Потребуют ли от него отчета в непостоянстве его союзников? Франция, забыв, что он вынужден вести войну и защищаться, скажет ли ему, как Рим сказал Вару: "Отдай мне мои легионы!"
Нет, французы не покроют себя стыдом, не поступят так неблагодарно с великим вождем. Они не будут льстить неосторожно, как сенат, или порицать беспощадно, как законодательный корпус; они пожалеют об ошибках, допущенных во времена счастья, но не станут упрекать ими во времена бедствия. Карно, давно удалившийся от общественных дел, никогда не поклонявшийся и не льстивший Наполеону во все время его удач и величия, Карно решается служить и письмом уведомляет его, что готов пролить кровь за повелителя Франции. Наполеон поручает ему защиту Антверпена.
Сенат поспешил явиться к Наполеону и повторить ему обычные льстивые поздравления. В ответе своем император сказал: "За год перед сим вся Европа шла с нами; теперь вся Европа идет против нас: мнение Европы зависит от Франции или от Англии. Мы должны всего опасаться, если нация лишится энергии и силы своей. Потомство скажет, что нам представились великие и опасные обстоятельства, но они не выше сил Франции и моих".
На другой день, 15 (3) ноября, правительство требовало набора трехсот тысяч человек, а сенат немедленно изъявил согласие.
Законодательный корпус был созван с 25 (13) октября декретом, подписанным в Готе. Прибыв в Париж, император узнал, что членами корпуса овладел дух, противный его видам и намерениям. Немедленно решился он употребить в дело свою безграничную власть, которой умел пользоваться в должных случаях, и объявил, что сам назначит президента корпусу. Выбор его пал на герцога Массу.
Ежеминутно заботясь о защите Франции, Наполеон декретом от 16 (4) декабря приказал сформировать тридцать когорт национальной гвардии, поручив им занять и защищать все крепости Франции. 19 (7) того же месяца открылись заседания Законодательного корпуса.
Наполеон приказал сообщить депутатам и сенату все дипломатические бумаги, в которых содержались тайные переговоры, происходившие в последнюю кампанию и дававшие ключ к настоящему расположению важнейших государств Европы. Оба собрания назначили комиссии для разбора этих бумаг. Комиссия сената избрала докладчиком Фонтана, а комиссия депутатов господина Лене.
Фонтан, как приверженец монархии и верный слуга империи, удивился заявлению союзников, что они действуют только против Наполеона, а не против французской нации. "На кого же нападают теперь? говорил оратор сената. - На великого человека, который оказал услугу всем государям, затушив во Франции пожар, угрожавший всей Европе".
Хотя Фонтан напомнил об обстоятельстве, которое могло повредить народности Наполеона во Франции, однако же император благодарил сенат за выраженные оратором чувства и так описывал положение Франции:
"Вы видели из бумаг, вам сообщенных, как я стараюсь о мире. Без сожаления соглашаюсь на пожертвования, предложенные врагами; в жизни у меня одна цель счастье французов.
Однако же Беарн, Эльзас, Франш-Конте, Брабант почти от нас оторваны. Крики этих членов моего семейства раздирают мне душу! Призываю французов на помощь французам!"
В самом деле, некоторые части Франции были почти оторваны. Испанская армия, покинув полуостров, была преследуема англо-испанцами, которые стояли уже на границе. На севере неприятель во многих местах перешел через Рейн; крепости на Эльбе и Одере сдавались. Пользуясь таким положением Наполеона, Бурбоны наводнили южные департаменты Франции своими прокламациями, и в некоторых местах составились из беглых солдат довольно страшные шайки.
И в эту-то минуту комиссия Законодательного корпуса вздумала уверять, что деспотизм заменил законы и что продолжение войны следует приписать одному Наполеону; что его желание увеличить Францию новыми завоеваниями мешает общему миру. Опираясь на общественные бедствия и опасения, она наложила условия на помощь, которой требовал Наполеон для защиты Франции от нашествия иностранцев. Император вознегодовал на такую позднюю и несвоевременную дерзость. Корпус почти единогласно решил напечатать и раздать донесение господина Лене; но решение его уничтожено Наполеоном. Остановили печатание, уничтожили корректурные листы - 30 декабря Наполеон сказал своему государственному совету:
"Господа, вы знаете положение дел и опасности отечества; я сообщил о них законодательному корпусу... а депутаты из моей доверенности выковали оружие на меня, то есть на отечество. Законодательный корпус содействует не спасению родины, а ее погибели; он не исполняет своей обязанности, гак я исполню свою: я его распускаю!"
Несмотря на такую меру, депутаты явились 1 января в Тюильри с поздравлением по случаю Нового года. Увидав их, Наполеон рассердился и сказал:
"Я запретил печатать ваш адрес: он был возмутителен. Одиннадцать частей Законодательного корпуса состоят из честных граждан; я их помилую; двенадцатая часть возмутители; к ним принадлежит и комиссия ваша. Лене изменник, я это знаю; прочие возмутители.
Вы стараетесь в адресе вашем отделить властелина от нации. Один я представляю народ. Кто из вас осмелится принять на себя такое бремя? Трон - дерево, покрытое бархатом. Слушая вас, я уступил бы врагам более того, чего они от меня требуют; мир будет заключен через три месяца, или я погибну.
Войну ведут более против меня лично, чем против французов; но это дозволяет ли мне согласиться на раздробление государства?
Не жертвую ли я гордостью и достоинством своим для мира? Да, я горд, потому что храбр; я горд, потому что совершил много великого для Франции. Ваш адрес не достоин ни меня, ни законодательного корпуса; после позволю его напечатать, для пристыжения депутатов. Вы задумали замарать меня грязью; но меня можно убить, а не обесчестить.
Возвратитесь в провинции... Если б я был виноват, вы не должны упрекать меня публично... Грязное белье надобно мыть тайно... Впрочем, Франция нуждается во мне более, чем я в ней".
ГЛАВА XLVI
[Начало кампании 1814 года.]
Наполеон сказал депутатам, что Франция более нуждается в нем, чем он в ней; слова гордые и оскорбительные! Но французы не оскорбились грубым выражением, которое вырвалось у императора в минуту справедливого гнева; они пошли за ним в Эльзас и Шампанью защищать родную землю и честь отечества.
Отъезжая из Парижа 23 (11) января, Наполеон вручил регентство Марии-Луизе, которая на другой день присягала в присутствии императора в совете, составленном из князей и первых сановников империи.
В тот же день Наполеон созвал в Тюильри офицеров парижской национальной гвардии, которой объявил себя главнокомандующим. "Уезжаю со спокойствием, - сказал он, - иду сражаться с врагами, а вам оставляю все, что есть у меня драгоценного в мире: императрицу и сына". Все офицеры поклялись хранить врученный им залог.
В тот же день Наполеон получил письмо от Карно, о котором мы говорили, и узнал, что Мюрат ему изменяет. Принц Евгений издал по этому случаю манифест к своим войскам, в котором говорит: "Мюрат связан с Наполеоном узами родства и крови, всем ему обязан; но оставляет его, и в какую минуту? Когда Наполеон менее счастлив!"
Только одна твердая душа Наполеона могла устоять против таких неожиданных ударов. Природа дала ему характер сильный и гордый, как он сам сказал недавно, и он сердился на изменявших ему, но не приходил в отчаяние, не падал духом.
Невзирая на бурю, которая восставала на многих пунктах Франции, он отправился навстречу союзникам, которые стремились в восточные провинции Франции. Он выехал из Парижа 25 (13) января, в три часа утра, сжег все свои тайные бумаги и поцеловал супругу и сына... в последний раз! 26 (14) числа прибыл он в Витри, а 27-го в Сен-Дизье, откуда союзный отряд удалился после двухдневного там пребывания. Приезд Наполеона несказанно обрадовал жителей. Старый воин полковник Булан бросился перед ним на колени и выразил благодарность народа. Через два дня начались военные действия. Наполеон напал на Блюхера при Бриенне. После довольно кровопролитного сражения, которое Блюхер считал законченным, поехал он спокойно в бриенский замок; вдруг французы тайно
подошли к замку и ворвались в него. Блюхер вынужден был на другой
день отступить. Но этим Наполеон не приобрел никакой существенной
пользы, ибо не успел исполнить своего плана, напасть на тыл
силезской армии и отрезать ее от главной.
1 февраля (20 января) Наполеон все еще стоял на прежней своей позиции при Бриенне. Союзные войска напали на него и после кровопролития, продолжавшегося целый день, одержали совершенную победу. Она принесла союзным монархам важную пользу в моральном отношении: она показала, что в самой Франции можно было восторжествовать над Наполеоном.
Наполеон отступил в Труа; союзные войска разделились: силезская армия под командованием Блюхера пошла на Париж вдоль Марны, через Мо, а главная армия должна была направиться туда же через Труа. 7 февраля (26 января) французы, оставив Труа, перешли в Ножан. Положение Наполеона было самое неблагоприятное: с левого крыла и тыла обходил его Блюхер, а справа главная армия, находившаяся в ста верстах от Парижа. Он должен был заботиться о защите своей столицы, которой угрожала явная опасность.
10 февраля (29 января) счастье улыбнулось Наполеону: он разбил отряд Олсуфьева при Шампобере. Подавленные многочисленностью французов, русские отступали, обливая кровью каждый шаг уступаемой земли; генералы Олсуфьев и Полторацкий попались в плен. Обрадованный таким успехом, Наполеон напал на Сакена при Монмирае; Сакен не мог один устоять перед многочисленным неприятелем. Он решился ретироваться за Марну, истребив за собой мосты; потеря его простиралась до 5000 человек. В этот день Наполеон ночевал в нельском замке и мечтал о дальнейших победах, опираясь на частные успехи своего оружия против малочисленных отрядов.
Ретируясь к Шалону, Блюхер потерпел поражение при Вошане. В этом убийственном деле потеряно 15 орудий и до 6000 убитых, раненых и пленных. В числе последних находился князь Урусов.
Таким образом, силезская армия Блюхера, разбитая под Шампобером, Монмираем и на дороге от Вошана к Этожу, была отброшена частью за Шато-Тьерри, а частью к Шалону. Все эти неудачи несправедливо приписывались разобщению союзных армий; они произошли оттого, что Блюхер не полагал найти препятствий по дороге к Парижу, послал за Макдональдом два корпуса и свою конницу, разбросал свою армию на обширном пространстве без всякой связи между ее частями. Наполеон мастерски воспользовался ошибками Блюхера и совершил искусный маневр, доставивший ему три победы за несколько дней.
Отправляясь навстречу войскам, действовавшим на Марне, император должен был поручить своим полководцам заботы об удержании Шварценберга на Обе и Сене. Но австрийский генералиссимус беспрестанно шел вперед и только на два дня был задержан под стенами Ножана генералом Бурмоном. Маршалы Виктор и Удино не решились вступить в битву с австрийским генералом и, надеясь остановить его, ретировались, первый к Нанжи, второй к реке Уер; Удино, решив отступить, приказал даже взорвать мосты в Монтеро и Мелюне.
Узнав об успехах Шварценберга, император оставил Мармона и Мортье на Марне и с быстротой молнии явился на пункте, находящемся под угрозой австрийских войск. 16 (4) февраля он прибыл к реке Уер, а 17 напал на Нанжи.
Наполеон провел ночь с 1 7 на 18 в замке Нанжи, решившись идти на следующий день на Монтеро, куда маршал Виктор должен был придти прежде австрийцев и занять позицию 17 (5) февраля вечером. Однако когда генерал Шато пришел к Монтро 18 числа в 10 часов утра, этот важный пункт уже был занят генералом Бианки, колонны которого заняли позицию на высотах, владычествовавших мостами и городом, хотя силы Бианки были весьма значительнее французских, Шато, повинуясь внушениям своей личной храбрости, напал на неприятеля с ожесточением. Разумеется, Шато был отражен с уроном, но храбро защищался, и в это время подоспели другие войска и построились в боевую линию. Жерар, прибывший прежде других, восстановил равновесие в силах обеих сражавшихся армий. Вскоре прискакал сам Наполеон. Присутствие его возбудило во французских войсках новое мужество и отвагу; он тронулся в самое опасное место, где летали ядра и пули; солдаты роптали, что он добровольно подвергает себя такой опасности. "Друзья мои, - сказал он, - не бойтесь, еще не отлито то ядро, которое убьет меня!"
Союзники отступили уже к Сюрвиллю, когда генерал Пажоль, напав на них с тыла, принудил их броситься к Сене и Ионне. Гвардия Наполеона не участвовала в деле; она пришла на место действия поздно и видела только торжество Жерара и Пажоля. Жители Монтро стреляли из окон в австрийцев и виртембергцев; но и французы понесли горькую утрату. Генерал Шато, отличившийся примерным мужеством, пал на мосту Монтро. Национальная гвардия Бретани в этом деле овладела мемонским предместьем. Осматривая ее, Наполеон сказал: "Покажите, на что способны жители западных провинций; они всегда были верными защитниками родины и твердой опорой монархии".
Раздавая похвалы и награды генералам, содействовавшим успеху битвы, Наполеон не забыл и тех, кто действовал медленно и небрежно. При всей армии он упрекал генерала Гюо за то, что у него накануне отнято несколько пушек. Генерал Монбрюн опозорен за то, что без всякого сопротивления отдал казакам лес около Фонтенбло. Генерал Дижон предан военному суду за то, что артиллеристы при атаке сюрвилльской равнины чувствовали недостаток в артиллерийских снарядах. Важность тогдашних обстоятельств вынуждала Наполеона к небывалой строгости; однако он отменил свое решение против генерала Дижона из уважения к ходатайству генерала Сорбье, который напомнил императору о прежних заслугах старого своего товарища и друга.
Самый важный упрек, вылетевший из уст Наполеона, раздавшийся по всей Европе и имевший наибольшее влияние на армию, относился к маршалу Виктору. В официальной реляции было сказано: "Герцог Беллунский должен был прибыть в Монтро 17 числа вечером; он останавливался в Салене: это важная ошибка. Занятие мостов Монтро доставило бы императору целый день и дозволило бы истребить австрийскую армию". Император не удовольствовался этим торжественным упреком: он послал Виктору дозволение оставить армию и отдал его отряд генералу Жерару.
Виктор, чрезвычайно огорченный смертью зятя, бесстрашного Шато, не снес в молчании наложенного на него наказания. Он явился к императору, объяснил свое промедление усталостью войск и прибавил: "Если я виноват в этой ошибке, то жестоко наказан за нее ударом, поразившим мое семейство". Наполеон вспомнил об умершем Шато и растрогался; маршал воспользовался этой минутой и сказал с чувством: "Я возьму ружье; я не забыл еще прежнего ремесла; Виктор станет в ряды гвардии". Император был тронут такой преданностью. "Останься со мною, Виктор, - сказал Наполеон, протягивая ему руку, - не могу возвратить тебе твоего отряда, потому что отдал его Жерару; но даю тебе две гвардейские дивизии; прими начальство над ними, и все между нами забыто".
Шварценберг и Блюхер отступили; Наполеон вступил в Труа 23 (11) февраля. Присутствие союзников в этом городе дало приверженцам Бурбонов повод к публичному выражению своего мнения. Один эмигрант вздумал носить крест Святого Людовика; Наполеон предал его военному суду; эмигрант казнен.
ГЛАВА XLVII
[Шamuльонский конгресс. Окончание кампании 1814 года. Вступление
союзников в Париж.]
Наполеон провел ночь 22 (10) февраля в хижине, в сельце Шатр. Он находился еще там 23-го утром, готовясь к походу на Труа, когда к нему прибыл адъютант князя Шварценберга, князь Лихтенштейн. Принц привез ответ на письмо, посланное Наполеоном к тестю своему из Нанжи. Наполеон спросил у него: правда ли, что союзные монархи хотят отнять французский престол у него и его династии? Князь отвечал, что ничего подобного не знает и думает, что такие слухи вовсе несправедливы.