Оживившаяся деятельность центральной административной системы, объясняемая наличием относительной грамотности и культурного роста, вновь стимулировала интенсивную работу великокняжеской канцелярии. Александр II, пусть не в совершенстве, владел латынью и подписывал латинские акты. Таким образом сам великий князь втянулся в деятельность своей канцелярии. Именно в годы правления Александра II укоренились систематическое копирование, архивирование и регистрация получаемых и выдаваемых грамот, т. е. сложились книги Литовской метрики, фиксировавшие всю обрабатываемую канцелярией продукцию. Это было важное достижение административной и письменной культуры. Графически ему соответствовало формирование «готической» кириллицы в русинских письменных грамотах.
Александр II прекратил притеснения православной Церкви, поддерживал ее приходы, принадлежащие его патронату, хотя и не отменил запрет на строительство новых церквей. Смоленский епископ Иосиф Солтан получил подтверждение иммунитета на 120 домов, предназначенных для проживания беженцев из Москвы и Твери. В 1499 г. был подтвержден устав, данный Ярославом Мудрым русской Церкви. Опеку Александр II сочетал с надзором, пользуясь трудным положением Константинопольского патриарха. После смерти в 1494 г. Киевского митрополита Ионы Глезны на его место православные епископы избрали предложенного великим князем Макария, архимандрита Вильнюсского монастыря св. Троицы. Константинопольский патриарх Нифонт, с которым это не было согласовано, избрание опротестовал. В 1496 г. наконец-то удалось получить благословение Нифонта. Макарий проводил политику Александра II.
В целом Александр II неплохо представлял себе внутренние потребности государства. Институт великого князя, ориентированного лишь на свою страну, в конце XV в. благоприятно сказывался на общественном развитии.
После смерти Казимира выдвижение отдельных монархов на престолы Литвы и Польши уже не вызывало протеста у польских политиков, ибо они надеялись сохранить свою гегемонию и в этих /488/ условиях. Литовские послы (Солтан и Луцкий епископ Иоанн) прибыли в Польшу в июле 1492 г. Помимо рекомендации Иоанна-Альберта, поляки еще были предупреждены о концентрации турецкого войска в Четатя-Албэ. Второе посольство (лидский наместник Станислав Петрашкевич и Альберт Нарбут) прибыло в августе и по просьбе Мазовии посредничало в ее пограничном споре с Польским королевством (в том же месяце литовские послы отправились и в Мазовию). Кроме декларативных претензий на сюзеренитет, поляки своих притязаний не конкретизировали, военный союз обоих государств против Турции и Крымского ханства не распался. Хану Менгли-Гирею сообщение о смерти Казимира (оно застало находящегося там Ивана Глинского) было послано еще в конце июня 1492 г. с напоминанием, что крепостью Тяхинь он сможет управлять лишь в случае установления мирных отношений. Была проявлена дипломатическая инициатива в Молдавии, отношения с которой при Казимире курировала Польша. Летом 1492 г. туда отправились брацлавский наместник, князь Федор Четвертинский и Федор Гаврилович, которые предложили поддерживать добрососедские отношения. Молдаване прислали ответное посольство, которое явилось в Вильнюсе в феврале 1493 г. и попросило военной помощи против турок и крымских татар. Войцех Кучикович и Федор Гаврилович отбыли в Молдавию в ноябре того же года, однако задуманный мирный договор так и не был заключен. Пассивная игра с целью добиться влияния, длившаяся полтора года, ничего не дала и не могла дать.
Пассивным поведением Великого княжества Литовского отмечено всё правление Казимира I, тратившее ранее накопленные политические резервы. Отдельный, не связанный персональной унией, государь стремился и в дальнейшем обеспечить такое положение, поскольку ясно видел преимущества долгого мира. Он надеялся поддержать политический вес усилением дипломатической активности. На севере обстоятельства для этого были благоприятными. Альберт Нарбут был отправлен в Ливонию лишь на рубеже октября-ноября 1492 г. Это было ответом на посольство магистра Ливонского ордена, просившего о возобновлении мирного договора. В то же время к великому магистру Тевтонского ордена должен был отправиться Доброгост Нарбут. И в Ливонии, и в Пруссии следовало обсудить вопрос об уточнении границ.
Первые шаги Александра II показывали, что он вместе с радой панов отдавал первенство безопасности южного приграничья, явно опасаясь недружественных действий Турции и ее вассала – Крыма. Фактически это было следование политическим приоритетам Польши. Заодно проявлялась отрицательная сторона «ягеллонской медлительности» монарха. Обсудить положение на беспокойном /489/ восточном пограничье посланцы Литвы (маршалок Станислав Глебович и писарь Иоанн Владыка) отправились в Россию лишь в сентябре 1492 г. Это посольство определенно запаздывало.
Буферные княжества в верховьях Оки с их мелкими традиционными распрями и вялотекущим рутинным брожением, вызывающим вмешательство отдельных русских эмиссаров, порождали известную успокоенность, что склоняло Александра к промедлению. Эту иллюзию не развеяли и явно агрессивная деятельность России, и изменившаяся общая обстановка в последние годы правления Казимира I. Она сохранялась и после смерти монарха, но события безжалостно вытесняли ее из обихода. В 1492 г. русские заняли Хлепень и Рогачев, уже несколько лет подвергавшиеся их набегам. Наиболее чувствительной была утрата двух важных пограничных крепостей – Мценска и Любутска. Это произошло на участке, где литовская оборона до той поры была особенно крепкой. Русские государи оценили важность складывающихся в Литовском государстве общественных отношений и старались ликвидировать неудобные для них сословные структуры: дворяне и их семьи с занимаемых территорий вывозились вглубь страны.
Первое посольство Александра II изложило в Москве традиционные жалобы касательно пограничных дел. На это русская сторона так же традиционно ответила своими жалобами и оправданиями. Однако события принимали особый оборот. Осенью 1492 г. русские начали большое наступление. В начале 1493 г. Литве была официально объявлена война. Зимой 1492–1493 г. два русских войска захватили Масальск, Мезецк, Серпейск, Мещовск, Серенск, Опаков, Бышковичи, Лучин, Перемышль, Городечно, Дмитров, несколько волостей в Смоленской земле. Один из лучших русских полководцев Даниил Щеня занял Вязьму, и это была серьезнейшая потеря. России сдались князья Андрей и Василий Белевские, Михаил Мезецкий, Андрей Вяземский, Симеон и Иван Воротынские. Энергичному Семену Можайскому на сей раз удалось защититься. Хорошо подготовился к обороне смоленский наместник Георгий Глебович. Его поддержали силы, собранные великокняжеским попечением, под началом новогрудского наместника Георгия Паца. В Пруссии Доброгост Нарбут просил помощи у Тевтонского ордена и пытался вербовать наемников для литовского войска. /490/ Эти меры говорят о попытках Александра II преодолеть возникшие трудности (он даже сам собирался следовать к театру военных действий), хватало и опытных людей. Однако всё это не идет ни в какое сравнение с мобилизованностью и единодушием, наступившими после Киевской катастрофы 1482 г. Уже в эту пору проявилась склонность Александра II – откладывать решения. Эта черта Ягеллонов в сложившихся обстоятельствах больше походила на беспечность и нерешительность. Следует признать, что рада панов Литвы, избрав для весьма ответственной и нелегкой деятельности этого слабого здоровьем и неравнодушного к роскоши Казимирова сына, просчиталась.
В конце зимы 1493 г. русские возобновили нападения, и Великое княжество Литовское понесло новые территориальные потери. В середине весны 1493 г. военные действия из верховьев Оки переместились в области, управляемые наместниками и старостами. Здесь оборона была прочнее, поэтому нападения русских не были столь же успешными, однако всю военную кампанию 1493–1494 г. они удерживали инициативу. Кроме ранее упомянутых городов и волостей, Великое княжество Литовское потеряло Алексин, Тешилов, Рославль, Козельск, Тарусу, Оболенск. Поначалу пытавшийся включиться в военную кампанию, Александр II весь 1493 г. провел в столице или неподалеку от нее. Русское вторжение проходило на фоне всё ухудшающегося положения в южном приграничье. После смерти Казимира Иоанн III подтолкнул Менгли-Гирея к нападению на Великое княжество Литовское. Летом 1492 г. Крым посетил российский посланник Лобан Колычев, уточнивший пожелания своего государя. Поэтому упомянутое посольство Ивана Глинского провалилось: хан задержал литовского посла и не отпускал несколько месяцев. Крепость Тяхинь татары построили. Желая помочь России, они в неудобное для себя время (в марте 1493 г.) выступили против Литвы, но им помешало вскрытие льда на Днепре. Не удался и более поздний поход, а вскоре путивльский наместник Богдан Глинский разрушил Тяхинь. Эти действия обеспечили на юге сравнительно спокойное лето 1493 г., однако в сентябре Менгли-Гирей разорил Каневскую, Черкасскую, Винницкую и Брацлавскую области и дошел до Киева и Чернигова. Нападению крымчан отчасти воспрепятствовала Большая Орда, с которой литовской дип- /491/ ломатии удалось возобновить отношения, однако Большая Орда все заметнее слабела, и Крым с этой силой мог не считаться.
События 1493 г. сделали небезопасной значительную часть русинских земель и заставили искать помощи в Польше. Уже осенью 1492 г. туда отправился Литавор Хрептович, а несколько позже Николай Радзивилл из Гонёндзи (отец). Польский сенат не замедлил воспользоваться трудным положением Литвы: помощь была увязана с признанием унии, т. е. сюзеренитета Польши. И тут сказалась ошибка литовских вельмож, избравших великим князем «тезку» Витовта Великого. Александр и сам придерживался такой же установки. Иоанну-Альберту он писал, что будет действовать согласно его советам. Даже производя кого-нибудь в рыцари, Александр соответствующий акт отправлял на утверждение польскому королю. Благодаря подобным качествам своего правителя, Великое княжество Литовское перед лицом российского нападения оказалось в куда более трудном положении, чем в последние годы персональной унии, воплощенной Казимиром I. Если Казимир, запутавшийся в династической паутине, поддерживал определенное равновесие Польши и Литвы, то Александр, отдельный литовский властитель, обязанный сделать государственную политику более действенной, плохо исполнил свои функции в важнейших областях управления.
Иоанн III совершал нападения, видя международную перспективу. Он хорошо прочувствовал далеко идущие планы Габсбургов, направленные против Ягеллонов, и поддержал их настолько, насколько это было ему выгодно. Правда, в 1494 г. связи между великим князем Московским и Германским императором оборвались. Однако габсбургское и турецкое давление блокировало Ягеллонов в Чехии и Венгрии, а это в свою очередь воздействовало на позицию Иоанна-Альберта. Хотя короли Польши и Венгрии договорились о взаимопомощи, Венгерское государство осталось благосклонно к России. Польша не грозила Литве, как это было во второй трети XV в., однако пользовалась ее трудностями для предъявления своих претензий. Литва ниоткуда не получила помощи. Хотя военная ситуация после первых российских побед немного стабилизировалась, Иоанн III, чувствуя свое преимущество, наметил куда более обширную стратегию вторжения. В начале 1493 г. он уже начал титуловаться государем всея Руси, бросая этой политической манифестацией вызов Литве и ее правлению на русинских землях.
Александр II и рада панов, подстегиваемые военными неудачами и резко ухудшающимся международным положением, обратились к брачной дипломатии. Вспомнили о предложениях еще 1484 г.: отдать дочь Иоанна III за одного из сыновей Казимира I. Русские представители этой идее не противоречили (в мае 1492 г. они /492/ сами об этом напомнили). Мотивы обеих сторон, конечно, были различны. В июле 1492 г. о переговорах по этому вопросу условились полоцкий воевода Иван Заберезинский и новгородский наместник, однако их остановили вспыхнувшие военные действия. Переговоры, возобновленные в ноябре 1492 г., прервались до весны 1493 г. Медлила в первую очередь литовская сторона, но военные и дипломатические неудачи заставили ее вернуться к этой теме. Иоанн III заодно воспользовался возможностью выдать свою дочь за мазовецкого князя Конрада.
Тем временем мирные переговоры с Россией поддержал сейм Великого княжества Литовского (расширенное заседание рады панов) в ноябре 1493 г. Соответственно подобранная делегация отбыла в Москву в конце июня 1493 г. В ее составе были перламский наместник Александр Олехнович (двоюродный брат ведущего брачные переговоры Ивана Заберезинского) и утянский наместник Альберт Клочка. Делегаты, располагавшие широкими полномочиями, выразили протест против титулования Иоанна III государем всея Руси. Русские представители, чувствуя свое преимущество, выдвинули новые требования, существом которых была отмена договора 1449 г. Дебаты шли почти полгода. Большие военные действия в ту пору не велись, однако литовская сторона была вынуждена играть по составленному русскими сценарию. Центральным вопросом, естественно, стало сватовство Александра II к дочери Иоанна III Елене (и этот шаг Литовский монарх согласовал с Иоанном-Альбертом). В принципе соглашение о браке состоялось, однако его суть каждая из сторон понимала по-своему. Литовские представители в грядущем породнении желали видеть залог мирных и дружественных отношений, в обеспечение которых делались территориальные уступки. Русские не отвергали мирных мотивов, однако не связывали их с установлением твердой границы. Смоленск и Брянск они признавали за великим княжеством Литовским лишь в качестве некоей уступки, не оговоренной четкими условиями. Замужество великой княжны они считали обязательством принимавшей ее страны. Договором предусматривалось, что Елена остается православной (Александр даже пообещал не принуждать ее к переходу в католичество). Это была, конечно, не защита прав жены, но гарантия ее конфессионального престижа и статуса. Александр II признал титул Иоанна III как государя всея /493/ Руси и отказался от договора 1449 г. Именно по этой трактовке породнения обоих монархов Великому княжеству Литовскому возвращалась часть отторгнутых земель: Любутск, Мценск, Масальск, Серпейск, Лучин, Дмитров, Опаков, Брянск. Были отпущены на волю пленные смоляне. Предусматривался военный союз против татар, но с условием, что продиктованное обстоятельствами воздержание от активных действий не отменяет договора (это оставило Иоанну III свободу рук в деле возбуждения Крыма против Литвы). Состоялась договоренность о свободной торговле. Для разрешения пограничных споров было решено создавать смешанные комиссии, однако Александр обязывался не допускать выезда князей Михаила Тверского, Можайских, Верейских, Шемячичей. 5 февраля 1494 г. договор был принят, 6 февраля Елена помолвлена с представляющим великого князя Литовского Жямайтским старостой Станиславом Кезгайло, 7 февраля даны клятвы. В начале 1495 г. Елена отбыла в Вильнюс. Окончательная ратификация договора затянулась до осени 1496 г. Придворным дворецким Елены с августа 1495 г. стал Альберт Клочка, до того исполнявший обязанности маршалка.
В русинской исторической традиции сформировался культ великой княгини Елены (род. в 1476 г.) как ангела мира. Это в самом деле была незаурядная женщина, получившая хорошее образование и показавшая себя проницательной женой. Увы, она стала жертвой политических интриг. Елену в Вильнюс сопровождала делегация под руководством Семена Ряполовского и весь ее русский двор. Киевский митрополит Макарий не потребовал дополнить католическое венчание литовского монарха православным обрядом. Од- /494/ нако при совершении венчания в Вильнюсском кафедральном соборе духовник Фома (из русской свиты великой княгини) пытался вмешиваться, перекрикивая епископа Альберта Табора. Иоанн III поручил дочери писать ему отчеты; ее придворные собирали и отсылали в Москву информацию. Мать Александра, королева Елизавета, игнорировала Елену, но вместе с тем понуждала ее перейти в католичество. Не оставался от этого в стороне и брат Александра и Иоанна-Альберта, Гнезнинский архиепископ (с 1493 г.) и кардинал (с 1493 г.) Фридрих. Всё это превращало великого князя Литовского в пешку, а его личную жизнь – в объект политических интриг. Все-таки Иоанну III не удалось сделать Елену своим агентом – женщина высокого интеллекта, она понимала, что является супругой властителя большого государства, и по мере сил старалась быть ему опорой. Александр вскоре отослал домой сопровождавших ее москвичей (среди них дерзкого священника Фому). Ко двору великой княгини были приставлены католики (в их числе дворецкий Клочка). Внешне всё это находило отражение в модах: вместо прежних русских великая княгиня стала носить европейские наряды. Доносить отцу о делах Литвы Елена отказалась. Требование Иоанна III возвести в Вильнюсском замке православный храм она отклонила на том основании, что вблизи от замка уже есть церковь Пречистой Девы Марии.
Война 1492–1494 г. не приобрела большого масштаба, и Великое княжество Литовское утратило немного земель. Однако ее моральные последствия были куда печальнее. Литовское государство очевидно проиграло, ее монарх был унижен и запуган. Заключенный мирный договор не предоставлял никаких гарантий, скорее фиксировал начавшееся русское вторжение. Иоанн III проявил себя как сильный, а Александр – как слабый правитель; обозначилось соседство сильного и слабого государств. Россия открыто выдвинула долговременную политическую программу, объявлявшую часть Литовского государства незаконно управляемой территорией, а мирные соглашения – любезной и временной уступкой великого князя Московского. Эту концепцию определяло историческое прошлое Руси и верования, распространенные на спорных землях. В идеологическом отношении Литва могла этому противопоставить только более молодую историческую традицию и доктрину истинности католической веры. Ее следовало подкрепить силой, также, как и Россия силой навязывала свою правду, но именно тут и заключалось преимущество России. Во взаимоотношениях с Польшей Литва оказалась на положении просительницы, кстати, так и не получив серьезной поддержки. Дорого заплатив за мир на восточных границах, Литва надеялась получить помощь на юге, где, помимо набегов крымских татар, тревожило настойчивое при- /495/ сутствие грозной Турции. Турция, надо сказать, еще более угрожала Польше, поэтому перед лицом опасности в этом регионе поляки были заинтересованы согласовывать свои действия с Литвой. Иоанн-Альберт еще в 1493 г. дал соответствующее указание ротмистрам польских наемников. В 1494 г. Литва и Польша обменялись грамотами о верности военному союзу. Польские послы, ратифицируя трехлетний договор о перемирии с турками (они действовали и от имени Литвы), вытребовали у султана Баязета II, что крымские татары отойдут от Четатя-Албэ. Однако крымчане тут же рассчитались за это: в конце лета 1494 г. они ворвались на Волынь. Литовцам и полякам удалось разбить их под Вишневом. Менгли-Гирей в свою очередь летом 1494 г. построил в низовьях Днепра новую крепость. В ответ на задержание следовавших в Москву молдавских послов на рубеже 1494–1495 г. был сожжен Брацлав. Планируемый договор о дружбе с Молдавией был отложен в долгий ящик. Государство тем не менее сумело организовать людей из Поднепровья и ближних волостей на ремонт пограничных замков. Этих мер оказалось недостаточно: в 1495 г. татары разорили Киев, в 1496 г. – Ровненскую область. В отношении Крыма Иоанн III применял двойную политику. Сначала он даже не сообщил Менгли-Гирею о мирном договоре с Литвой, а позднее дал понять, что благосклонно оценит враждебные ей действия татар.
Усиление России отчасти помогло установлению связей Литвы и Швеции. Вторжения русских в Финляндию побудили шведов в 1495 г. отправить в Литву делегацию под началом Эриха Тролле с просьбой о помощи. Однако Александр II, только что заключивший мир с Иоанном III, ничем помочь не мог. Литовское посредничество тут ничего бы не дало, да и сам великий князь не имел представления о кругозоре, необходимом для суверенного государственного деятеля. Безуспешная внешняя политика и личные свойства Александра II ослабляли и без того непрочное положение Литвы в ряду государств, управляемых Ягеллонами. Уже с Казимиром не считался его старший сын Владислав, правивший Чехией и Венгрией. После смерти отца он естественно стал сеньором династии. Иоанн-Альберт, в свою очередь, стремился утвердиться сам, тем более, что рядом с ним жила королева-мать Елизавета. Если для Владислава это мало что значило, то неудачник-Александр стал объектом претензий со стороны столпов династии. Тем временем Иоанн III выражал неудовольствие тем, что на Елену оказывается давление с целью сделать ее католичкой. Посетившие Вильнюс в 1495 г. польские Ягеллоны привезли проект обеспечения самого молодого члена династии Сигизмунда, бывшего на содержании Владислава, за счет Литовского государства: было предложено, откроив от Литвы Киев, создать для Сигизмунда отдельное княже- /496/ ство. Однако в этом случае литовские структуры сословного представительства показали себя достаточно зрелыми. Рада панов, при поддержке созванных представителей дворянской верхушки, выразила категорический протест, и Александр был вынужден написать Иоанну-Альберту, что не может игнорировать волю страны. А предложение Александра (в конце 1495 г.) Иоанну-Альберту утвердиться в Четатя-Албэ и Килии осталось без отклика. Союз России с Крымским ханством был лишь деталью противостояния Турцией и Россией с одной стороны и Ягеллонами – с другой. Успешные действия Иоанна III на границе Великого княжества Литовского совпали с турецким давлением в Венгрии и закреплением турок в румынских княжествах. При наличии угрозы Польше со стороны турок, влияние на Молдавию не переставало быть яблоком раздора между Венгрией, Польшей и Турцией. При таких обстоятельствах поляки стремились вернуть свою гегемонию в Молдавии не столько при поддержке Литвы, сколько имея в виду создание широкой антитурецкой коалиции. Именно в таких условиях Александр II направил страну в русло польских политических замыслов. Прибывшие на вильнюсский сейм весной 1496 г. представители Польши начали разговор о возобновлении унии. Польская делегация действовала гибко, желая обсудить один из более ранних актов об унии, в котором не был подчеркнут сюзеренитет Польши. Под давлением рады панов Александр согласился утвердить документ с условием, чтобы не обрели силу прежние акты, нарушающие суверенитет Великого княжества Литовского. По сути польский проект предусматривал политический союз и избрание монархов из династии Ягеллонов, т. е. предлагался договор о взаимопомощи. Поняв, что Литва, и оказавшись в незавидном положении, не проглатывает приманку, польские делегаты вернулись домой. Однако Иоанн-Альберт все-таки рассчитывал на помощь Литвы, поэтому на сей раз он пошел на непосредственные соглашения. В июле-августе 1496 г. в Вильнюсе представители Литвы и Польши договорились, что осенью Александр прибудет в Брест, а Иоанн-Альберт – в Люблин для обсуждения военных мер против Крыма и Турции. Переговоры состоялись в ноябре-декабре 1496 г., представители обеих сторон встречались в Парчеве. Данных об этом обсуждении сохранилось немного, ибо оно было тайным и речь шла о крупной военной операции на юге. Как показали последовавшие события, литовское войско должно было действовать против крымских татар (в особенности против Очакова) и управляемой турками Четатя-Албэ в устье Днепра. Литовцы заботились о прекращении татарских набегов (в 1497 г. татары дошли до окрестностей Мозыря, убили Киевского митрополита Макария). Польское войско должно было атаковать Килию в устье Дуная. /497/
В 1496–1497 г. Литва и Молдавия обменивались посольствами, стремясь к заключению договора о дружбе. Польша добилась от Стефана III Великого обещания поддержки против Турции. 26 июня 1497 г. Иоанн-Альберт из Львова выступил в Молдавию. Александр II и литовское войско двинулись из Вильнюса на юг также в июне 1497 г. Великий князь хотел действенно поддержать своего брата, а заодно польское войско в Молдавии. Большинство панов рассматривало операцию как удар по Крыму, посему не было расположено вмешиваться в эту военную операцию. Тем более, что на рубеже августа-сентября 1497 г. русский посол Петр Заболоцкий вручил предупреждение Иоанна III о недопустимости нападения на тестя его сына – Стефана Великого (именно так русская дипломатия изображала начавшиеся военные действия на территории Молдавии). В подобных обстоятельствах Александр не решился вмешиваться в молдавскую операцию и ограничился тем, что позволил немногочисленным добровольцам отправиться на помощь полякам. Русскому послу было отвечено, что литовское войско идет походом против крымских татар. Однако оно было сконцентрировано на границе Молдавии для возможной помощи Иоанну-Альберту.
А эта помощь в самом деле была нужна. Иоанн-Альберт командовал 50-тысячным войском (в него входили также силы вассального Тевтонского ордена), однако, понадеявшись на численность, не подготовился к походу должным образом. Не была качественно проведена ни дипломатическая, ни военная разведка. Лавирующий меж могущественных соседей, Стефан Великий в конце концов поддержал турок, чьи значительные силы появились в Молдавии. Вмешалась и Венгрия, еще более осложнив поход Иоанна-Альберта. Поляки плохо ориентировались в чужом краю, а им противостоял соперник, использующий все преимущества рельефа. Решение прекратить поход было принято слишком поздно. Отступающее польское войско в Козьминских лесах попало в засаду и было жестоко разбито. Литовское войско не вступало в боевые действия, но прикрыло отход разгромленных поляков из Молдавии.
В Козьминской катастрофе Литва не пострадала. Хотя она не получила поддержки от Большой Орды (о чем была договоренность посольств 1496– 1497 г.), однако удалось сохранить противостояние Орды и Крыма. Ничего не дало посредничество Александра II между шведами и русскими в Москве (1497 г.). Воспользовавшись этим, Александр через международного авантюриста Марко Салтьери в 1498 г. попытался выдвинуть свою кандидатуру на шведский престол (он действовал без ведома рады панов Литвы, а также братьев Иоанна-Альберта и Сигизмунда). Это было безответственной тратой времени и внимания, к счастью, не вызвавшей /498/ каких-либо нежелательных последствий. 12 июля 1499 г. в окончательно утвержденном договоре между Польшей и Молдавией были предусмотрены аналогичные отношения Молдавии и Литвы. На сей раз Иоанн-Альберт был уполномочен представлять интересы Александра, а в сентябре 1499 г. уже сама Литва заключила отдельный договор с Молдавией.
Поражение Польши ухудшило положение всей династии Ягеллонов. После краха попыток Иоанна-Альберта перехватить инициативу на юге, в 1498 г. южные польские земли впервые были разорены турками, а затем – и крымскими татарами. Последние в 1499 г. совершили нападение и на Восточное Подолье, принадлежавшее Литве. Все эти неудачи стали для России знаком к началу новых действий против Великого княжества Литовского. Как в Литве, так и в Польше понимали, что выход следует искать в объединении сил, однако даже теперь польские политики не забыли о своих гегемонистских замыслах, они лишь не выражали их явно. В подобных обстоятельствах намерения Александра II, потребность Польши в неотложной помощи и относительная сговорчивость поляков после Козьминского поражения подготовили почву для соглашения. В 1498 г. сама литовская сторона предложила прибывшей в Вильнюс польской делегации урегулировать отношения (в ту пору в вильнюсском сейме заседали почти исключительно католики). В начале 1499 г. в Польшу с той же целью отбыли Жямайтский епископ Мартын и тракайский воевода Иван Заберезинский (проект соглашения был одобрен сеймом Литвы). Литовские посланники протестовали против того, что представители Польши в Риме пытаются вести дела епископств Литвы, и требовали равных условий соглашения. Последовал положительный ответ поляков. 6 мая 1499 г. на краковском сейме был принят акт о соглашении сенатов обеих стран (его повторил акт, выданный литовской стороной 14 июля 1499 г.). Основой соглашения являлись акты Городельского договора, подписанные литовскими и польскими дворянами, с исключением формулировок о сюзеренитете Польши, содержавшихся в монарших грамотах. В отношении государственных институтов была подтверждена выборность правителя при участии другой стороны. Фактически это был договор о взаимопомощи, не упоминающий о вотчинных правах Ягеллонов на литовский престол.
Внешне равноправный договор с Польшей, выработанный благодаря раде панов, а не личной позиции Александра II, несколько упрочил положение Литвы. Однако это было достигнуто в момент, когда заметно ухудшилось международное положение обоих государств. При посредничестве России, подстрекаемый Иоанном III Менгли-Гирей в 1499 г. потребовал передать ему Киев, Канев, /499/ Черкассы, Путивль и выплачивать дань за управление 13 городами (включая поименованные). Хан в свою очередь пообещал переуступить Иоанну III Киев и Черкассы. В 1498 г. московитяне перешли границу и разорили Рогачевскую, Мценскую и Лучинскую области. В июле того же года великий князь Московский уже в открытую грозил войной литовскому послу Станиславу Кишке. В августе 1499 г. Глебович и Сапега, сулившие за гарантии безопасности Киева признать Иоанна III государем всея Руси, получили отрицательный ответ. Видя, к чему всё клонится, Александр II еще в 1498 г. предложил Ливонскому ордену заключить военный союз против России. Тем временем русские все более активизировались. Агенты Иоанна III в 1499 г. объявились в верховьях Оки с призывами принять его подданство. Князь Семен Можайский (он получил от Александра Карачев, Хотимль и Чернигов) схватил смутьянов и отправил их в Вильнюс. В руки Александра II попало подстрекательское письмо Иоанна III Менгли-Гирею. Согласовав договор о взаимопомощи, Литва и Польша в 1499 г. оказались перед лицом большой войны со своими опаснейшими соседями.
В начале 1500 г. Россия начала военные действия в верховьях Оки. В феврале Москве сдался Семен, князь Белой; мелкие столкновения затянулись до начала весны. 3 мая южнорусская войсковая группировка под началом Якова Кошкина выступила походом на Брянск. Вскоре двинулась на Смоленск центральная группировка под командованием Георгия Захарьича. Брянский замок был сожжен сторонниками Москвы, а застигнутый врасплох наместник Станислав Бартошевич схвачен в Ужчижском дворе. В плен к русским попал и поддержавший унию Брянский епископ Иона. Развивая свой успех, Яков Кошкин повернул вверх по реке Десне. Не найдя выхода, ему сдались рыльский князь Василий (потомок Дмитрия Шемяки) и Семен Можайский, до того активно поддерживавший Литву. Особенно болезненным было отступничество последнего (кроме вышеупомянутых земель, он управлял также Стародубом и Гомелем). Иоанну III покорились хотетовский и масальский князья. За два месяца Великое княжество Литовское лишилось большой территории в своем восточном приграничье. Яков Кошкин, обладавший опытом высылки 7000 новгородцев (1489 г.), знал, как утвердить власть своего государя на этих землях. 6 августа русское войско заняло Путивль, где в плен попал наместник /500/ Богдан Глинский. Дорога на Киев оказалась открыта. Парадоксально, но русским помешали крымские татары, незадолго перед тем настолько разорившие местность, что действовавшая уже не первый месяц южная московская группировка, боясь не прокормиться, остереглась следовать в этом направлении.
Еще в марте 1500 г. Иоанн III прислал письмо, в котором объяснил принятие под свою власть подданных Александра тем, что их принуждали к переходу в католичество. Александр II выразил протест и возразил, что ничего подобного не происходит, однако было ясно, что сильнейшая сторона всегда найдет себе оправдание. Начавшиеся военные действия с очевидностью показали, как хорошо смогла к ним подготовиться и подготовилась Россия и плохо с этим справилась Литва. Великий князь Московский очень точно выбрал момент. Напуганная Козьминской катастрофой Польша, хотя и заключившая с Литвой договор о взаимной обороне, не собиралась защищать восточные области своей союзницы, а для крымских татар открылась новая перспектива расширения набегов.
Застигнутый войной Александр смог отреагировать, лишь когда военные действия России приобрели значительный размах. 8 июня 1500 г. он во главе войска выступил из Вильнюса, 9 июля разбил лагерь в Борисове. Однако четкого плана действий не было, война по-прежнему представлялась как серия пограничных стычек. К Смоленску направился авангард в составе 3,5 тысяч всадников, соединившийся с 500 всадников смоленского наместника Станислава Кишки. Этим отрядом в 4000 всадников, усиленным немногочисленными смоленскими пехотинцами, командовал гетман князь Константин Острогский. Руководство элитного аристократического отряда, весьма впечатленное своей мощью, легкомысленно атаковало лагерь центральной группировки русских у реки Ведроши. Даниил Щеня привел сюда 40 000 воинов. Численное превосходство сказалось: 14 июля (это было 29-я годовщина битвы на Шелони) стало днем тяжелого поражения литовского войска. В плен попали Константин Острогский, наместник в Мяркине и Аникщяй Григорий Остик, наместник в Новгородке и Слониме Литавор Хрептович, Михаил Глебович. Станиславу Кишке удалось вырваться. Александр с главными силами медленно продвигался вперед. Лишь на рубеже июля-августа его достигло официальное объявление войны.
Ведроша стала моральным потрясением для литовского обще- /501/ ства. Однако близилась осень, и утомленные долгим походом русские силы не решились развить победу. На стыке августа и сентября они повернули назад. Растерянные литовцы их не преследовали. Тем временем северная русская группировка под командой Андрея Челяднина наносила фланговые удары из Пскова и Новгорода. Заняв Торопец, она одиночными набегами разоряла окрестности Полоцка и Витебска. Эти действия продолжались в июне-августе и существенного влияния на ход борьбы не оказали. Общее положение спасала Смоленская область, где земельные владения дворян, преданных Литве, были велики и прочны. Весной и осенью 1500 г. на юге Менгли-Гирей разорил Киевскую, Подольскую и Волынскую земли. У Литвы не было иного выхода как согласиться платить Крыму по 3 деньги с человека, начиная с 1499 г.
В конце августа 1500 г. Александр в Оршанском повете получил возможность без помех ознакомиться с результатами начавшихся военных действий. Победы южнорусской группировки повлекли сопутствующие сложности: вновь обретенное пространство удлинило коммуникации. Русским было важно, чтобы тут действовали союзники-крымчане. Такое положение делало решающими центральный и северный фронты, что Александр хорошо понимал. Сентябрь и октябрь он провел на этом участке, укрепил Смоленск, Витебск и Полоцк. Полоцким наместником вместо Георгия Паца великий князь назначил Станислава Глебовича, отличившегося на этом посту. Усиливая северный участок фронта, Александр осенью 1500 г. обратился к Вальтеру Плеттенбергу, магистру Ливонского ордена, которому также угрожала Россия. Тем самым было повторено прежнее предложение того же рода. Однако наибольшие надежды великий князь возлагал на Польшу. Немного польских наемников уже было приглашено летом 1500 г., но они не могли /502/ ничего решить. Последовательной программы действий у Александра не было. 2 июля 1500 г. он обратился к аристократии, городам и ротмистрам наемников всех управляемых Ягеллонами стран, объявив об учреждаемом рыцарском братстве для борьбы со схизматиками (т. е., православными) и пообещал хорошие условия найма. В Польшу было послано некоторое количество денег. Осенью 1500 г. в Вильнюс начали прибывать польские и чешские воины, среди них обладатели высокой репутации поляк Ян Карнковский и чех Ян Чернин. Тут выяснилось, что в Литве должным образом не позаботились о главной стороне этой кампании – о деньгах. Их не хватало. Интеллигентный монарх не умел договориться с военными. Наемники без приличествующих занятий и подобающего жалованья стали обузой для местных жителей. Несколько лучше удавалась дипломатическая деятельность: успешно складывались переговоры с Ливонским орденом. 3 марта 1501 г. в Вильнюсе был заключен оборонительный договор сроком на 10 лет. К подписанию этого договора ливонцев побудил и папа Александр VI. Демарш королей Венгрии и Польши в Москве ничего не дал, разве что Иоанн III согласился на переговоры о мире. К счастью, подписанный с Молдавией в 1499 г. договор гарантировал ее нейтра- /503/ литет на южной границе. К весеннему потеплению 1501 г. Александр рассчитывал согласовать с ливонцами действия своих наемников, направить удар хана Большой Орды Шиг-Ахмата на Крым, а главные силы Литвы использовать в центре русского фронта близ Смоленска.
В июне 1501 г. Шиг-Ахмат действительно отбросил силы Менгли-Гирея в Крым, изгнал Василия Шемячича и Семена Можайского в Москву; в сопровождении литовского посланника Михаила Халецкого занял Рыльск и Новгород-Северский. Его активность удержала от наступления Менгли-Гирея, однако поддержки со стороны литовского войска не вызвала. Не удалось осуществить на практике совместные действия с ливонцами. Вальтер Плеттенберг, в начале августа с 10 000 воинов вступивший на русскую территорию, на реке Сирице разбил русское войско под командованием Василия Шуйского, уничтожил Островский замок, однако литовцы запаздывали. Ливонцы испытывали нехватку продовольствия, поэтому вынуждены были покинуть район в тот момент, когда Ян Чернин уже приближался к нему. Последнему ничего не осталось, как тоже повернуть назад.
Первые восемь месяцев 1501 г. Александр II провел в Вильнюсе. Уже в конце июня он узнал о смерти Иоанна-Альберта и по сути устранился от контроля за военными действиями. Успешно начатая союзниками Литвы кампания этого года развалилась по ее же вине. Всё свое внимание великий князь уделил избранию монарха Польши, – он стремился стать ее королем. 9 сентября он уже был в Бельске, желая из Подляшья воздействовать на события в Польше. Были посланы лишь небольшие силы в направлении Кричева и Пропойска, где показалось русское войско. Осенью 1501 г. московитяне ворвались во владения князей Заславских. Михаил, Федор и Богдан Заславские поспешили собрать свои силы, но 4 ноября, понеся большие потери, были наголову разбиты близ Мстиславля. Успев закрыться в этом замке, они смогли отразить атаки противника, однако вся окрестная местность была зверски разорена. К счастью, отдельные военачальники оказались способны действовать и без конкретных указаний великого князя. На подмогу Заславским подоспел исполняющий обязанности гетмана Жямайтский староста, он /504/ же тракайский каштелян Станислав Кезгайло в сопровождении наемников Яна Чернина. Некоторое время ни одна из сторон не решалась начать бой. После того как русские в конце концов отступили, Кезгайло вернулся в Вильнюс, а Чернин – в Полоцк.
Замедлением в военных действиях осенью и зимой 1501 г. Александр II воспользовался не для того, чтобы подготовить кампанию 1502 г., а для получения власти в Польше. Свою кандидатуру в короли он выдвинул 25 июля 1501 г. Александр просил помощи у брата – кардинала Фридриха, а также у Вармийского епископа Луки Вацельроде, господаря Молдавии, великого магистра Тевтонского ордена. В сентябре 1501 г. в Гродно был созван сейм Литвы, избравший делегацию для поездки в Польшу. В нее вошли Вильнюсский епископ Альберт Табор, вильнюсский каштелян Александр Ольшанский, великий маршалок и тракайский воевода Иван Заберезинский, подчаший Николай Радзивилл из Гонёндзи (сын), стряпчий Петр Олехнович. При себе в Подляшье Александр II держал элитный отряд из 1400 воинов. Выдвижение своей кандидатуры на польский престол Александр превратил в важнейшую дипломатическую акцию Литовского государства, мотивируя всё это прежними договорами с Польшей. Это была уже другая позиция, в отличие от 1447 г., когда требовалась помощь против Руси.
Переговоры в Польше (в Петрокове) начались в конце сентября 1501 г. Соперниками Александра были его братья: старший – Владислав и младший – Сигизмунд. Поляки – сторонники Александра – стравили Владислава с Сигизмундом, поэтому последнему пришлось устраниться. А Владислав не мог всерьез соперничать с Александром, на стороне которого был влиятельный кардинал Фридрих, сумевший заручиться поддержкой виднейших магнатов. Александра поддерживало и рядовое польское дворянство. Делегаты Литвы на сей раз апеллировали к унии, но не забыли упомянуть и актуальную для них русскую угрозу. 30 сентября всё решилось в пользу Александра. Однако это было не самое выгодное для Литвы решение. Поддержав Александра, кардинал Фридрих указал, что Литва должна быть присоединена к Польше. Переговоры литовских представителей и участие в «польской избирательной партии» не позволили осуществиться этим замыслам, но польская сторона добилась выгодных для себя фактических уступок. Согласительный акт от 3 октября 1501 г. определял общего монарха и общий сейм, общие выборы правителя в Петрокове и общую валюту, а также провозглашал оба народа и государства единым целым. Александру в Мельник привезла этот акт польская делегация (Львовский архиепископ Боришевский, Познаньский епископ Ян Любранский, познаньский воевода Ян Тарновский). 23 октября Александр и находящиеся вместе с ним представители рады панов (са- /505/ мые видные – Вильнюсский епископ Альберт Табор и тракайский воевода Иван Заберезинский) этот акт утвердили. Александру было важно заполучить польскую корону на любых условиях, и он ее получил. Рада панов видела тут гарантию помощи от поляков, поэтому примирилась с внешне нейтральными, но по сути неблагоприятными для Литвы формулировками. Ее представители все-таки подчеркнули, что это лишь предварительный акт, и добавили условие, что договор заключат и соответствующий акт передадут польской стороне рада панов и сейм в полном составе. 6 ноября Александр отбыл в Польшу и 12 декабря был провозглашен ее королем. Его православную жену поляки не короновали.
Внешне обойдя вопрос о суверенитете Литвы, готовой на многое в ожидании польской помощи, и применив соответствующие формулировки, политики Польши составили договор о создании унитарного государства. Излишне объяснять, что подобная уния фактически означала присоединение Литвы (без формального объявления об этом). Такое продление договора от 1499 г. (Мельницко-Петроковская уния) было со стороны паникующей литовской знати большой уступкой, перечеркивающей чуть не все политические достижения, добытые предшественниками во второй половине XV в. Проиграла и династия Ягеллонов, ибо договор гласил, что властитель Литвы должен избираться на общем сейме в Польше. Против этого вскоре запротестовал Владислав Ягеллон, а на переговорах с Венгрией и Тевтонским орденом польские представители уже завели речь о присоединении Литвы. Литовскую государственность оберегало только то, что Мельницко-Петроковский акт должен был вступить в силу лишь по принятии его сеймом Великого княжества. Созвать сейм мешала война, но Александра после обретения польского трона подобные мелочи уже не волновали.
Война с Россией также приостановила начатую акцию по введению церковной унии. Изданный Киевским митрополитом Иосифом Солтаном 20 августа 1501 г. акт о признании власти римского папы не вступил в силу. Уже после того как Александр стал королем Польши, на сторону России перешел один из самых деятельных старост юго-восточного пограничья – Евстафий Дашкевич. На общего правителя в Польше обрушились горы нерешенных дел, возрастала турецкая угроза. Как литовская, так и польская знать шла по наилегчайшему пути: одни ждали большой помощи от поляков, другие – добровольного присоединения изможденных литовцев. И обе стороны, избегая уступок, полагали, что оборону должен организовать монарх. Положение литовцев было более терпимо, ибо они рассчитывали на значительную польскую подмогу. Тем временем Александр, не проявивший организационных дарований в Литве, провалил этот вопрос в Польше, которую знал /506/ много хуже. В начале 1502 г. на Краковском сейме литовские посланники напрасно просили о поддержке, а после того, как 14 марта состоялось решение об ее оказании, деньги не были собраны вплоть до августа.
Холодной зимой 1501–1502 г. активные военные действия, как обычно, затихли. Однако Шиг-Ахмат, лишенный поддержки и обеспечения, слабел без борьбы. На сторону Менгли-Гирея перебежала немалая часть его Орды, включая первую жену хана. Уже ранней весной 1502 г. Шиг-Ахмата атаковали крымчане; они не встретили серьезного сопротивления. В мае-июне войско Большой Орды практически прекратило существование. Самого Шиг-Ахмата пригрел киевский воевода Дмитрий Путятич, а изгнанные им русские заднепровские вассалы России вернулись в свои владения. Александру ничего иного не оставалось как вновь согласиться на выплату отступных крымскому хану. В июне 1502 г. Ягеллон прибыл в Великое княжество Литовское; в начале июля он уже был в Новгородке, в августе-сентябре – в Минске. Из этого пункта можно было с тем или иным успехом наблюдать за военными действиями, но события опередили Александра. Еще в начале июня группировка под командой сына Иоанна III Дмитрия, в достатке обеспеченная артиллерией, атаковала Смоленск. Русские разрушили Оршу, разоряли окрестности Витебска. Смоленск при поддержке верных дворян умело оборонял Станислав Кишка. Осаждавших тревожили его вылазки, а также действия великокняжеских дружин и польских наемников. 16 сентября смоляне отбили генеральный штурм. Голодное, деморализованное и сильно поредевшее войско Дмитрия в середине октября отступило. На северном участке Вальтер Плеттенберг 13 сентября разбил русских возле Смольного озера. Группировка в несколько тысяч литовцев принудила русских отступить от Орши, однако, по ее возвращении в Полоцк, те еще раз подвергли разорению эту область. Крымские татары осенью 1502 г. достигли Бобруйска, Турова и Бреста, но их, при поддержке поляков из Западного Подолья, отбил луцкий староста и волынский маршалок Семен Ольшанский. Зимой 1502–1503 г. татары вновь атаковали, дошли даже до Минска, Слуцка, Несвижа и Новгородка. Нападения крымчан на Червонную Русь сковывали поляков и мешали им оказать помощь Литве. Татарская угроза заставила строить оборонительную стену вокруг Вильнюса. При отсутствии заметной инициативы со стороны великого князя Литва защищалась неорганизованно и вяло. Лишь на новогрудском сейме в июле 1502 г. была установлена, по примеру Мазовии, норма дворянского снаряжения – 1 всадник от 10 служб. Петроковскому договору сейм внимания не уделил.
Война, хотя и была успешной, истощила силы России. Уже во /507/ время осады Смоленска Иван заявил о согласии на мирные переговоры. Выдвинутая еще в мае 1501 г. инициатива Ивана Заберезинского наконец дождалась должного отклика (положительный ответ новгородского наместника Якова Захарьича Заберезинскому в декабре 1501 г. был лишь дипломатической игрой). В августе-сентябре 1502 г. предварительные переговоры в Москве начала общая делегация сенатов Литвы и Польши, подкрепленная представителем короля Чехии и Польши Владислава – Сигизмундом Зантаем (он был в Москве уже в конце декабря 1503 г.). При посредничестве Зантая Иоанн III 17 января 1503 г. выдал охранные грамоты объединенному литовско-польскому посольству, которое прибыло в Москву 4 марта. Всеми этими процедурными ухищрениями Иоанн III желал показать и показал, кому в первую очередь нужен мир. Однако Александру все-таки удалось добиться того, чтобы великий князь Московский вел переговоры со всеми монархами-Ягеллонами. Великого князя Литовского на переговорах представляли полоцкий наместник Станислав Глебович, каунасский староста и вахмистр двора великой княгини Альберт Клочка, браславский староста, жежмарский наместник и канцлер великой княгини Иван Сапега Младший. В польскую делегацию вошли ленчицкий воевода Петр Мишковский, королевский подчаший и мендзиборский староста Ян Бучацкий, краковский стольник Петр Вроцимовский, королевский секретарь и познаньский каноник Станислав Горецкий. В литовскую делегацию были специально подобраны люди, близкие великой княгине Елене. Иван Сапега вез письма своей госпожи, в которых она обращалась к отцу, называя себя его служанкой и девкой. По русским обычаям это были эпитеты, обязательные в устах дочери, но в данном случае важнее были не обычаи, а занимаемое Еленой положение и этикет межгосударственных отношений. Позволяя жене вести себя подобным образом и даже принуждая к такому поведению (Елена умоляла отца не делать ее безземельной), Александр II демонстрировал лишь свою растерянность и неосмотрительность. Перед Иоанном III излагались оправдания и уверения в том, что Елену не заставляют принять католичество, хотя в конфиденциальных беседах Иван Сапега вряд ли мог отрицать, что польские родственники его властителя этого не совершают. Объединенная делегация представителей Ягеллонов все равно осталась в роли просителей, ибо война была проиграна. Великий князь Московский чувствовал себя хозяином ситуации, тем более, что эта война была лишь составной частью упрочения международного положения России (в 1502 г. возобновились связи между Россией и Германской империей). Представители Литвы, опираясь на мирное соглашение 1494 г., требовали возвращения занятых земель и пленников. Как и следо- /508/ вало ожидать, русские отвергли эти требования. Они предъявляли претензии на все русские (русинские) земли, в особенности на Киев и Смоленск. Не было принято и компромиссное предложение посредника Сигизмунда Зантая, выдвинутое 15 марта, – вернуть половину занятых земель, а относительно других продолжить переговоры. Представителям Ягеллонов не осталось ничего другого как заявить, что они не располагают необходимыми для таких решений полномочиями, и высказать предложение о новом посольстве, что они и сделали 19 марта. Это было приемлемо и для русской стороны, которая стремилась закончить войну, имея очевидный перевес. 23 марта 1503 г. был заключен договор о перемирии на 6 лет. Россия даже вернула 6 захваченных волостей: Ельню, Руду, Ветлицу, Щучу, Усвят и Озерище (две последних – в Витебской земле). По требованию Ягеллонов русская сторона согласилась включить в перемирие Ливонский орден, однако Иоанн III поручил сделать это своим новгородскому и псковскому наместникам, что фактически вынуждало союзника Литвы вести переговоры самостоятельно. Великий князь Московский утвердил договор 3 апреля. Своих послов, которые должны были получить подтверждение великого князя Литовского, он отправил в Литву 7 мая, однако Александр II сделал это лишь 27 августа, поскольку нападения со стороны русских на границе не прекращались. Из возвращенных волостей русские вновь захватили Ельню, Руду, Ветлицу и Щучу. Кроме того, терроризируя дворян Пропойска, они разорили порубежье Витебской и Полоцкой земель и пограничный участок между Смоленском и Мстиславлем. Прибывший в Москву весной 1504 г. Станислав Глебович предлагал договор о постоянном мире, однако ничего не вышло; Иоанн III грозил возобновить подлинную большую войну.
Великое княжество Литовское утратило четверть своей территории. Война 1492–1494 г. была своеобразной разведкой, которую провела объединенная Россия. Перемирие 1503 г. знаменовало планомерную политическую агрессию России, ее несомненный военный перевес. Выдвинутая Иоанном III концепция государя всея Руси не оставляла места для существования Литовского государства. Появившиеся в русских письменных источниках XV в. памфлетные повествования о происхождении Гедиминовичей от удельных полоцких или смоленских князей были расширены и стали основой для «историко»-политических доктрин. Они дополнили конъюнктурную «Повесть о князьях Владимирских» (несомненно существовавшую уже в 1523 г., но появившуюся скорее всего на рубеже XV–XVI в.), выводившую происхождение московских Рюриковичей от Римского императора Августа. Во время войны совершенно изменился характер отношений между Великим княже- /509/ ством Литовским и Крымским ханством. Убедившись в бессилии литовской обороны против внезапных набегов, крымские татары сделали разграбление русинских земель своим постоянным ремеслом. Падение Большой Орды развязало им руки. Усилия киевского сидельца Шиг-Ахмата, стремившегося вернуть свои позиции при помощи ногайцев, ранней осенью 1503 г. уже ничего не решали. Поздней осенью того же года он пытался заручиться помощью турок в Четатя-Албэ, однако был изгнан. Лишившись доверия Литвы, Шиг-Ахмат был схвачен Дмитрием Путятичем весной 1504 г. Иоанн III и в дальнейшем подстрекал Менгли-Гирея к нападениям на территорию Литовского государства, его послы заявляли, что московский государь попытается овладеть Киевом. Осенью 1503 г. сын Менгли-Гирея Бити-Гирей без помех разорил Слуцкое княжество. Казна страны была пуста, великий князь задолжал магнатам и заложил им многие земли. Только Ивану Заберезинскому Александр II был должен 3000 золотых, под них он заложил поместья Алитус и Нямунайтис (в 1506 г. за 1000 золотых Алитус и Симнас были переданы в собственность Заберезинскому). Вахмистру двора Елены Альберту Клочке под 1000 коп грошей была заложена Кармелава.
Статус Великого княжества Литовского понизился и на востоке, и на западе. Польский сенат стремился к реализации Мельницко-Петроковских соглашений. Польские паны стали принимать участие в разбирательствах, предпринимаемых общим монархом по делам литовских вельмож. В работе Петроковского сейма, проходившего на рубеже 1503–1504 г., литовские представители не участвовали. Вопрос о помощи Литве не позволяли решать распри между польскими магнатами. Проигранная война обострила подобные распри и в Литве. В 1503 г. Александру надо было разбирать дела Михаила Глинского – Ивана Заберезинского и Альберта Гаштольда – Иоанна Радзивилла. Поздней осенью 1503 г. Михаил Глинский сопровождал Александра в Польшу и с тех пор сделался его фаворитом. Глинский прибрал к рукам монополию на литье воска, подмял под себя таможни, с ним заодно был вильнюсский воевода и канцлер Николай Радзивилл из Гонёндзи (отец). Именно такую, раздираемую противоречиями, раду панов подвергали давлению польские политики, говоря о присоединении Литвы и требуя прибытия в Польшу ее представителей с полномочиями на подтверждение унии. Подобная интерпретация Мельницко-Петроковских соглашений упоминалась постоянно, едва представители Литвы заговаривали о помощи. Это было заявлено даже самому Александру, ему же предъявили выкладку расходов, якобы связанных с Литвой. Долго не ломая голову, Ягеллон пообещал разрешить этот вопрос на Радомском сейме 1505 г.
При таких обстоятельствах в январе-марте 1505 г. проходил /510/ литовский сейм в Бресте. Владислав Ягеллон 2 февраля заявил, что свои династические права на Великое княжество Литовское он передает брату Сигизмунду. Перед Александром, разочаровавшимся в Польше, открылась возможность защитить выгодные ему династические права. Группа Ивана Заберезинского, принимавшая участие в заключении Мельницко-Петроковского договора, в данной сфере утратила стимул для угождения польским наклонностям великого князя. Тем более это не было нужно Михаилу Глинскому и его соратникам, располагавшим поддержкой Венгрии. Эти изменения уже затруднили ратификацию Петроковского договора. Однако раскол рады панов продолжался. Воспротивившиеся растущему влиянию Михаила Глинского епископ Альберт Табор, Иван Заберезинский, Станислав Кезгайло, Станислав Кишка, Станислав Глебович были жестко усмирены. Двое первых удалены из рады панов, у Заберезинского отнято Тракайское воеводство (еще в 1504 г. его зять Иван Ильинич лишился места лидского старосты, которое получил родственник Михаила Глинского Андрей Дрожджа). Сторонники Глинского были вознаграждены: Николаю Радзивиллу-отцу дано подтверждение на все имеющиеся владения, сын стал тракайским воеводой, епископ Жямайтский Мартын получил поместье Сурвилишкес, отнятое у брата Альберта Табора – Варфоломея.
Брестский сейм определил своеобразный баланс первых лет XVI в. – поры поражений и политического разброда. Болезнь великого князя поспособствовала тому, что из среды рады панов выделился фаворит в лице Михаила Глинского. Однако аристократия Литвы, даже расколотая на группировки, нашла в себе силы противостоять аннексионистским замыслам Польши. Тем более что и сам фаворит склонялся к защите литовской государственности, а не к политической карьере в Польше. Михаил Глинский был русинский князь татарского происхождения, исповедовавший католическую веру, живший и получивший известность за рубежом, обладавший надежными связями при венгерском дворе. В его политической карьере, как в капле воды, отразилась интеграция русинской элиты в формирующееся сословное общество Литовского государства – со всеми противоречиями, характерными для этого процесса. Объективные черты подобного явления оказались еще более обострены личными свойствами этого человека: он был смелый, осмотрительный, не чуждый творчеству, властный и непререкаемый лидер. Посторонний для замкнутого круга литовской знати, он пробился благодаря дарованиям и смекалке; терпеть не мог аристократов, но прекрасно понимал их интересы и знал, как их защищать. Обвиняя православных в неверности литовским властителям, он сам протежировал православной клиентуре и даже вытеснял русин, принявших католичество (таким был Иван Ильинич, а /511/ выдвинувшийся за его счет Андрей Дрожджа через несколько лет бежал в Россию). Подружившись с Радзивиллами, Михаил Глинский сумел мирно ужиться с враждебным этому роду и быстро возвышающимся Альбертом Гаштольдом. Становясь всё более незаменимым для больного Александра, Глинский устранял влияние других вельмож, но он ничуть не хуже, чем они, понимал приоритетные интересы этой прослойки. Поэтому он воспротивился аннексионистским и гегемонистским притязаниям польских политиков. Подобная позиция сплачивала вокруг Михаила Глинского не только панов-единомышленников, – она вызывала уважение и у оппонентов. Прекращение военных действий с Россией и разногласия в среде польской шляхты, приведшие к переменам в политическом руководстве Польши, позволили группировкам литовских панов перевести дух. Тем более что 27 октября 1505 г. умер Иоанн III. Его сын, Василий III, утвердился не сразу и не мог поддерживать прежнее давление на Литву, что лишь продлевало полученную передышку. Социальная элита Литвы осознала существо создавшегося положения: хотя война и была проиграна, она показала, что Россия не в силах осуществить свою программу одним махом даже в том случае, если поляки не оказывают Литве должной помощи. Всё это и определило ход съезда в Бресте. Главным его результатом был отказ от унии с Польшей. Брестский сейм не утвердил Мельницко-Петроковского договора.
Брестский сейм продемонстрировал, что литовская панская олигархия начала ориентироваться в новой ситуации, характеризуемой давлением со стороны России и Польши. Для нее престиж Литвы снова стал не пустым звуком.
Александр II отдалялся от Польши тем сильнее, чем яснее были признаки болезни (lues – сифилиса). Заложив многие свои земли, великий князь позволил евреям вернуться, однако опустошенная войной казна так и не наполнилась. О не решенных затруднениях с Польшей назойливо напоминал ее сенат (прежде всего – канцлер Ян Ласский). Желая возродить добрые отношения с брошенной на произвол судьбы Ливонией, Александр II и рада панов обещали ей даже территориальные уступки в Жямайтском приграничье. Однако пересмотр границ затянулся до 1506 г. и не дал результатов. И все-таки мирная передышка и брестская встряска также не остались без последствий. Польша уже не решалась (учитывая интересы династии Ягеллонов, полувековую традицию литовского суве- /512/ ренитета и собственные проблемы) навязывать аннексионистские претензии силой.
Ранней осенью 1505 г. крымские татары появились близ Слуцка и Новгородка. Новгородок защитил его энергичный наместник Альберт Гаштольд. Татары жестоко разорили окрестности, однако на сей раз защитники отдельных пунктов оказались способны согласовать свои действия: гетман Станислав Кишка, Альберт Гаштольд, Юрий Немирович и слуцкий князь Симеон, объединив свои силы, разбили татар и освободили угоняемых в рабство пленных. Татары, явившиеся близ Слуцкого замка в декабре 1505 г., были отбиты его гарнизоном (в обороняющихся вселяла отвагу слуцкая княгиня Анастасия, незадолго перед тем овдовевшая).
В то время как Мельницкая уния упрочила связи литовской и польской знати, олигархи начали координировать действия против /513/ общего монарха. Репрессированных Александром литовских магнатов поддержали польские сенаторы. Осенью 1505 г. на гродненском сейме в раду панов были возвращены епископ Альберт Табор и Иван Заберезинский; последний вновь получил должность великого маршалка. Поддержка польских панов несколько выровняла силы литовских группировок, однако не расколола их по отношению к внешней политике: они единым фронтом выступали против не оправдавшей надежд Мельницкой унии. Тут совпадали позиции Альберта Табора, Ивана Заберезинского, Станислава Кишки, Станислава Кезгайло, Станислава Глебовича и Михаила Глинского, а также группировки Радзивиллов (в которую входил Луцкий епископ Альберт). Теперь уже в этом вопросе Александр поддерживал раду панов. Расходы на оказание помощи Литве, предъявленные поляками, были очевидно раздуты и ожидаемого эффекта не произвели. Когда в июне 1505 г. Александра постиг приступ паралича, а в августе того же года скончалась королева-мать Елизавета, – в роли носителя династических вотчинных прав на Великое княжество Литовское стал всё увереннее выступать самый молодой из Ягеллонов – Сигизмунд. В начале 1506 г. на проходившем в Люблине сейме Александр и представители Литвы окончательно отвергли Мельницко-Петроковский договор.
Весной 1506 г. (7 апреля он уже был в Вильнюсе) Александр вернулся в Литву. Разочаровавшийся в польской короне (великая княгиня Елена так и осталась некоронованной королевой), парализованный монарх попал под еще большее влияние Михаила Глинского (Иван Глинский был назначен киевским воеводой, Василий Глинский – брестским старостой). Однако это не ослабило солидарность рады панов против притязаний Польши. Сигизмунд был условно признан преемником бездетного Александра (в декабре 1505 г. молдавские послы получили охранную грамоту от имени Александра и Сигизмунда). Здоровье великого князя, которого пытался лечить шарлатан Балинский, еще более ухудшилось в мае 1506 г. В июне, по возвращении старого врача Матфея Блонского, правитель испытал некоторое улучшение, однако было очевидно, что дни его сочтены. Понимая это, Александр решил созвать сейм в Лиде и передать власть Сигизмунду. Прибыв в этот замок, он 24–25 июля составил завещание, в котором передал всё свое наследие младшему брату. Завещание заверили канцлер Польши Ян Ласский, Альберт Табор, Иван Заберезинский, Михаил Глинский, Николай Радзивилл из Гонёндзи Младший.
Поездка Александра в Лиду совпала с начавшимся в мае месяце вторжением крымских татар. В начале третьей декады июля они (около 4000 воинов) встали лагерем близ Клецка; крымчанами командовали два ханских сына. Великого князя пришлось спешно на /514/ носилках доставлять в Вильнюс, а паны собрали свои силы в Лиде 29 июля. 30 июля они выступили, а 31-го достигли Новгородка. Пополнившееся за время похода литовское войско выросло до 7000 воинов. Им командовал гетман Станислав Кишка, а по его болезни – Михаил Глинский. Главной задачей литовцев было не дать татарам отступить. Ночью с 4-го на 5-е и 5-го августа было пройдено около 60 км. Литовцы с юга подошли к реке Лане, в двух местах переправились через нее и атаковали татарский лагерь. После разгрома главных сил противника были уничтожены его разрозненные отряды, пытавшиеся вернуться в лагерь. Отдельные группы, наводившие страх на округу, были выловлены до 8 августа. Пленников освободили.
Победа под Клецком была впечатляющей. Она показала, что с татарами можно сладить, и вселила уверенность в литовское воинство. Хотя она и не предотвратила дальнейших набегов, однако вынудила татар действовать осторожнее; масштаб нападений крымчан заметно уменьшился. Ничего в принципе не изменив, она была воспринята современниками как перелом, положивший конец военным неудачам Литвы. Умирающий Александр II 12 августа еще успел выслушать донесение Михаила Глинского о битве под Клецком. 19 августа великий князь умер (он единственный из Ягеллонов был похоронен в Вильнюсском кафедральном соборе). Узнав об агонии брата, Сигизмунд отбыл из Силезии (где управлял двумя княжествами от имени Владислава) и в день смерти монарха был уже в Мазовии. Рада панов и ее влиятельнейшая верхушка (Михаил Глинский, Иван Заберезинский, Радзивиллы, Альберт Гаштольд), признавая Сигизмунда, стремились подчеркнуть полную независимость страны от Польши. С одобрения других панов Глинский послал гонца к Сигизмунду, приглашая его прибыть в Вильнюс. Демонстрируя свою верность, фаворит покойного монарха встретил королевича с отрядом из 700 всадников. Ягеллон появился в Гродно, а 10 сентября уже был в Вильнюсе.
20 октября 1506 г. сейм избрал Сигизмунда великим князем Литовским. Увенчанный т. н. шапкой Гедимина, Сигизмунд II выпустил привилей, подтверждающий ранее обретенные дворянами права. Отдельной статьей гарантировался суверенитет Литовского государства (с обещанием ничем не унижать раду панов, если придется управлять еще и другой страной). На престол взошел человек с немалым жизненным опытом (младший сын Казимира, рожденный в 1467 г., в истории получил прозвище Старого). Он хорошо разбирался в экономике, неплохо ориентировался в человеческих качествах, умел прибегать к необходимым мерам, не оставлял государственных дел ради развлечений, а роскошь сочетал с гигиеной (каждую неделю купался и менял белье). Сигизмунд был /515/ избран великим князем, невзирая ни на какие договоры с Польшей, обязывавшие одну из сторон не выбирать монарха без уведомления другой стороны. Рада панов делала это, сознательно отметая Мельницко-Петроковские акты. Политический и военный союз с Польшей перед лицом российской угрозы был весьма желателен, однако литовская знать понимала, что поляки сами не замедлят избрать Сигизмунда королем. Сравнивая нынешний случай 1506 г. с избранием Александра II, рада панов основывала свои действия на суверенитете самого государства, а не на возвышении отдельного монарха. Прибывшие в Польшу послы (Луцкий епископ Альберт Радзивилл, гетман Станислав Кишка, великий маршалок Иван Заберезинский) выказали благосклонный взгляд на равноправный союз обеих стран. Сигизмунд появился в Польше в сопровождении военной дружины, большую часть которой составляли литовцы. Поляки избрали Сигизмунда королем 8 декабря 1506 г. Они подчеркнули, что возобновление союза понимают именно как унию, и провозгласили, будто Сигизмунд одновременно избирается и великим князем Литовским. Итак, литовцы обошлись без участия поляков в выборах своего великого князя, а поляки – проигнорировали его избрание в Литве; в такой ситуации Сигизмунду Старому пришлось браться за решение сложной проблемы взаимоотношений обеих стран. Польская делегация, прибывшая в Литву на /516/ Мельницкий сейм (на рубеже 1506–1507 г.), во главе с канцлером Яном Ласским и вице-канцлером Матфеем Джевицким увязывала избрание Сигизмунд с унией и тем обнаруживала смысл польских притязаний. Однако Сигизмунд Старый сразу проявил умение обходить острые углы и, тем самым, удовлетворять обе стороны, – как когда-то его отец. Их энергию он направил в русло заключения военного союза, т. е. оценил важнейшие приоритеты, продиктованные эпохой. Мельницкий сейм принял решение о войне с Россией, ибо она была неизбежна. Василий III стремился к избранию на литовский престол (об этом хлопотала вдова Александра II Елена), что практически означало бы присоединение Литвы к России. Поскольку мирным путем достичь этого не удалось, следовало ожидать удара со стороны крепнущего Московского государства. Возобновленный союз России с Германской империей шел наперекор интересам всех Ягеллонов. Положение Литвы несколько улучшила перемена позиции Крымского ханства. Победа под Клецком показала, что период неудержимых татарских набегов окончен, а Менгли-Гирею не по душе попытки России присоединить Казанское ханство. Теперь крымчане без труда могли достигнуть земель, отнятых Россией у Великого княжества Литовского. Осенью 1506 г. Литва заключила военный союз с Крымом, принеся в жертву Шиг-Ахмата (он был заключен в Каунасе).
Как в Польше, так и в Литве Сигизмунд Старый унаследовал большие долги своего предшественника. Пришлось одалживаться и ему самому. Для расчета с обиженными наемниками Александра II, он взял 5000 золотых у краковского бурмистра Бонара, но и их не хватило. Летом 1507 г. литовский сейм возложил на себя серебщину. С этой поры в сейм стал избираться более широкий круг дворянства. Сигизмунд II сразу сумел привлечь к государственному управлению (и платить за это) дворянскую элиту, уже достаточно созревшую для такой работы. Одобряя, по примеру брата, церковную унию, Сигизмунд вместе с тем искал способы поощрения православных к лояльности. Вскоре он отменил запрет на строительство новых церквей. Должности в русинских землях неукоснительно замещались местными людьми. Бежавший из России /517/ в 1507 г. князь Константин Острогский вновь получил должность гетмана и был назначен луцким старостой, а также волынским маршалком. Литовское государство Константин называл своей родиной.
Самой проблемной для Сигизмунда II была фигура Михаила Глинского. Бывший фаворит уже не мог рассчитывать на исключительное положение среди других вельмож. Подчеркивая свою верность, он стремился сохранить для себя и своих сторонников обретенные должности, земли и достигнутое влияние. Группировка Иоанна Заберезинского стремилась к реваншу, совершенно вытесняя Михаила Глинского и даже обвиняя его в отравлении Александра II. Нейтрально держался Альберт Гаштольд, но обособленная позиция молодого магната мало что решала. При всей остроте конфликта Сигизмунд II пытался лавировать между группировками. Дабы не раздражать Глинского, он игнорировал выдвигаемые против Заберезинских обвинения, однако не мог полагаться и на бывшего фаворита. Михаил Глинский не был утвержден в уже исполняемой им должности дворного маршалка.
При таких обстоятельствах Василий III весной 1507 г. начал упреждающие военные действия. Основные силы русских атаковали Смоленск; северное крыло нанесло удар по Полоцку, дальний поход на Минск затронул тыл литовской обороны. Поскольку Сигизмунд II был занят проблемами Литвы и Польши и еще не успел всерьез втянуться в стратегическую деятельность, литовское войско собиралось вяло, да и Польша мало чем способствовала мобилизации. Тем не менее удалось довольно быстро организовать оборону. Не дожидаясь, пока будет собран полный воинский контингент, литовские силы выступили по всем атакованным направлениям. Обороной Полоцка руководил Станислав Кишка, Минска – Станислав Глебович. Сигизмунд не ошибся, доверив ответственнейший участок в Смоленске Альберту Гаштольду, за два года перед тем отличившемуся при Новгородке. В феврале-сентябре 1507 г. рада панов под личным руководством великого князя приняла установления, определяющие права гетмана во время похода и наказания за скверно исполняемую военную службу, – начав тем самым юридическое оформление и усиление призывной войсковой организации. Приостановив первое нападение русских, летом 1507 г. призывники были распущены. Русские, воспользовавшись этим, атаковали Мстиславль и Кричев. Вновь удалось, хоть и не полностью, быстро собрать войско. Русские не осмелились вступить в открытый бой и отступили. Тем временем крымские татары разорили русские земли на верхнем Дону. Литва отразила нападение России.