Конфедерация литовских земель начала расширять свое политическое влияние на соседние земли. В Селпилисе (Sėlpilis) обосновался литовский гарнизон, тем самым почти вся Села (Селия) отошла в руки литовцев. Всеволод (Висвалдис, Виссевалде), русско-латгальский князь Ерсики (Герцике), взял в жены дочь Дангерутиса и стал верным союзником литовцев. Ерсика превратилась в опорный пункт для литовских дружин, готовящих набеги на берега Даугавы и северо-западные русские земли. Для своих соседей Литва стала гегемоном, но еще не могла политически реализовать эту свою гегемонию. /37/
Субъектом истории Литва стала именно тогда, когда столкнулась с латинской Европой. Геополитический ареал средневековой Европы сложился на основе индивидуального (аллодного и одального) хозяйства, обретя идеологическую опору в католицизме и латинской культуре. Общественными отношениями, основанными на индивидуализме, Европа выделялась из всех геополитических ареалов мира. Первые столетия развития средневековой Европы, после распада Римской империи, ознаменованы низким хозяйственным, общественным и культурным уровнем, однако именно в ту пору выкристаллизовалась структура индивидуальных отношений, определившая в дальнейшем стремительное развитие континента. Первым порывом этого развития были Крестовые походы, по окончании которых Европа возвысилась как сообщество, во многом обогнавшее другие геополитические ареалы.
Европейский ареал разделялся на ядро (земли, принадлежавшие Римской империи и монархии франков) и северную, а также восточную периферии, прилегшие к этому ядру в IX–XI веках. Чем больше было развито ядро, тем больше оно воздействовало на периферию. Главная роль тут принадлежала ближайшему соседу Литвы – Германии. Кроме политического и культурного влияния, с XII в. все заметнее становилась нарастающая немецкая колонизация, так или иначе оставившая след в истории Скандинавии, Чехии, Венгрии и Польши. В упомянутых странах возникли государства, и крещение их руководителей направило немецкую гегемонию скорее в мирное, чем в агрессивное русло. С мелкими славянскими племенами Эльбы и Одера этого не произошло, немецкая экспансия приобрела брутальный характер, и начиная с XII в. один за другим последовали Крестовые походы. В то же самое время купцы процветающих городов Северной Германии захватили господство на Балтийском море.
В IX–XI веках нападения скандинавских викингов практически не тревожили литовцев. Не сталкивались литовцы и с поляками, в XI–XII веках стремившимися навязать свою власть пруссам и ятвягам. Неразвитые общества скандинавов и поляков не были в силах колонизовать края, подвергавшиеся их набегам. Более затронутое прогрессом немецкое общество колонизовало земли славян /38/ по Эльбе и Одеру. Немецкие торговые флотилии утвердились по всему Балтийскому морю, открыв новые возможности на незнакомом до того восточном побережье Балтики. Эти сдвиги совпали с началом периода папского могущества, отмеченного все возрастающей интенсивностью миссий в Балтийском регионе к концу XII в. Немецкого купца стал сопровождать монах, монаха – рыцарь. Далеко шагнувшее немецкое общество не признавало права языческих вождей на самостоятельное принятие христианства. На осваиваемые земли смотрели как на объект завоевания и правления, а крещение эти новые отношения должно было лишь оформить. Немецкие пришельцы применяли в отношении Балтийских этносов взгляды и методы Крестовых походов, принудительное крещение и правление.
Именно с этим столкнулись жители устья Даугавы, когда в восьмидесятых годах XII в. здесь была основана фактория любекских купцов. Фактория не замедлила подчинить обитавших здесь финноязычных ливов. Монахи в 1186 г. учредили миссионерскую епархию. По имени ливов новая немецкая колония получила название Ливония. Вместе с третьим епископом Ливонии Альбертом (1199–1229) край начали колонизировать немецкая аристократия и рыцари. В 1201 г. Альберт построил Рижский замок, вокруг которого вскоре вырос город Рига. В Ригу была перенесена епископская резиденция. По образцу действовавших в Палестине военных орденов Альберт в 1202 г. учредил Орден меченосцев, ставший главной военной силой наряду с прибывающими сюда немецкими крестоносцами. В Орден меченосцев вступали рыцари Саксонии. Возникло феодальное владение епископа Риги с растущим горо- /39/ дом, небольшими ленами отдельных рыцарей и набирающим силу крупнейшим вассалом – Орденом меченосцев. В 1207 г. Альберт оформил Ливонию как лен Германской империи. Ни окрестные племена балтов, ни полоцкие князья, собиравшие дань на Даугаве, – не смогли помешать разрастанию Ливонии. Недалеко от Литвы уже возникло опасное политическое образование, грозящее не племенными междоусобицами, но Крестовыми походами и по-европейски организованной колонизаторской экспансией.
Литовские дружинники и купцы, постоянно посещавшие устье Даугавы уже в начале XIII в., очень скоро почувствовали перемены, связанные с возникновением Ливонии. Латгалы постепенно признали ее власть. Лучше организованные земгалы еще были в силах давать немцам отпор, но князь Западной Земгалии (Тервете) Вестард (Вестардус) был вынужден искать у них поддержки против литовских набегов.
В начале XIII в. князья окраинных земель Литвы стали превращаться в агентов «старших» (или «старейших») князей. Один из князей Упите – Жвялгайтис (Žvelgaitis, Свялгатас) – в 1205 г., предводительствуя войском старшего князя, разорил земли эстов. Это войско на обратном пути было разгромлено рижскими немцами, Жвялгайтис погиб. В том же году рижскому епископу покорился русско-латгальский князь из Кокнесе (Кукенойса) Ветсеке (Весцеке, Вячко). Ответный поход одного из старейших князей под Ригу в конце 1207 г. немцы отразили, а в начале 1208 г. из Селпилиса изгнали литовский гарнизон. В том же 1208 г. литовцам удалось от- /40/ разить поход земгалов и рижан на Упите, однако захлебнулось и ответное нападение литовцев на Земгалию. В 1208 и повторно в 1209 г. ливонцы взяли Ерсику и принудили князя Всеволода стать вассалом рижского епископа. В то же время был изгнан из Кокнесе и Вячко, а в его владениях создан важный опорный пункт на пути возможных литовских походов. Широкая коалиция (1210 г.) эстов, земгалов, куршей, литовцев, полоцких русских и восставших ливов ничего не дала: курши, в одиночку пошедшие на Ригу, были отброшены. В том же году Альберт и полоцкий князь Владимир заключили мир.
Так в первом десятилетии XIII в. Ливония вытеснила литовское воинство с берегов Даугавы. Литовцы впервые столкнулись с рыцарями в тяжелых доспехах и дальнобойными арбалетами. Поскольку в битвах литовцы почти не пользовались луками, а только метали легкие копья, они остро почувствовали техническое превосходство немецких воинов. Во многом случайной и способной лишь на разбойные вылазки литовской военной политике противостояла широкоохватная политика немецких церковных иерархов, которая разделяла и властвовала, а также успешно пользовалась всеми ресурсами Германии.
Ливония пресекла естественный процесс врастания родственных племен в государство. Господство литовских ратей на берегах Даугавы со всей определенностью клонилось к сбору постоянной контрибуции и содержанию гарнизонов, как это уже было опробовано в Селе. Литовские племена начинали играть ту же объединительную роль, какую сыграли франки в среде германцев, а также поляне среди восточно-славянских племен. Богатая торговая артерия Даугавы манила литовских князей, и можно предположить, что именно сюда сместился бы государственный центр соединенных балтских племен, как это произошло в Польше (из Гнезно и Познани в стоявший на скрещении торговых путей Краков). Возникновение Ливонии остановило подобное развитие событий. Литовские князья и дружинники лишились важнейшего источника добычи.
Двигаясь вверх по течению Даугавы и вытесняя литовцев, Ливония еще не перехватила инициативу полностью. «Старейшие» литовские князья не хотели мириться с утратой, тем более что земгалы уже оценили немецкую опасность и перестали оказывать поддержку пришельцам. Кроме того, в 1208 г. события в Упите показали ливонцам, что литовские земли невозможно завоевать в результате нескольких военных экспедиций. В конце первого десятилетия XIII в. острие ливонской экспансии обратилось к северу, к землям эстов. Литовские князья не замедлили воспользоваться немецкой оборонительной тактикой близ Даугавы. При их /41/ поддержке князь Всеволод в конце первого – начале второго десятилетия освободил Ерсику. Немецкие позиции в 1212 г. ослабило восстание ливов и латгалов в Аутине, правда, быстро подавленное. В поисках опоры епископ Альберт в 1212 г. пошел на союз против литовцев с полоцким князем Владимиром. Однако расширялся и литовский политический кругозор: старший князь Дангерутис в 1213 г. прибыл в Новгород и заключил союз с этой русской республикой. В том же году литовцы разорили Северную Латгалию и соседние с ней земли эстов. Таким образом, военная и политическая деятельность литовцев охватывала полосу на восток от Ливонии и захваченной ею Эстонии. И все-таки она на принесла желаемых результатов: на пути из Новгорода меченосцам удалось схватить Дангерутиса, и он умер в плену. Самым болезненным был удар 1214 г.: в проигранной немцам битве пал другой старший князь – Стакис.
Гибель двух старших князей не пресекла политическую активность Литвы: в 1214 г. ливонцы попытались захватить Ерсику, но литовское войско защитило Всеволода. Однако активность литовцев снизилась на несколько лет. Причин этому две: немцы, пусть и с трудом, продвигались вперед в Эстонии, и силы Ливонии прирастали; наследники Дангерутиса и Стакиса были еще совсем юные люди. Последнее обстоятельство проявилось наглядно при заключении мирного договора между Литвой и Волынским княжеством, когда литовцев представляло сразу пять «старейших» князей: Живинбудас, Дауйотас (Довъят) с братом Вилигайло и Дауспрунгас (Довспрунг) с братом Миндовгом (Mindaugas). Юный возраст четырех последних князей подтверждает как присутствие братьев, так и продолжительность жизни Миндовга (умер не своей /42/ смертью в 1263 г.). Указанные обстоятельства направили внимание литовского воинства на юг: Волынь пропустила литовцев на польские земли, которые и были разграблены. Эти перемены еще не означали отхода от давления в северном направлении, где Литва по-прежнему проявляла активность на свободной от немцев территории. Зимой 1218–1219 г. отряд из 1500 восточных литовцев через Земгалию по льду прошел к о. Саарема, затем двинулся на западное эстонское побережье, но был разбит немцами. В 1220 г. литовцы оказывали некоторую поддержку Вестарду, вытеснявшему немцев из Восточной Земгалии. И все же эти действия не привели к успеху: в конце двадцатых годов и начале тридцатых Вестард сражался с немцами один на один. В 1225, а окончательно в 1229–1231 г. немцы захватили северную часть Куронии (Kuršas, или Курса). Меченосцы в 1229 г. разорили Нальшяйскую землю и разбили выступившее против них литовское войско. В итоге – Литва лишилась союзницы-Ерсики: в 1225 г. Всеволод был вынужден заключить с Ливонией сепаратный мир, в 1230 г. подарить Даугавгривскому (Дюнамюнде, в устье Западной Двины) монастырю земли по реке Резекне, а в 1239 г. немцы уже владели всей Ерсикой. Литовцы в двадцатых годах совершали набеги на русские и польские земли, но в Ливонии почти не показывались (в 1221 г. отряд из 600 воинов оказывал помощь новгородцам). Литовское воинство окончательно потеряло контроль над Даугавой.
Эти успехи Ливонии остановили расширение литовской гегемонии в тех балтских краях, где она шагнула достаточно далеко. Конфедерация литовских земель утратила свои общебалтийские признаки, которые уже начинала приобретать.
Благодаря местной колониальной инициативе, Ливония оказалась порождением Саксонии – самого отсталого герцогства Германии. Это со временем и стало опорой миссионерской экспансии Святого престола. Легат папы Гонория III в Балтийских странах Вильгельм (епископ Моденский) в 1225 г. объехал Ливонию. Переговоры легата с земгалами и литовцами не принесли никакой пользы, но его деятельность укрепила связи Рима и Ливонии, а также урегулировала споры Ливонии с Данией. Папы стремились установить здесь прямое подчинение Риму: 1225 г. Гонорий III объявил, что всех новокрещенных Ливонии и Пруссии он принимает под свое попечение. Это было ответом на аналогичный манифест германского императора Фридриха II в 1224 г. /43/
Опора на хорошо организованные и отлаженные церковные структуры давала папам все преимущества перед германским императором, однако главную опасность они видели в стремлении к самостоятельности самих колоний. Так было в Ливонии, вскоре это проявилось и в Пруссии, где с 1206 г. папа Иннокентий III активизировал работу цистерцианских миссий. В 1210 г. этот орден уже получил от папы концессию, а в 1215 или в начале 1216 г. монах-цистерцианец Христиан был поставлен прусским епископом. Начались Крестовые походы против пруссов. Опора при этом делалась на польских князей, чьим сюзереном считался папа, поэтому крещение Пруссии практически воспринималось как укрепление польской власти. Однако потенциал польских князей был слишком мал для ведения подобной нескончаемой войны, тем более не могли ее должным образом поддержать ни польское общество, развитое намного слабее немецкого, ни польская Церковь, располагавшая весьма ограниченными ресурсами. Уже в конце десятых годов в Крестовые походы на Пруссию втянулось германское рыцарство, а 1230 г. на соседней с Пруссией Кульмской (Хелминской) земле обосновались крестоносцы, приглашенные мазовецким князем Конрадом. До 1241 г. немецкий (Тевтонский) орден покорил все прусские племена, за исключением самбов. Буллы императора Фридриха II (1226 г.) и папы Григория IX (1234 г.) узаконили существование государства крестоносцев-тевтонцев в Пруссии. Мощный орден, опиравшийся на аристократию и рыцарство прирейнских и центральных земель Германии, очень скоро создал сильную территориальную организацию, превратившую заявления императора и папы об опеке в эфемерные декларации.
Если в Ливонии перевес Ордена меченосцев, выявившийся лишь после смерти рижского епископа Альберта (1229 г.), не привел к уничтожению епархии и города Риги как политических единиц, – в Пруссии самостоятельная политическая деятельность епископов была пресечена еще в тридцатых годах, и Тевтонский орден всё взял в свои руки. Колонизаторский поток рыцарей, горожан и духовенства был здесь намного сильнее, а в конце XIII в. к колонизации края присоединилось и немецкое крестьянство, чего в Ливонии никогда не было. В тридцатых годах тевтонцы еще не могли полностью воспрепятствовать интересам литовцев в этом регионе, однако именно здесь зародилась куда большая опасность для Литвы, чем в сравнительно слабой Ливонии.
По мере расширения колонизируемой немцами территории и рос- /44/ та их претензий на самостоятельность, папы старались установить на вновь завоеванных территориях свое прямое правление. Это особенно проявилось в Куронской земле, где до 1234 г. вообще не выделялись лены для немцев Ливонии. Завоевание куршских и прусских племен обозначило перспективу аннексии всего балтского взморья. В данных обстоятельствах папы стремились к тому, чтобы расширяющиеся колониальные владения по левому берегу Даугавы обрели статус, сходный с Куронией. В этом, бесспорно, не были заинтересованы ни Орден меченосцев, ни епископы Риги, перед которыми захваченная Ерсика открыла новые перспективы господства над всем течением Даугавы. Между тем, папский легат побуждал их действовать в противоположном направлении – на Жямайтию, – и осваивать территории, которые им не принадлежали.
Приморская полоса нынешней Литвы была наименее знакомой ещё для скандинавских викингов. Немцы так же плохо представляли себе, какие земли расположены между Куронией и Пруссией. Однако и в этих обстоятельствах легату Вильгельму Моденскому все-таки удалось склонить меченосцев к нападению на жямайтов. Григорий IX в булле 19 февраля 1236 г. объявил о Крестовом походе. Более 2000 саксонцев прибыли в Ливонию, 200 воинов прислал Псков. Магистр Ордена меченосцев Фолквин (Фольквин, Волквин) медлил всё лето в надежде избежать экспедиции в мало разведанную область, но в конце концов был вынужден выступить уже осенью, в неудобное для себя время. Пройдя еще не покоренную Земгалию, меченосцы и крестоносцы (не менее 3000 воинов) ворвались на землю Шяуляй (Сауле). Они шли походом на владения князя Лаукувы Викинтаса, но в них долго не задержались. Викинтас был застигнут врасплох, и немцам удалось разорить значительную территорию. Опытный Фолквин не терял времени, и соединенное войско повернуло назад. Однако и жямайты в течение этих дней успели собрать достаточные силы. Лучше всех подготовились и первыми встали на пути захватчиков шяуляйские князья Булёнисы (или Булевичи: Висмантас и его братья). Они и встретили немцев 21 сентября юго-западнее Шяуляй (Сауле). За ночь подоспели отряды Викинтаса (всего жямайтов набралось 3–4 тыс.). Место было болотистое, и тяжелая немецкая кавалерия не могла действовать эффективно, тем более что крестоносцев обуяла пани- /45/ ка. Утром 22 сентября началась битва, завершившаяся полной победой жямайтов. Пал в бою магистр Фолквин, 48 рыцарей, 2000 крестоносных ратников и 180 псковичей.
Битва при Сауле (Шяуляй) стала событием мирового значения. Орден меченосцев был разгромлен и перестал существовать как политическая сила. Немецкая власть в Ливонии дала трещину, обрели свободу курши. Прекратились нападения на балтов с севера, рассыпались в прах планы Рима о создания зоны прямого папского правления. Однако литовская военная политика не смогла в полной мере использовать эту победу. Старших князей не занимали успехи жямайтов, да и сами жямайты, понесшие в битве немалый урон, активности не проявили. Все это позволило остаткам Ордена меченосцев перевести дух, а папе найти выход, напрашивавшийся еще до битвы при Сауле: присоединить меченосцев к Тевтонскому ордену. Теперь за это решительно взялся Григорий IX, и в 1237 г. проект был осуществлен. Тевтонский орден послал в Ливонию отряд рыцарей, к которому примкнули уже немногочисленные меченосцы. Была создана автономная ветвь Тевтонского ордена – Ливонский орден. Его магистр, как и магистр Прусской провинции ордена, подчинялся Великому магистру Тевтонского ордена, резиденция которого находилась в Венеции.
События развивались в неблагоприятном для Литвы направлении. Историческая победа жямайтов лишь ускорила объединение немецких колоний на Балтике. Правда, она более чем на десятилетие приостановила немецкое продвижение с севера, однако потенциальная возможность комбинированных действий немцев за эти годы лишь возросла. В таких условиях проходил заключительный процесс объединения Литвы. /46/
В 1235 г. русский летописец упомянул о «Литве Миндовга». Следовательно, в то время была и «Литва не Миндовга», т. е. всей Литвой Миндовг еще не правил. Около 1245–1246 г. немецкий хронист (автор Ливонской рифмованной хроники) назвал Миндовга «верховным королем», а это свидетельствует, что Литва уже была объединена. Всё это показывает, что Миндовг как первый властитель выдвинулся около 1240 г.
Мирный договор с Волынью 1219 г. заключили не одни только «старшие» князья. Кроме них, Литву представляли четыре группы князей: князья жямайтов Гердвилас (Эрдвил) и Викинтас (Викинт), князья Упите (Рушкайтисы, или Рушковичи), Бутовт (Бутав), Вембутас, Кетянис (Гитянис), Кентбутас, Вяльжис (Вижлис), Вижейтис (Вижейкис) и Пликене, князья Дялтувы Юодикис, Бутейкис (Путейкис), Бикшис и Лигейкис, шяуляйские князья (братья Булёнисы, или Булевичи) Висмантас, Гедвилас (Эдвил) и Спрудейкис. Князья этих земель покорились Миндовгу. Это же касается и других, по тем или иным причинам не упомянутых в договоре с Волынью: князя земли Нярис Парбуса (Пернар), князя Альшенай (Ольшан) и окрестных земель Буниса, а также племянника Миндовга – Лянгвениса, князя Северной Нальши.
Владения покоренных князей обычное право признавало их вотчиной, однако Миндовг стремился обрести собственных агентов (в грамотах Миндовга, относящихся к пятидесятым годам XIII в., эти князья назывались баронами). Некоторые из них лишались своих земель. Столкнулись два резонных подхода: право одальной сеньориальной собственности младших (низших) князей и складывающееся право высшей (сюзеренной) собственности на землю, данное верховному властителю и вытекающее из признания рядовыми князьями своей подчиненности. Поскольку это была коллизия индивидуальных прав, возникало не что иное, как отношения сеньоров-вассалов. Князья были высшей средой формирования таких отношений. На среднем уровне подобные отношения (между младшими князьями и их дружинниками) были уже сформированы. На /47/ низшем уровне отношения сеньоров-вассалов еще не сложились или сложились лишь в виде отношений князей со своими «полями» (общинами). Поскольку подобное взаимодействие не имело экономической основы (существовали хозяйства индивидуальных лаукиников, но не общинные хозяйства), это была лишь временная стадия становления отношений. Подобный комплекс общественных связей являлся не чем иным, как предпосылкой развития феодального общества. Не хватало важнейшего элемента взаимоотношений – правил присвоения индивидуального продукта, действующих между каждым крестьянином (полянином) и земельным сеньором.
В сороковых годах XIII в. власть великого князя Миндовга еще не была прочной – он прямо управлял не всей Литовской землей (в узком смысле), а лишь ее южной частью с важнейшим замком – Ворутой (Voruta). Экономически и политически более значимой была северная часть Литовской земли с Вильнюсским замком и эмпорией (торговым посадом). Она принадлежала старшему брату Миндовга Дауспрунгасу, но тот умер до 1235 г., а его сыновья Товтивил и Эдивид были еще слишком молоды. Это позволило Миндовгу стать старшим в роду и именно в такой ситуации объединить Литву. Источники более ничего не говорят о старших князьях Живинбундасе, Дауётасе и Вилигайле. По намекам некоторых русских летописцев можно судить о том, что они были родственниками и соперниками Миндовга, устраненными в ходе безжалостной борьбы за власть. В этой борьбе семья Миндовга-Дауспрунгаса победила потому, что уже их отец занимал сильную позицию среди других старейших князей. Она несколько поколебалась в связи со смертью Дангерутиса и Стакиса (один из них, вероятнее всего, был отцом Дауспрунгаса и Миндовга), что позволило возобладать Живинбундасу и Дауётасу. Дауспрунгас и Миндовг вернули свои позиции в двадцатых годах XIII в. Их вес в начале тридцатых годов подтвержден женитьбой князя Галицкого Даниила на дочери Дауспрунгаса. Внешние брачные связи дополнялись внутренними: сестра Дауспрунгаса и Миндовга вышла за князя Северной Нальши (отца Лянгвениса), а сестра жямайтского князя (из Лаукувы) была женой Дауспрунгаса и матерью Товтивила и Эдивида. Наиболее верные из младших князей и державшиеся Миндовга родственники составили совет при властителе. Это были Лянгвенис, Парбус, Бикшис, Лигейкис, Бунис, Гярдянис (один из князей Нальши).
Несмотря на то, что власть еще не была достаточно прочной, выдвинувшийся князь сосредоточил в своих руках такие людские /48/ и материальные ресурсы, какими еще не располагал ни один из старейших князей. На землях, покорных воле великого князя, селились по-военному организованные лаукиники из его домена, обязанные сами себя кормить, – лейти (лейты, leičiai). Это заметно изменило положение Литвы среди ее соседей. Русские стали называть Миндовга великим князем, а немцы – королем.
Единовластный правитель Литвы выдвинулся в то время, когда Русь поработили татары (1237–1240), основавшие в низовьях Волги и Дона мощное Золотоордынское государство. Если до того литовские дружины только грабили окраины раздробленной Руси, теперь соотношение сил еще более изменилось в пользу Литвы. Стремясь укрепить свое положение, Миндовг стал посылать подданных княжить на занимаемых русских землях, а сам присваивал их владения. Один из таких князей пытался в 1239 г. обосноваться на разоренной татарами Смоленщине. На это реагировал сам Ярослав, великий князь Владимирский, изгнавший литовцев из Смоленска. Сын Ярослава Александр Невский в начале сороковых годов отразил участившиеся набеги литовцев на Новгородскую землю и поддержал противостоящего литовцам полоцкого князя. Невзирая на неуспехи в Северо-Западной и Центральной Руси, литовские дружины в середине сороковых годов хозяйничали на русских землях Поднепровья, и южная граница Литовского государства заметно подвинулась, включив Новгородок (Новогрудок), Слоним и Волковыск с окрестностями.
Свои владения расширяла на юг семья самого Миндовга: в Новогрудке обосновался его старший сын Войшелк. В 1242, 1243 и /49/ 1247 г. литовцы пытались нападать на земли Волыни, но в 1245 г. поддержали владимиро-волынского князя Василия (Василько) и брата его Даниила в борьбе против венгров и поляков. Неудачи литовских князей в Северо-Западной и Центральной Руси шли только на пользу Миндовгу, ибо он усиливался за их счет. В сороковых годах XIII в. заметно расширились пространства, которыми правил Миндовг и его близкие. Остановленные на севере немцами, литовские рати смогли укрепить свою постоянную власть на юге. Созданное на основе литовских племен государство приросло, правда, лишь небольшой частью Руси. Это не было еще завершением «дружинной» (ратной) политики, но эта политика начала приносить постоянные плоды (планомерное усиление власти).
Присоединение первых русских земель совпало с первым восстанием пруссов против Тевтонского ордена, начавшимся осенью 1242 г. Пруссов поддержал князь Восточного Поморья Святополк (Sventopelkas), которого теснили крестоносцы. Трудное положение вынуждало Святополка искать союзников, поэтому крепнущая Литва естественно привлекла его внимание. Святополк первым понял, что это – сила, способная противиться немецкой экспансии, однако доктрина Крестовых войн не позволяла князю-католику тесно сотрудничать с язычниками. Выход был найден в тайном союзе, скрепленном в 1244 г.
В самом начале 1244 г. Миндовг с большим, но весьма пестрым войском вступил в Куронию и осадил замок Эмбуте (Амбутен), незадолго перед тем взятый Ливонским орденом. В Эмбуте ливонцы утвердились, когда вновь заняли Куронию, оставленную ими после проигранной битвы при Сауле (Шяуляй). До этого на куршей давили только жямайты. Появление литовского сюзерена в Северной Куронии было не чем иным, как попыткой распространить власть Литвы на новые балтские племена. Миндовг метил туда, где Ливония еще не успела закрепиться, ибо литовское войско было не в силах штурмовать мощные немецкие замки. Удача не сопутствовала литовцам и при Эмбуте: сравнительно малые силы Ливонского ордена выбили их из Куронии. Поражение было горьким: хотя жямайты продолжали борьбу, Миндовг не мог оказать им поддержку. Однако восстанием пруссов он все же вос- /50/ пользовался, окончательно установив свое владычество над Скальвией (Скаловией), Надрувой (Надровией) и Северной Судувой (Судовией). Находившийся в Надруве культовый центр Ромува (своеобразная межплеменная балтская амфиктиония) оказался на контролируемой Литвой территории. Источники больше не упоминают о князе Гердвиласе, подписавшем договор с Волынью (ок. 1219 г.). Возможно, его земли и не достались Миндовгу, однако их связь с литовским сюзереном несомненно укрепилась.
Союз Миндовга и Святополка привлек внимание папы. Иннокентий IV в буллах, относящихся к началу 1245 г., категорически воспретил Святополку объединяться с литовцами. В Европу информация из Ливонии попала уже в двадцатых годах XIII в.: Литву упомянула хроника немца Альберика (Alberic), скомпилированная из многих источников. Теперь действия Литвы начали сталкиваться с универсальными общеевропейскими интересами. В том же самом 1245 г. император Фридрих II выдал Тевтонскому ордену концессию, где в список подлежащих завоеванию стран входила и Литва. Союз со Святополком распался с поражением Миндовга под Эмбуте, еще до появления булл Иннокентия IV. Святополк был вынужден примириться с тевтонцами в 1248 г. Восставшие пруссы капитулировали в 1249 г. (Христбургский договор). Ливонский орден завершил присоединение Куронии еще в 1245 г. Немецкие колонии неуклонно теснили Литву.
В самом Великом княжестве Литовском власть Миндовга укреплялась неравномерно и непоследовательно. Задетые властителем, младшие князья стремились сплотиться. Взаимное соперничество князей стало приобретать характер борьбы верных вассалов Миндовга с его противниками, обратившимися даже за поддержкой к немцам. Во второй половине 1245–1246 г. вспыхнула опасная распря на стыке Нальши и Упите: в борьбе против Лянгвениса его соперники – братья Милгринас, Дучюс и Гинейка – пошли на союз с Ливонским орденом. Земли Лянгвениса были разорены, погиб его брат, сам он попал в немецкий плен, но был выкуплен. В конце концов Лянгвенис вторгся в окрестности Цесиса (Вендена; погиб местный комтур), а его враги были принуждены покинуть Литву. Выступление Милгринаса, Дучюса и /51/ Гинейки было обычным эпизодом, который, однако, продемонстрировал, на какие силы могут опереться в Литве немецкие колонии. Это было опасно особенно потому, что половина Литовской земли (в узком смысле) принадлежала не Миндовгу, а его племянникам – сыновьям старшего брата. Дети Дауспрунгаса могли стать осью коалиции, противостоящей Миндовгу.
Миндовг понимал, что по мере приближения немецких владений к Литве, история Милгринаса, Дучюса и Гинейки может повториться в куда большем масштабе. Он решился выступить первым и ликвидировать опасность в зародыше. В конце 1248 г. литовское войско под предводительством Викинта, Товтивила и Эдивида, было послано вглубь Центральной Руси. Пройдя Смоленск, близ реки Протвы литовцы разбили войско московского князя Михаила Ярославича Храброго (он погиб), брата Александра Невского. Подобно тому, как в 1239 г. соединенное русское войско под командой суздальских князей близ Зубцова (в верховьях Волги) разгромило литовцев. Этим вскоре воспользовался Миндовг и захватил владения Товтивила и Эдивида. Кроме того, он послал своих людей, чтобы они умертвили детей Дауспрунгаса и их дядю.
В политическом плане Миндовг очень точно рассчитал удар. Его домен легко и быстро удвоился, были устранены главные возможные соперники. Миндовг заметно укрепил своё положение, однако недооценил внешние факторы: эти соперники приходились родней галицкому князю и не замедлили этим воспользоваться. Товтивил, Эдивида и Викинт не стали ждать эмиссаров Миндовга и бежали под защиту Даниила, который горячо их поддержал, возмутившись расправой над своими родственниками и поняв, какой опасностью ему грозит окрепшая Литва. Он отказался выдать Миндовгу беглецов, и в середине 1249 г. хорошо снаряженный им Викинт явился в Жямайтию. Он без труда подкупил жямайтскую и ятвяжскую знать. Викинта поддержало его княжество и старые союзники – шяуляйские Булевичи. Только Южная Жямайтия стояла за Миндовга. При посредничестве Даниила Викинт во второй половине 1249 г. вошел в сговор с Ливонией. На литовский трон была выдвинута кандидатура Товтивила. В то же время волынское и галицкое войско ворвалось в Великое княжество Литовское и разрушило Здитовский, Волковыский и Слонимский замки. /52/
Против Миндовга выступила мощная и действенная коалиция, опиравшаяся на враждебные ему силы в самой Литве. С русским и половецким войском, предоставленным Даниилом, Товтивил вошел в Литву. В конце 1249 г. и начале 1250 г. происходили военные действия, не давшие перевеса ни одной из сторон. Товтивил, нуждаясь в передышке, прибыл в Ригу. Ливонцы сердечно его встретили, особенно епископ Рижский Николай. Здесь Товтивил принял католическую веру.
Католическое крещение Товтивила показало, что претендент является немецким ставленником. Даниил был вынужден согласиться, ибо сам вел переговоры со Святым престолом о церковной унии. Ливонцы в свою очередь должны были примириться с вотчинными правами Даниилова шурина, а также с его претензиями на великое княжение. Конечно, этот статус определяло само существование литовского государства: хотя бы для вида с Товтивилом следовало вести себя как с реально признанным государем. Таким образом, сильная позиция Миндовга заставляла его врагов отходить от доктрины Крестовых войн и возвращаться к давней практике самостоятельного крещения языческих вождей. Противники Миндовга осознали, что признание Товтивила и действия в его поддержку были самыми большими опасностями для Миндовга.
Объявив Товтивила немецким ставленником, Ливонский орден приступил к практическим действиям. В первой половине 1250 г. его войска ворвались в Литву. Путь был знаком – из Кокнесе (Кукенойс, Кокенгузен) и Айзкраукле (Аскраде, Ашраде) в Нальшю. Не встретив сопротивления, немцы вступили в домен Миндовга. Истощенный войной Миндовг не рискнул вступить в открытый бой и укрылся в одном из своих замков (предположительно – в Воруте). Сил у него, по всей видимости, было достаточно, поэтому ливонцы не стали идти на штурм, а ограничились разорением окрестностей. Миндовг удержался, но и победа Ливонского ордена была очевидной. Его даровитый магистр Андреас Штирланд (Стирланд) не замедлил этим воспользоваться. В середине 1250 г. последовали еще два набега. Целью первого была поддержавшая Миндовга Южная Жямайтия, в ходе второго ливонцы впервые захватили Земгалию.
Положение Миндовга было серьезно. Он не хуже своих врагов понимал опасность возвышения Товтивила. После захвата Земгалии тайный посланник Миндовга прибыл к Андреасу Штирланду. Посланник привез богатые дары и передал магистру пожелание Миндовга убить Товтивила. Это уже был шаг, диктуемый государственной политикой, хотя Миндовг сделал его как предводитель дружины. Однако Андреас Штирланд был человеком, способным распознать суть предмета. Он прекрасно понимал, что означает /53/ фигура Товтивила и насколько она соответствует политическому содержанию литовской власти. Поэтому, оставив Товтивила в стороне, магистр обратился к самому Миндовгу. Во второй половине 1250 г. делегация Ливонского ордена во главе с Андреасом Штирландом прибыла к Миндовгу. Обе стороны нашли общий язык, и магистр предложил литовскому вождю принять крещение. Формально Андреас Штирланд вел себя так же, как и епископ Николай в случае с Товтивилом. Однако он вел переговоры с реальным правителем, поэтому было затребовано и реальное вознаграждение. Сговор осуществился за счет Жямайтии, большую часть которой Миндовг согласился передать Ордену. Формально выйдя за рамки доктрины Крестовых войн, Андреас Штирланд добился куда большего, чем если бы строго ее придерживался. Для Миндовга эта сделка была, пожалуй, единственным выходом. Стремлением отыскать его было продиктовано и первое предложение, однако он очень быстро сообразил, какие новые возможности открывает этот решительный шаг.
Миндовг принял крещение в начале 1251 г. Действия епископа Николая утеряли смысл, и Товтивилу вскоре пришлось бежать к Викинту в Жямайтию. После выхода Ливонского ордена коалиция против Миндовга начала рассыпаться. Священник Ливонского ордена брат Христиан, готовивший Миндовга к крещению, фактически стал его политическим инструктором, ознакомившим литовского князя с политической структурой Европы и межгосударственными отношениями. В июле 1251 г. посланник Миндовга Парбус, сопровождаемый представителями Ливонского ордена, был принят Иннокентием IV. Без посредничества Ордена аудиенция не была бы дана, но в дальнейшем литовский посол и сам отлично исполнял свою миссию. В нескольких буллах Иннокентий IV признал крещение Миндовга, объявил Литву леном св. Петра и назначил коронацию ее руководителя. Литва была официально признана христианской страной, т. е. принята в европейскую политическую систему. Признание главенства Рима практически мало ограничивало властелина Литвы, но защищало от нападений Тевтонского ордена, совершаемых согласно концессии, выданной теми же папами. За два года Миндовг прошел большую политическую школу, сумел создать и реализовать свою государственную программу.
Товтивилу оставалось ориентироваться на Галич (Галицию). С войском, данным ему Даниилом, при содействии жямайтов и ятвягов, он в середине 1251 г. выступил /54/ против Миндовга. Миндовг вновь положился на прочность замковых стен и укрылся в Воруте. На этот раз ему помогал отряд, присланный Ливонским орденом. Товтивил был вынужден отступить. Это был перелом: инициативу перехватил Миндовг. Во второй половине того же года он осадил один из важнейших замков Викинта – Тверай (Тверяй, Твиремет). Осада не завершилась взятием замка, но Миндовг смог расправиться с Булевичами: Висмантас, Гедвилас и Спрудейкис погибли. Приблизительно в то же время умер и Викинт. По просьбе Товтивила галичане в начале 1252 г. разграбили южные области Великого княжества Литовского (был разрушен Гродненский замок), однако это не помогло племяннику Миндовга. Во второй половине 1252 г. он снова бежал в Галич. Щедрыми дарами Миндовг привлек на свою сторону много жямайтов и ятвягов. Война с Галичем и Волынью еще не закончилась, но это была уже действительно внешняя война – внутри Литвы Миндовг своих врагов одолел. Он не только укрепил свою власть, но приобрел (правда, не слишком надежного) союзника – магистра Ливонского ордена. Литва получила международное признание.
Перед Литвой двери в европейскую политическую систему отворились в ту пору, когда папы уже укротили императора Германии. Санкционировавший крещение Литвы папа Иннокентий IV был человеком, который привел Святой престол к исторической победе и сумел этой победой воспользоваться. От Ливонии до Рима простерся массив, состоящий из подопечных папы, его клиентов или политических глашатаев. В этот массив попала и Литва. Признание крещения Миндовга было лишь составной частью экспансионистской политики Иннокентия IV, еще одним козырем в его переговорах с русскими князьями о церковной унии. Литва была объявлена христианской страной, когда стала очевидной бесперспективность переговоров папы с Александром Невским и, напротив, проявилась близость позиций Рима и Галиции (Галича). Князь Даниил поддерживал связи с папой, осуществляя широкую династическую политику, втягивавшую Галич в соперничество Чешского и Венгерского королевств с Австрийским герцогством.
В июне 1253 г. Даниил выступил против Чехии. Подобные /55/ действия потребовали большого напряжения сил и внимания. В поход были вовлечены исполнители его замыслов в Литве – Товтивил и Эдивид. Всё это позволило Миндовгу получить передышку в затянувшейся войне с Волынью и Галичем. 6 июля 1253 г. он был коронован. К этому акту Миндовг должным образом подготовился. Был построен (возможно, в Вильнюсе) Кафедральный собор, прибывший с большой свитой Андреас Штирланд привез короны, изготовленные в Риге. Короновал Миндовга Кульмский (Хелминский) епископ Гайденрейх, которому папа Иннокентий IV поручил это еще в 1251 г. Была увенчана короной и супруга монарха, как этого требовал коронационный формуляр (регламент). Скрупулезное исполнение церемониала свидетельствует, что коронация литовского владыки была тщательно продуманной и подготовленной политической манифестацией. Знаменателен политический расклад заинтересованных участников коронации. Лагерь Андреаса Штирланда позаботился о технической стороне дела. Епископ Гайденрейх был доминиканцем, папа Римский назначил его духовным попечителем Тевтонского ордена. Не известны епископы-ассистенты (не менее двух), однако упоминание о коронации Миндовга в трактате анонимного современника «Начало мироописания» позволяет думать, что она прошла по всем правилам, а намеки некоторых источников позволяют догадываться о том, что одним из ассистентов мог быть Куронский епископ-францисканец Генрих. Его Иннокентий IV назначил духовником Миндовга. Не участвовала традиционная цистерцианская конгрегация, однако этот пробел был с лихвой заполнен представителями могучих молодых орденов – францисканцев и доминиканцев (последним Иннокентий IV поручил объявить интердикт императору Фридриху II). Их следует считать прямой папской агентурой. Тем самым были вполне выражены интересы римского сюзерена, для чего были найдены соответствующие креатуры, а должные роли распределены так, чтобы ни одна корпорация не получила значительного перевеса. Иннокентий IV хорошо понимал проблемы новокрещенных королевств. Он даже на первое время велел воздержаться от сбора десятины в краю, еще не привычном к ренте. В плеяде выдающихся пап XIII в. он выделялся как гениальная личность, предвосхитившая великие горизонты теократического примата: отстранение императоров давало возмож- /56/ ность манипулировать правителями и корпорациями, поддерживать равновесие между ними и приучать их самих к зависимости от этого равновесия.
Правителю столь отдаленного периферийного лена св. Петра такая позиция папы предоставляла большие возможности. Это было важно, ибо руководство Тевтонского ордена не проявляло склонности к однозначному признанию достижений дипломатии Миндовга. Летом 1252 г. в Ливонию был послан наместник великого магистра Эберхардт фон Зейн с целью корректировать нестандартные действии Андреаса Штирланда. А Миндовгу приходилось много платить: во время коронации Ливонскому ордену были выданы грамоты, подтверждающие передачу значительной части Жямайтии. Миндовг хорошо понимал, что свои враждебные действия Тевтонский орден и епископы Ливонии способны перенести в область дипломатии, но сложный расклад политических сил в Ливонии мешал увидеть возможные препятствия. Назначенный в 1251 г. архиепископом Ливонским (с 1255 г. – Рижским) Альберт Свербер (Suerbeer), уже проигравший борьбу с Тевтонским орденом за влияние в Пруссии, мечтал отыграться за счет Литвы, для чего и включил ее в состав своей церковной провинции. Миндовгу вновь пригодился лагерь Андреаса Штирланда: король вознамерился сделать своего крестного Христиана епископом Литвы. Это его намерение не мешало планам Иннокентия IV: создав Ливонское (Рижское) архиепископство, папа не хотел концентрировать в нем все вновь окрещенные территории. В 1254 г. Христиан был возведен в сан епископа Литовского. Была удовлетворена и другая просьба Миндовга: епископ Литовский ставился в прямое подчинение Риму. Это было большим успехом: почти одновременно Литва была признана, получила ранг королевства и создала, пусть и не на уровне митрополии, отдельную церковную провинцию. Последнее вызвало широкое соперничество, в него включилась и Гнезнинская (Польша) митрополия. В 1253 г. в сан епископа Литвы был рукоположен доминиканец из поляков Вит, однако сведения о нем в Литве не сохранились.
Успешное окончание внутренней войны, весомые дипломатические победы и поддержка Андреаса Штирланда укрепили положение Миндовга и всего Литовского государства. В 1254 г. был заключен мир с Волынью и Галичем. Как и в случае крещения, этот договор потребовал от сторон компромисса, тем более что и в самой Литве, даже в семействе Миндовга, возникли «русские» проб- /57/ лемы. После гибели Висманта его вдова (не позднее 1252 г.) стала второй женой Миндовга, получившей при крещении имя Марта (Морта). Марта стала ревностной католичкой и опорой немецкого духовенства в Литве. При таких обстоятельствах естественный отпор со стороны детей от первой жены приобрел форму религиозного противостояния. Старший сын Миндовга Войшелк принял православие, тем более что он управлял Черной Русью (Новогрудком, Волковыском и Слонимом). Так же, как и Марта, Войшелк ревностно исповедовал свою новую веру. Заключившие мир Миндовг и Даниил должны были учитывать стремления своих вассалов. Выход был найден: за Литвой признавалось право на присоединенную ею Черную Русь, но вместе с тем по возможности удовлетворялись личные интересы правителей и их приближенных. Сын Даниила Роман, которому не удалось даже с помощью брака закрепиться в Австрии, получил Черную Русь в качестве вассала Миндовга. Приблизительно в это время в Полоцке утвердился Товтивил, признавший главенство Миндовга. Все эти компенсации были даны и получены за счет Войшелка, который удалился в монастырь. С детьми Миндовг вообще не церемонился: Войшелк должен был выдать свою сестру за другого сына Даниила – Шварна (Сваромир, Švarnas). От папы Миндовг получил подтверждение на право владения присоединенными к Литве русскими землями. Этим он опередил Даниила, который в случае заключения церковной унии так же рассчитывал получить от папы концессии. Таким образом южные и восточные рубежи Литвы были защищены юридически.
Крещением и коронацией были разрешены далеко не все проблемы, связанные с северным и западным соседством. Осенью 1253 г. должен был удалиться от дел Андреас Штирланд, которого давно «вытеснял» орденский капитул. Миндовг лишался серьезного союзника. Однако руководству Тевтонского ордена было на руку и далее сохранять двусмысленную позицию, позволявшую расширять влияние в Литве. Поэтому Эберхардт Зейн был весной 1254 г. отозван из Ливонии. Сменивший Андреаса Штирланда Аннон Зангерсхаузен открыто не выступал против Миндовга, а его преемник (на рубеже 1256–1257 г.) Бургхард Горнгузен (фон Хорнхаузен) обменивался с королем Литвы любезными письмами и подарками. Последствия всего этого – дарственные грамоты Ливонскому ордену на Селу (Селию, 1255 г.) и повторная на Жямайтию (1259; вкупе со Скалвой (Скаловией), Надрувой (Надровией) и Северной /58/ Судувой (Судовией). Епископу Литвы в 1254 г. Миндовг отписал земли в Жямайтии, но Христиан, будучи не в состоянии взимать с них десятину, передал право на её сбор Ливонскому ордену. Он же в 1254 г. получил от папы декларацию об опеке на себя и на земли, полученные от Миндовга. Тевтонский орден (как и Ливонский) явно готовил для Миндовга ловушку, в которой оказался князь Восточного Поморья при начале первого восстания пруссов. Но и Миндовг тоже не сидел сложа руки. В 1255 г. он получил разрешение папы Александра IV на коронацию своего сына, что возводило Литву в ранг наследственного королевства. Преемников у Миндовга хватало: акты пятидесятых годов упоминают его сыновей Руклиса и Гирстукаса, детей, по всей видимости, от первой жены, ибо дети Марты, которые тоже имелись (неясно, можно ли к ним причислить упоминаемого в 1263 г. Рупейкиса), вряд ли были способны в то время заверять акты. В начале шестидесятых годов более не упоминается верный Миндовгу племянник (сын сестры) Лингвен (Лянгвенис, Лугвений), но его заменил другой племянник Тройнат (Трянёта), человек широкого кругозора, даровитый военачальник и политик, не гнушавшийся никакими средствами. Тройнат стал правой рукой стареющего Миндовга, поскольку ни король, ни его сын военными способностями не отличались.
Возвышение Тройната имело серьезные последствия. В Литовском королевстве, достигшем внешних дипломатических успехов, нарастало политическое напряжение. Прежде всего встал вопрос о срастании с государством католической Церкви, которую представляли немецкие священнослужители. Само христианство не вызвало большого недовольства в домене Миндовга и Нальше: выношенная и выкормленная русскими и польскими мамками литовская аристократия шла по типично синкретическому пути, внешне принимая верховного христианского Бога, а в повседневном быту обращаясь к своим божествам. Наиболее существенным пунктом противоречий был вопрос о содержании Церкви (в литовском обществе еще не сложилось понятие и приятие ренты) и национальные раздоры. Немцы успели стать нацией ненавистных пришельцев, а эти чувства еще более обострялись событиями в Жямайтии и личными конфликтами (напр., помехами, чинимыми Ливонским орденом при продаже литовских товаров). В таких условиях Тройнат использовал антинемецкие настроения для пополнения своего политического капитала. Если Марта в королевском /59/ окружении стала опорой немцев, а Войшелк – русских, то Тройнат все более вживался в роль поборника национальных ценностей. Дети Марты, о карьере которых тревожилась мать, имевшая влияние на короля, были причиной возникновения новых проблем. Двор короля раздирали противоречия, и руководители Тевтонского ордена это отлично видели.
В быту литовской знати военная добыча продолжала играть большую роль. Мир с Ливонией закрыл дорогу на север, но добрые отношения с Волынью и Галичем открыли путь на юг. Около 1256 г. дружины галичан и литовцев разорили окрестности Киева. С этого началась новая волна литовского проникновения в Русские земли. Эти действия шли вразрез с интересами Золотой Орды. Зимой 1258–1259 г. большое татарское войско возглавил лучший ордынский полководец (темник) Бурундай (Боролдай, Буронды), который вынудил Даниила и Василия (Василька) поддержать наступавших на Литву татар. Татары и русские разорили Литовскую и Нальшяйскую земли. Однако в виду опасности литовская знать действовала сплоченно – Товтивил и покинувший монастырь Войшелк отобрали у Романа Черную Русь, а его самого взяли в плен. Основные литовские силы избегали решительной битвы и отступали на северо-запад. Эта тактика принесла плоды: татары и русские ушли из Литвы. Но край, истощенный внутренними распрями, вновь был разграблен. Епископ Христиан покинул Литву и больше в ней не показывался. Потрясенной нашествием Бурундая Литве с одной стороны грозили крестоносцы, с другой – галичане. А сама Литва переживала болезненный период становления монархии и интеграции в Европу.
Соглашения Миндовга с Ливонским орденом раскололи конфедеративные связи литовских земель. Жямайты остались одни. Руководство Тевтонского ордена, посылая в Ливонию Эберхардта Зейна, поставило перед ним, помимо других, задачу возглавить борьбу против жямайтов. Эта борьба виделась из Венеции (где располагалась резиденция великого магистра) как поддержка завоевания Самбии. Вместо с тем была оценена опасность проникновения жямайтов в Южную Куронию: сле- /60/ довало оттеснить их от моря. Осенью 1252 г. в устье реки Дане ливонцы построили Клайпедский замок (Mimele). Место было выбрано очень удачно: в точке, где скрестились интересы жямайтов и самбов. Ответ обоих племен был скорым: летом 1253 г. их войска осадили Клайпеду, но не смогли ее взять. Стремясь закрепить успех, Эберхардт Зейн в конце того же лета разорил жямайтские земли, а осенью заново перестроил Клайпедский замок. В том же 1253 г. крестоносцы из Пруссии начали нападать на Самбию. Ход войны с самбами показал, что Ордену ничто не сулит легкой победы, как в борьбе с более мелкими племенами. Войско крестоносцев, зимой 1253–1254 г. вторгшееся в окрестности Гирмавы (Girmava), было разбито. Стало ясно: одним ударом завоевать Самбию и Жямайтию не удастся. Помимо прочего, еще и это было причиной отзыва Эберхардта Зейна из Ливонии поздней весной 1254 г. Военные действия против жямайтов были оставлены на усмотрение самого Ливонского ордена.
Эти события не разделили клайпедский и самбийский театры военных действий. В начале лета 1254 г. Клайпеду атаковала большая флотилия самбов, однако немцы отбились. Временное исключение Жямайтии из стратегических планов Тевтонского ордена не означало прекращения операций его Ливонского ответвления против Самбии. Летом 1254 г. магистр Ливонского ордена Аннон Зангерсхаузен пытался атаковать самбов с Куршской косы, но был отброшен. Крестоносцы, вновь убедившиеся в упорстве самбов, обратились за помощью к королю Чехии Премыслу (Пржемыслу) II. Большое чешское войско в январе 1255 г. разгромило Самбию и передало ее Тевтонскому ордену.
Военные действия в Самбии позволили жямайтам перевести дух, а ее поражение развязало руки Ливонскому ордену. Его добрые отношения с королем Литвы не позволяли жямайтам надеяться на помощь Миндовга, однако отбушевавшая внутренняя война многому научила жямайтских князей. Хотя с исторической арены исчезли такие союзники как Викинт и Булевичи, однако конфедеративные связи внутри Жямайтии сохранились, как и ее политически традиционные связи со всей Литвой (ведь и внутренняя война была не борьбой племен, а распрей княжеских группировок внутри самих племенных образований). Жямайтские князья, собираясь на совет, координировали общие действия против Ливонского ордена. /61/ В 1255 г. совет избрал военачальника – князя Альгмина – и поддержал выдвинутую им программу действий. Альгмин подчеркивал гибельность разрушения общелитовских связей. Главным средством для восстановления этих связей он полагал закрепление общих позиций в Куронии. По видимости чрезмерные амбиции Альгмина на самом деле являлись глубоким пониманием сути событий. Именно из Южной Куронии, и конкретно – из Клайпеды, Ливонский орден стремился завоевать Жямайтию, а за десять лет до того сам Миндовг набегом на Эмбуте начал осуществлять общебалтскую политику Литвы, прерванную крещением и коронацией.
В начале 1256 г. жямайты разорили Куронию. Ливонцы нанесли мощный ответный удар по Жямайтии в середине 1256 г. Обе стороны пытались ослабить вражеский тыл, а сама война не меняла характер борьбы за Куронию, выявившийся еще в 1252 г. В начале 1257 г. жямайты осадили Клайпеду. Замка они не взяли, но разгромили спешивший на помощь осажденным отряд нового ливонского магистра Бурхарда Горнгузена. Борьба, не дававшая никому перевеса, истощила противников, поэтому весной 1257 г. было заключено перемирие сроком на полтора года. Договор о свободной торговле был некоторой компенсацией для жямайтской знати за ее воздержание от разграбления Куронии. Время действия перемирия совпало с возобновлением пропаганды Крестовых походов в Европе. В папских буллах среди непокоренных язычников упоминались литовцы. Это свидетельствовало, что Тевтонский орден и польские князья не признавали границ и национальных интересов христианского Литовского королевства. Возобновить военные действия после окончания перемирия готовился не только Ливонский орден, но и жямайты; с этой целью вновь был созван совет князей. Война разгорелась осенью 1258 г. Конфедерация жямайтских земель выставила 3000 воинов.