь, охватить центр и правый фланг. Однако Вади-Аллан им перейти не удалось. Поскольку весть о предательстве гассанидов распространилась среди солдат, их моральный дух сильно упал. Ситуация еще ухудшилась, когда, в результате внезапного ночного нападения, арабы захватили лагерь в Якузе, защитники которого разбежались по оврагам или бросились на северо-восток, по дороге на Дамаск.
Потеря этого лагеря на правом фланге и моста через Вади аль-Рукад подразумевала, что главные силы имперской армии были отрезаны как от левого крыла (которое они, возможно, считали еще боеспособным), так и от всех путей отступления. Они были прочно заперты между обрывистыми берегами Вади аль-Рукада и Вади-Аллана на западе и на востоке, и рекой Ярмук на юге. Утром 20 августа арабы начали решающее наступление с севера и с запада, от лагеря в Якузе. Разразившаяся песчаная буря помогла им скрытно подойти к окруженным. Паника охватила ромейские войска, каждый спасался как мог. Много всадников и лошадей сломали себе шею в напрасной надежде перескочить крутые овраги. Многие солдаты вместе со своими командирами складывали оружие и садились на землю в ожидании плена. Но аль-Джаррах приказал в плен никого не брать.
К тому времени организованного сопротивления уже никто не оказывал. Главной задачей ромейских командиров в таком положении было наведение хоть какого-то порядка, но в данном случае это оказалось совершенно невозможным. Хотя многие бросились в поисках спасения к Дамаску, пока мост через Вади аль-Рукад еще не был захвачен арабской конницей, все свидетельства говорят об очень тяжелых потерях имперских войск, как на поле битвы, так и в ходе беспощадного преследования не только до Дамаска, но и далее на север, до самой Эмесы.
Имперская армия на Ближнем Востоке прекратила свое существование, и хотя полевые армии Востока и Армении, отдавшие ей свои части, сохранили боеспособность, но сильно уменьшились в численности, и о воссоздании фронта в Палестине и Сирии для эффективного сопротивления арабам уже не могло быть и речи. Только отдельные гарнизоны крепостей и хорошо укрепленных городов могли еще как-то держаться. Полевым войскам император Ираклий приказал впредь всячески уклоняться от сражений.
Несмотря на противоречия в сообщениях различных источников об этой битве, с годами все более обраставших полулегендарными подробностями, мы можем составить о ней относительно полное представление. Ясно, что имперская армия страдала в основном от двух главных бед. Во-первых, это отсутствие единоначалия. Главнокомандующему Вахану не удалось полностью подчинить себе византийских военачальников и прекратить распри и интриги. Координация действий имперских частей и их связь между собой почти полностью отсутствовала. В результате такой несогласованности создавалось впечатление, что на поле боя вместо центральной, северной и южной группировок фактически действовали две, если не три, отдельные армии. Важный мост через Вади аль-Рукад был доверен потенциально ненадежным войскам, которые частично перешли на сторону врага, частично рассеялись до начала боя, а те, что остались, не сумели дать должного отпора неприятелю. Хотя устройство лагерей вполне соответствовало стандартной византийской практике и положениям военных руководств того времени, вынос далеко от поля боя подвергал их опасности набега мобильных арабских сил, а всю армию — угрозе окружения. Дело в том, что византийцы на собственном горьком опыте были уже хорошо знакомы с этой тактикой кочевников. В нужный момент защита обоих лагерей оказалась удивительно беспомощной. Этот факт особенно важен, поскольку говорит о том, что византийцы существенно недооценили мобильность мусульманской конницы и скорость ее передвижения. В результате все попытки ромеев установить «фронт» закончились весьма печально, а арабы могли свободно перемещаться как вдоль этого фронта, так и поперек, легко прорывая его в ключевых пунктах в любые моменты сражения. Отсутствие связи между имперскими войсками превратило сражение при Джабии-Ярмук в несколько отдельных столкновений, связанных между собою только тем, что результат каждого предыдущего непосредственно влиял на ход и результат последующего, при полном отсутствии тактического взаимодействия частей.
Во-вторых, мусульманское командование отлично изучило особенности неровной и сильно изрезанной местности и привязало к ней тактику ведения боя. Особенно эффективными оказались притворные отступления и укрытие целых подразделений в оврагах, до момента внезапной атаки. Абу Убейда ибн аль-Джаррах предвидел заранее, что сражение окажется «рассыпанным» на несколько очагов, и предоставил своим командирам большую степень свободы действий в рамках общего плана, который они блестяще выполнили. Инициатива, таким образом, оставалась почти полностью на стороне арабов, а византийцы лишь безуспешно пытались удержать фронт и, кроме правого фланга, действовали исключительно пассивно.
Поражение имперских сил объясняется еще несколькими факторами. Прежде всего, в их частях было очень много новобранцев, а ветераны были незнакомы ни с тактикой, ни с самой природой врага, с которым они собирались иметь дело. Нам известно, что командующий армянской полевой армией Георгий в лагере в Якузе в течение нескольких дней проводил тактические занятия, с намерением приучить своих солдат сражаться в новых условиях, ознакомить их с вооружением неприятеля и способами ведения боя. Многие источники сообщают о низком боевом духе и падении дисциплины в ромейских войсках, а это сказывалось на отношениях с местными жителями. Главнокомандующий Вахан не нашел общего языка с правителем Дамаска в вопросе продовольственных поставок для армии. Этот правитель подстрекал горожан подкрадываться по ночам к лагерям и вызывать возможно больший шум, провоцируя тревогу. Такая враждебная и нервная обстановка на своей территории сама по себе не сулила ромеям ничего хорошего и уж конечно не побуждала их к ратным свершениям на поле битвы.
Большая часть всего сказанного отражала общее состояние имперских армий на Востоке после окончательного поражения персов в 626–627 гг. Несмотря на административную реформу инфраструктуры полевых армий и гарнизонных сил, моральный дух, воинская дисциплина и боевая подготовка оставляли желать много лучшего. Нет никакой причины сомневаться в том, что поражение византийцев прежде всего было результатом превосходного стратегического и тактического планирования арабского командования, но разногласия и интриги в высоких штабах, отсутствие координации действий и связи и падение дисциплины сыграли свою роковую роль. С этим печальным наследием, ставшим главной причиной потери оставшихся восточных провинций и Египта, империя, несмотря на все усилия, не смогла справиться до самой середины VIII столетия.
Исламские завоевания радикально изменили стратегическую и геополитическую ситуацию всего восточносредиземноморского региона. Полный отказ от попыток разгромить захватчиков в открытом сражении вызвал изменения в стратегии, диктуя линию сдерживания и избежания столкновений с арабами. В результате горького поражения 636 г. полевые армии были сначала отведены на север Сирии и Месопотамии и только через некоторое время возвращены назад, на линию Тавра и Антитавра. Деморализованные войска из Сирии, Палестины и Месопотамии были переброшены в Анатолию и переформированы в рамках очень измененившихся экономических и стратегических условий. Области, в которых они были расквартированы, отныне были обязаны обеспечивать солдат всем необходимым. Имперские войска удержались на северо-западе Малой Азии и во Фракии, где было образовано управление корпуса Опсикион. Управление магистра милитум на Востоке, расположенное на юге центральной части Малой Азии, стало именоваться Анатоликон, а в Армении — Армениакон. Полевая армия Фракии, переброшенная на восточный театр в середине 630 г., а потом неудачно пытавшаяся защитить Египет, обосновалась в богатых провинциях центральной Анатолии и стала называться Фракесион. Распределение полевых армий по определенным провинциям было, несомненно, связано с требованиями снабжения, но имело и очевидное стратегическое значение, так как подразумевалось, что ромейские войска переходят к действиям от обороны, организованной в местном масштабе.
Провинции, в которых в свое время Юстинианом были установлены квестуры, не пережили славянских и аварских вторжений на Балканы, хотя империя все еще в значительной степени контролировала Дунай, владея отдельными крепостями в дельте реки и на побережье Черного моря.
Эгейские области остались под властью империи, продолжая исправно поставлять ей солдат, корабли и продовольственные ресурсы. Морской корпус, известный в конце VII столетия как карабисиан, вероятно, базировался на Родос. В свете значительно возросшей угрозы береговой линии империи и ее внутренним сообщениям в связи с быстрым ростом с 660 г. арабского флота, этот корпус был призван охранять территориальные воды Византии. Армии магистров милитум или экзархов Италии и Африки (включая Сардинию) недолго продолжали свое существование. Управление последней исчезло вместе с завершением арабского завоевания Северной Африки в 690 гг., а в Италии агония продолжалась на все более ограниченном пространстве, вплоть до падения Равенны в середине VIII столетия.