Но истекает время, чтобы взывать о милосердии,
Тому, кто ждал, сколько мог.
Потому и заслужил я смерть.
Жан Ренар цитирует Сабле в своем "Романе о Розе" [420] , произведении, текст которого пересыпан песнями, их Жан примешивает к своему рассказу, то называя авторов, то лишь приводя несколько строк неизвестного поэта, поистине незабываемых:
Рено и его подруга скачут рядом,
Скачут всю ночь до светлого дня,
А мне уже не испытать радость любви к вам.
Гио де Провен, другой трубадур, ставший монахом, - на сей раз в Клюни, - немалую часть своего труда "Библия" посвящает ордену Храма, который он знал довольно близко. [421] Из его поэмы - длинной проповеди в стихах, рассказывающей о нравах клириков того времени, - становится ясно, что автор присутствовал при помазании на царство Генриха, сына императора Фридриха Барбароссы, в Майнце в 1181 г. Потом Гио в течение четырех месяцев был монахом в Клерво, затем сменил орден и обосновался в Клюни. Он сообщает, что совершил паломничество в Иерусалим и кое-что смыслит в навигации, описывает, как пользоваться компасом. "Библия" Гио де Провена начинается с довольно нелепого перечисления древних философов.
Таковы их главные имена:
Терад [Теофраст] был там, и Платон,
И Сенека, и Аристотель,
Вергилий к ним принадлежал, и Отон,
Древний Клио, и Сократ,
И Лукан, и Диоген, и т. д.
Ничем иным они занимались, как тем, что говорили благое и исправляли дурные пороки: те, кто памятует их наставления, никогда не попадут впросак.
Потом Гио переходит к похвале умершим сеньорам:
...>Слишком презрен и подл [этот] век.
Истинно, хотелось бы мне умереть,
Как вспомню баронов,
С их деяниями и их именами,
Которые все уже мертвы.
Следует длинный перечень имен, "на кои снег выпал недавно", подводящий автора к главному его предмету - порицанию нынешних времен, начиная с Папы.
...>Рим/ Рим,
Много еще перебьешь ты людей!
Не помилованы и архиепископы, епископы, каноники белые и черные - "Те, кто приводит мир в отчаянье". Гио жалуется затем на "черных монахов" (бенедиктинцев) и их аббатов, хотя сам был братом в Клюни.
Минуло более двенадцати лет,
Как был я облачен в черные одежды.
По поводу четырех месяцев у цистерцианцев в Клерво:
Это вовсе не было слишком чрезмерным злом,
Я уехал оттуда совершенно свободно,
хотя по его словам, ни один орден не был ни "менее братским", ни более склонен к "лицемерию и нашептываниям". Он находил, что цистерцианцы слишком увлечены хозяйством, вплоть до того, что строили свинарники на своих кладбищах и держали ослиц в монашеских покоях.
Монахи Шартрезы [*5] не заслужили большего. Они выказали себя слишком суровыми. "Я не люблю орден, которому недостает милосердия", - пишет Гио де Провен, хотя и не приписывает при этом ничего скандального последователям св. Бруно.
Орден Великой Горы [*6] ему нравится, за исключением того, что монахи много едят и слишком заняты собой.
Крепкие соусы и перченое жаркое
Они любили всегда.
Ночью, когда они должны спать,
Они умываются и укладывают волосы,
И расчесывают свои бороды,
И, [разделив] на три части, перевязывают,
Чтобы они были красивыми и блестящими ...>
Затем Гио казнит "белых каноников". [*7]
Их безрассудство слишком дает знать о себе,
К ним не приходит большое состояние ...>
Но к монахам св. Августина [*8] и к регулярным каноникам он менее жесток. Возвращаясь к клюнийцам, моралист одобряет суровость их устава:
Не солгав, они пообещали мне,
Что, когда я захочу спать,
Мне надлежит бодрствовать,
А когда я захочу есть,
Они заставят меня поститься ...>