Именно в Тулузе, между 1128 и 1132 гг., состоялась одна из первых публичных церемоний сбора средств в пользу тамплиеров. В некотором роде можно воссоздать ее по записи коллективных парений, сделанных по этому случаю. [46]
В центре события - кафедральный собор, где Папа поручает епископам оказать достойный прием рыцарям, посланным с миссией. В первых рядах восседают сеньоры Альбигойской провинции, одетые по моде того времени в длинные платья с расширяющимися рукавами, рубахи из тонкого полотна, в бархатные или парчовые штаны. Их башмаки - из кордовской кожи, с длинными и загнутыми носами, а у некоторых сеньоров на руке в перчатке сидит сокол. Дамы в длинных блузах из восточного шелка, на их уложенных косах - легкие вуали. И рыцари и дамы наряжены в просторные бархатные плащи, расшитые по краю и подбитые мехом. Позади - горожане и горожанки, как им и было положено, - в одеждах из темного сукна, подбитых овчиной или дешевыми мехами, но с золотыми или серебряными цепями. Деревенские жители - мелкий люд - толпились в глубине, в то время как жонглеры, нищие, калеки выпрашивали милостыню у врат.
По окончании мессы тамплиер в облачении своего ордена - белом, с капюшоном, плаще, не несущем еще красного креста на плече, поднявшись по ступеням кафедры, обращается к собранию. Быть может, это брат Жоффруа Бизо или брат Гуго Риго, имя которого столь часто встречается в провансальских грамотах. Рыцарь рассказывает собравшимся о происхождении ордена, об обетах братьев, об их суровой и трудной жизни, бедности, нехватке оружия и даже одежды, которая могла бы защитить от холода и солнца Палестины.
Приношения не заставляют себя ждать. Раймунд Рате с семейством по собственной воле даруют ордену Храма "все владения, которыми они обладают между церковью Пречистой Девы Марии, проезжей дорогой и другой дорогой, проходящей пред церковью святого Ремигия". Их примеру следуют многочисленные донаторы: Беренгарий Раймунд обещает, что после смерти оставит тамплиерам коня и вооружение, - и многие рыцари поступают так же; Донна, жена Арно Жильбера, уверяет, что ежегодно будет шить им одну рубаху и штаны, а после смерти им перейдет ее плащ. Донне подражают жены Раймунда Арно и Бернарда Раймунда, а также Маргарита, мужа которой называют Кудрявый, - они тоже обещают шить рубахи и штаны и завещать ордену "свои лучшие плащи". Это знатные особы, у них много одежды. У их мужей также немало лошадей в конюшнях, и они обязуются завещать ордену Храма лучшую лошадь вместе со своими доспехами. Снаряженный конь стоил примерно сто тулузских су, а просто лошадь - от 20 до 50 су. Среди последних дарителей - Кюрвю де Ла Тур, обещающий рыцарям "своего лучшего коня и вооружение", или сто тулузских су, и обязующийся стать братом ордена Храма, если когда-либо он оставит мирскую жизнь. Под конец наступает очередь простого люда, таких как Пон по прозванию Пен Пердю (Потерянный хлеб), который жертвует всего один денарий.
14 июля ИЗО г. брат Гуго Риго [47] в Барселоне. Дары, им получаемые, от самого графа Барселоны и Прованса Раймунда Беренгария III, который дает обет тамплиера, принося клятву отныне жить в повиновении и без имущества, составлявшего бы его собственность: "И я предаю себя этим братьям, в руки сеньора Гуго Риго". Одновременно он уступает им свой замок Граньена в сарацинской марке с согласия своего сына и баронов. Грамота заканчивается смиренным: "А если я меж тем умру, братья мои пред Богом и людьми сделают для меня то, что они делают для каждого из них". [48] Месса, "Отче наш", произнесенный сто раз каждым из братии, и убогая пища для бедняка в течение сорока дней.
Раймунд III умер на следующий год, оставив ордену Храма по завещанию своего коня Данка и все оружие [49] . Годом позже, в сентябре 1132 г., другой испанский сеньор, граф Урхельский, поклялся, вложив свои руки в руки Робера Сенешаля и Гуго Риго, передать свой замок Барбара тамплиерам, "когда они прибудут и укрепятся силой оружия в Граньене и в марке для защиты христиан". [50] Первая награда в благодарственном списке Дома.
Следует ли отождествлять Робера Сенешаля с Робером де Красном, сменившим Гуго де Пейена на посту магистра ордена в 1136 г.? Хотя это ничем не подтверждается, но вполне вероятно, что Робер де Краон сделал какую-то карьеру в ордене Храма, прежде чем быть избранным его магистром.
В апреле 1134 г. Гуго Риго вновь в Барселоне. На сей раз молодой граф Раймунд Беренгарий IV и восемьдесят каталонских рыцарей поклялись служить год на коне и при оружии как члены ордена, при защите Граньены. Новый граф был сыном умершего Раймунда Беренгария III и Дульсинеи Провансской. Столь же куртуазен и дипломатичен, как и храбр, он навсегда сохранит добрые отношения с тамплиерами, невзирая на весьма деликатные обстоятельства, обнаружившиеся впоследствии. [51]
Приблизительно в то же время рыцари получают под свою ответственность и первую крепость в Кастилии.
Король дон Альфонс Кастильский осадил Калатраву, крепость Толедского королевства, откуда отправлялись мавры грабить владения окрестных христиан. Когда крепость была захвачена, король передал ее архиепископу Толедскому с правом пользования там всей полнотой власти, при условии, однако, принять на себя ответственность по ее защите. Прелат, считая себя неспособным защитить город, доверил охрану его тамплиерам, которые стали пользоваться там правами архиепископа. [52]
Несколько ранее, - между 1126 и 1130 гг., - Альфонс I Арагонский и граф Гастон Беарнский, вдохновленные примером Бедных рыцарей, основали орден подобного толка, которому король пожаловал город Монреаль и половину королевских доходов шести городов между Дарокой и Валенсией [53] . Но престиж тамплиеров был намного выше, и Монреальский орден вскоре слился с орденом Храма.
Восхищение Альфонса Арагонского рыцарскими орденами было донельзя пылким. Когда при осаде Байонны в 1131 г. он составлял завещание, то, за неимением сына-наследника, разделил свое королевство между тамплиерами, госпитальерами и хранителями Гроба Господня. [54] Однако после смерти короля в 1134 г. подданные опротестовали завещание и передали королевство его брату дону Рамиро, бенедиктинскому монаху, незадолго до того избранному епископом Барбастро и Роды. Последовала беспорядочная борьба, в которую тамплиерам хватило скромности не вмешиваться, и в результате королевство досталось Раймунду Беренгарию IV Барселонскому, супругу дочери дона Рамиро.
Раймунд поддерживал дружеские отношения с орденом Храма. Его отец стал "рыцарем и братом Святого Воинства" и закончил жизнь "под его уставом и в его прославленном одеянии". Сам Раймунд был собратом Дома и прослужил год в Граньене, возможно, при Робере де Краоне, к которому обратился с посланием около 1140 г. В письме он настоятельно призывал магистра отрядить десять рыцарей для вступления во владение имуществом ордена в Арагоне и обязался содержать их на свои средства. Одновременно он обещал ордену Храма город Дароку, замки Бельхит и Оса с десятой долей будущих завоеваний в Испании и прочие земельные пожалования. Письмо заканчивалось увещеванием: "Посему умоляем ваше братство поторопиться к славе подобного триумфа. Не уклоняйтесь от этой службы Богу и ответьте нам как можно скорее. Если вы запоздаете, то нанесете великий ущерб Церкви Господней". [55] Робер де Краон выказал готовность к переговорам, и соглашение было подписано в Жероне 27 ноября 1143 г. в присутствии легата, брата Эврара де Бара, магистра во Франции, и брата Пьера де Ла Ровера, магистра в Провансе и Испании. [56] По соглашению тамплиерам предоставлялось более выгодное положение, чем имели прочие наследники. В их собственность перешли замки Монзон, Монжуа, Каламера и Барбара с владениями Луп Санчес де Бельхит ("Как разберетесь вы с Луп Санчес" [57] ), замок Ремолина ("Когда милость Божия его мне передаст") и замок Корбин ("Если Господь соблаговолит мне его отдать" [58] ). Раймунд уступил тамплиерам и десятую часть доходов королевства, и пятую часть всей добычи и территорий, захваченных у сарацин. Он обещал помочь возвести "замки и крепости" против мавров и советоваться с тамплиерами, прежде чем заключать мир с неверными.
Однако - поразительная деталь, - в далекой Португалии Дома ордена опередили в возрастании всех прочих. 19 марта 1128 г., два месяца спустя после Собора в Труа, королева Тереза отдала тамплиерам замок и владение Сур на реке Мондего, южной границе королевства. [59] Несколькими годами позднее ее сын Альфонс пожаловал им обширный лес Сера, еще находившийся в руках сарацин. [60] После жестоких сражений рыцари, освободив участок земли, основали города Коимбру, Родин и Эгу. Церкви этих городов были подчинены непосредственно Папе, без права вмешательства какого бы то ни было епископа. Тамплиеры не платили десятины. Пользуясь игрой слов - Сера и сега (воск), они отсылали в Рим в качестве всей подати лишь фунт пчелиного воска в год. [61]
Два столетия спустя, когда орден Храма, опозоренный, угасал в других странах, в Португалии он полностью сохранил свой престиж. Вопреки указу папы Климента V об упразднении ордена, король Дионисий Португальский отказался преследовать братьев и основал орден Христа, дабы собрать тамплиеров под прежним именем Бедных рыцарей. Этот орден сыграл видную роль в великих путешествиях вдоль африканского берега и открытиях, совершенных экспедициями, которые снаряжал великий магистр принц Генрих Португальский, прозванный Мореплавателем. Орден Христа и поныне существует [62] как почетное отличие.
ГЛАВА III
Omne Datum Optimum [*10]
Первые магистры ордена Храма едва видимы во мраке времен. Однако есть основание полагать, что они стоят в раду наиболее замечательных людей в истории ордена. Гуго де Пейен предстает перед нами как легендарный рыцарь, заботящийся о беззащитных в пути паломниках. Он обладал достаточным практическим чутьем для понимания, что защита Пиренеев столь же необходима, как и защита Святых мест; достаточной твердостью, чтобы принять бремя обладания замком в Испании в то время, как его орден едва обосновался во Франции.
Гуго умер 24 мая 1136 г., [63] успев увидеть, как по всей Европе чествуют его Бедных рыцарей. Преемник Гуго, Робер Бургундец, происходил из семьи де Краон в Анжу и был правнуком Рено Неверского и Аделаиды Французской. [64] Он считался "прехрабрым мужем, родовитым рыцарем, добрым и мудрым и на хорошем счету". [65] Вероятно, следует относить его к числу девяти соратников первого магистра, ибо в грамоте епископа Назаретского, датированной 1125 г., среди прочих свидетелей назван "Робер, рыцарь ордена Храма". [66] О Робере рассказывают (как позднее и о другом магистре), что его обет был следствием любовных разочарований. По легенде, источник которой неизвестен, Робер принял крест тамплиера в Палестине оттого, что герцог Гийом Аквитанский воспрепятствовал его женитьбе на наследнице Шабане и Конфолана. [67] Он снова появляется в Каталонии, в Граньене и Барбаре (если речь и впрямь идет о нем); но только изучая его труд магистра, можно понять его замечательные качества организатора.
Второй магистр ордена обладал достаточной дальновидностью, чтобы получить от обоих пап - Иннокентия II и Целестина II буллы, включавшие почти все привилегии, предоставляемые ордену Храма. [68] Собрание булл, относящихся к ордену, окажется в подавляющем большинстве только серией дополнений, пересмотром или просто новым изданием некоторых типичных булл, полученных Робером де Краоном.
В то же время, несмотря на слишком быстрый взлет нового ордена, Робер и его собратья смогли укрепить его на основании достаточно прочном, чтобы нести все здание. Благодаря их согласованному умению выстроилась иерархия, от замка до командорства, от командорства до провинции, от провинции до генерального капитула и магистра, власть которых ограничивалась только уставом и статутами. По-видимому, французский перевод устава также датируется временем магистерства Бургундца.
Робер показал себя весьма тонким дипломатом и оказался достаточно дальновидным, чтобы отказаться от наследства Альфонса I Арагонского имущества, которое принесло бы ордену Храма только неприятности. Зато он обеспечил прекрасные отношения с Раймундом Беренгарием Барселонским, завладевшим испанским наследством рыцарей. Робер явил ум куртуазный и изощренный одновременно во взаимоотношениях Дома с сарацинами Палестины, как подтверждается в записках Усамы ибн Мункида. [69]
Около половины из шестисот сохранившихся грамот, Датированных временем, когда орден возглавляли Гуго и Робер, исходит из Прованса и Лангедока, приблизительно треть - с севера и запада Франции и из Фландрии. Сравнительно мало число документов из других регионов Франции и Англии, а также испанского и португальского происхождения [70] . Дары, преподнесенные ордену, разнообразны: целые домены; разного рода права над церквями, рынками, ярмарками; земельные доходы; дома, приходские доходы, десятины, пожизненные ренты, вилланы с их владениями, сервы с семьями, мавританские рабы, испанские евреи. В первых грамотах нередки любопытные детали, иногда рассказы, воскрешающие давно забытые образы. Такова "Азалия, женщина" из Руссильона, которая предает тело и душу Богу и святому рыцарству Иерусалимскому, чтобы служить Господу и жить без имущества, под властью магистра. В качестве вклада она приносит свой фьеф в Вилламолаке, с согласия двух своих детей - "и да приведет меня Господь к истинному покаянию и в свой святой Рай!" [71] Поскольку устав запрещал принимать в орден сестер, пострижение Азалии в монахини, вероятно, было лишь формальностью. Но что можно сказать о престарелой англичанке Джейн, супруге Ричарда Чалдфелда, которая также принесла свой обет сестры ордена Храма пред Азоном, архидиаконом Уилтшира? Азон отправил ее с грамотой в Дом тамплиеров, "поскольку видел, что она перешагнула возраст, когда можно было иметь по отношению к ней дурные подозрения". Какими таинственными путями, какая рыцарская мечта, запретная для женщин, заронила ей в голову мысль стать тамплиером? [72]
Иногда, листая картулярий, мы находим и следы трагедий. Вот - рыцарь Ги Корнелли из Тиль-Шатель, "где он пришел к мысли отправиться в Иерусалим и там, в Храме Божием, нести службу Господу как рыцарь до конца своей жизни". Его жену Резвюиду, подарившую ему трех маленьких дочерей, после нескольких лет брака внезапно поразила проказа и с тех пор отделила и от него, и от мира. Чтобы обеспечить заботу о своей жене и девочках, Ги передал их под опеку аббата св. Бенигны в Дижоне, которому уступил наследство, полученное от своего отчима Сито. Аббат же должен был за это снабдить его двумя лошадьми и тысячей су на экипировку и дорожные расходы. Грамота была удостоверена герцогом Бургундским и самыми благородными сеньорами края. [73]
В целом документы XII в. исчисляются тысячами, и благодаря такому изобилию мы достаточно хорошо осведомлены о структуре орденских командорств. В Европе, за исключением Иберийского полуострова, тамплиеры военной силой не располагали, не строя никаких замков, поскольку было решено никогда не сражаться против других христиан, хотя, особенно в глухих землях или на границах, существовали небольшие укрепления, способные оказать сопротивление разбойникам и грабителям. Сельские командорства тамплиеров создавали земледельческие хозяйства, часто весьма развитые; при этом было бы заблуждением полагать, что орден предпочитал дома и ренты землям, пригодным для обработки. Городские командорства являлись скорее складами и конторами. Орден Храма существенно отличался от прочих монашеских орденов определенной земной миссией - защитой Святой Земли; он нуждался в средствах, и функцией его западных командорств было их предоставление. У цистерцианцев, прошедших сходный путь развития, увеличение доходов было спорадическим; у тамплиеров же - необходимым и желанным. Рыцари Храма не были новаторами, и вполне практичное предпочтение, которое они оказывали арендной плате, вело к превращению зависимых крестьян с их "рабскими" наделами в лично свободных земледельцев; сегодня это назвали бы "социальным возвышением" крестьян, зависевших от ордена. Управление, которое вели тамплиеры, представляется справедливым. Они распоряжались ценностями согласно законам и обычаям того края, в котором обосновывались, и чаще всего обретали командоров среди мелкой знати с таким расчетом, чтобы их имения органично входили в жизнь местности.
Командорства поначалу состояли из давших обет братьев: рыцарей, сержантов или братьев-ремесленников; последние начинают преобладать на протяжении XIII в.: почти все свидетели на процессе, оборвавшем жизнь ордена, были братьями-сержантами, и именно в этом - одна из особенностей истории ордена Храма во Франции, нередко игнорируемая.
Вокруг монастырского ядра и формировалась вся организация добровольцев. Прежде всего, донатов - тех, кто всецело подчинялся ордену или довольствовался его покровительством вместе со своими семьями и имуществом согласно присяге, гласившей: "Отдаю тело мое и душу, мои земли и мою власть Дому ордена Храма, в руки магистра имярек"; в действительности же соглашение обычно заключалось на очень разных условиях. Далее следовали собратья (и сестры): благотворители, великие и малые; родственники давших обет братьев, каков бы ни был их статус; мирские рыцари, служившие временно в Палестине; женатые мужчины, примкнувшие к ордену Храма. На всех распространялись духовные привилегии, они имели доступ к сокровищницам милостей ордена и для себя могли выбрать место погребения на кладбищах командорства. Наконец достойные мужи, друзья Дома, светские советники, посредники, а в случае надобности - заступники; тамплиеры отзываются о них с уважением.
Среди сервов и вилланов мы встречаем особый класс - люди Храма. Но в чем их отличие от прочих? Известно, что они носили красный крест на своих одеждах, что этим знаком были помечены их дома и стада; можно предположить связь между этими людьми Храма и фактом избавления их сеньоров от налога на первые плоды с земель, ими распаханных; тамплиеры также не платили ни десятины от урожая с полей, которые они обрабатывали собственными руками или за свой собственный счет и повинности, ни за корм для своих животных. Но если некоторые братья-ремесленники и в самом деле брались за плуг, в ордене Храма все же не существовало категории, сопоставимой с послушниками, которые трудились на земле у цистерцианцев. Быть может, подобную роль в ордене играли люди Храма, украшенные красным крестом?
Все зависящие от ордена извлекали выгоду из своего положения, особенно в смутные времена; они включались в Божье перемирие, [*11] и чинившие им насилие попадали ipso facto под отлучение, если до этого доходило, ибо сами тамплиеры, похоже, решительно защищали своих. Преданные ордену люди считались свободными от повинностей, - от Них были избавлены тамплиеры, каким бы ни было мнение сборщиков налогов. Папская булла запрещала приходским священникам налагать (даже под видом покаяния) на них денежные штрафы. Английский легист сэр Джон Коук рассказывает, что поскольку красный крест был признаком состояния тамплиеров и поскольку их жилища пользовались большими привилегиями, люди в Англии водружали кресты на свои дома, чтобы думали, будто обитатели этих строений принадлежат ордену. Воспоминание об этом сохранилось надолго, так как Коук писал уже в XVII в. [74]
Уместно отметить, какой притягательной силой обладал орден Храма для среднего класса - начиная с мелкой знати - по крайней мере, в течение первого столетия своего существования. Орден получал от этих людей большую часть пожертвований; из них состояла большая часть рыцарей и сержантов. Это общепризнано в отношении Англии, но равным образом характерно и для Франции, Прованса и даже Испании. Средний класс составлял наиболее надежную опору социального порядка в Средние века. Из него поставлялись королям лучшие администраторы, и орден Храма заимствовал из их опыта наиболее надежные методы и связи. Домом управляли выходцы из той же среды, что и слуги короля Англии Генриха II Анжуйского или короля Франции Филиппа II Августа, показавшие себя столь же способными в управлении монаршим имуществом. Описи, картулярии командорств - от Англии до Руссильона - везде, где бы они ни находились, свидетельствуют о беспристрастном управлении, о безукоризненной бухгалтерии.
Но чтобы понять сильное укрепление власти и престижа ордена Храма между 1130 и 1140 гг., следует вернуться к булле "Omne Datum Optimum", данной Иннокентием II Роберу де Краону 29 марта 1139 г. [75] Эта булла является "Великой Хартией" ордена Храма, основой всех его привилегий; и удивляться можно только тому, как скоро орден достиг могущества и славы. Вся история происхождения ордена Храма искажена отсутствием документов; к счастью, лакуна заполняется материалами из коллекции маркиза д'Альбона, хранящейся теперь в Национальной библиотеке Франции в Париже. До публикации картулярия в 1913г. полагали, что булла "Omne Datum Optimum" Александра III (1162) была оригинальной, в действительности же она - лишь повторение буллы Иннокентия II, обнаруженной д'Альбоном. Есть, однако, одна деталь, достойная внимания: булла "Quam sit utilis" (без даты) Александра III, в свою очередь являющаяся не более чем выдержкой из "Omne Datum", обращенной к духовенству, содержит имя "нашего дорогого сына Роберта". Клирик, готовивший ее текст, работал с первоисточником (буллой Иннокентия), но ни один историограф ордена Храма этого не заметил. [76]
Целью буллы Иннокентия II 1139 г. было учредить институт братьев-капелланов для обслуживания Дома. Истинное же ее назначение заключается в том, чтобы освободить тамплиеров от всякой церковной власти, кроме власти Папы, и передать магистру и капитулу ответственность за управление орденом. Этим и объясняется досада архиепископа Тирского, когда он пишет, что тамплиеры стали на добрый путь, но потом в гордыне отвергли власть епископов и патриарха.
Духовная автономия тамплиеров и в особенности то, как они освободились от власти патриарха, вызвали возмущение у хронистов Святой Земли. Ни архиепископ Тирский, ни его последователи не могли им этого простить. Гийом Тирский настаивает на факте, что орден Храма изначально основан самим патриархом, "a quo et ordinis institutionem et prima beneficia susceperent". [*12] Его переводчик подчеркивает на страницах "Истории Ираклия": "Первым делом, которое им поручили и предписали во искупление их грехов, была охрана дорог, по коим проходили паломники, от воров и разбойников, чинивших им много зла. Это покаяние наложили на них патриарх и епископы". Освобождение тамплиеров от десятины - еще один повод для сетований. Во всей Церкви такое было предоставлено только ордену св. Бернара и пользующимся его покровительством тамплиерам. Архиепископ Тирский негодует: "Отрицая права духовных лиц и похищая у них десятины и первые плоды, они постыдно стеснили их в пользовании своим добром". Еще сильнее выражается переводчик: "Их соседи впали в смущение и защищались по-разному, что делают и по сию пору". [77] Однако Робер де Краон не задумывался о подобных неблагоприятных последствиях привилегий, которые ему удалось стяжать для ордена. "Omne Datum Optimum" адресована "нашему дорогому сыну Роберту, магистру монашеского рыцарства Храма, расположенного в Иерусалиме", и с самого начала определяет смысл существования ордена.
Мы призываем вас и ваших сержантов неустрашимо сражаться против врагов Креста; и дабы вознаградить вас. Мы позволяем сохранить вам всю добычу, которую вы захватите у сарацин, из которой никто не имел бы права требовать у вас какой-либо части. Мы объявляем, что ваш Дом со всеми владениями, приобретенными вследствие щедрости государей, милостынь или неважно каким иным праведным путем, остается под опекой и покровительством Святого престола. Никакой Дом, за исключением того, в котором обосновался ваш орден изначально, не должен быть независимым и главным среди прочих.
То есть орден всегда должен иметь свой центр в Иерусалиме, невзирая на протяженность своих владений в Европе и незаурядную роль в Испании. И в самом деле, некоторые провинции остались навсегда тесно связаны с иерусалимским Домом. Это было естественным для командорств Франции, Италии или Англии, которые существовали только для того, чтобы поставлять людей и доходы монастырю Святой Земли. Орден в большом долгу перед испанскими и португальскими рыцарями, которые никогда не пытались отделиться от него, даже после потери Иерусалима, хотя и вели столь же ожесточенную борьбу, как и восточные братья.
Булла продолжает:
Тут же добавляем, что в случае вашей кончины, дорогой сын Роберт, или кончины любого из ваших преемников, никто, не давший обета брата ордена, не должен избираться магистром, и пусть выбор будет сделан только всеми братьями или наиболее мудрыми среди них. Далее, да не будет позволено никакому духовному или светскому лицу изменить недавно записанные статуты, установленные вашим магистром и вашими братьями; сии статуты могут быть изменены только вашим магистром с согласия его капитула.
Заметим, что булла не говорит ни о св. Бернаре, ни о Соборе в Труа. Так как Иннокентий II своим избранием был обязан аббату Клервоскому и всегда выражал ему признательность и даже почтение, мы обнаруживаем здесь наилучшее возможное свидетельство против включения устава в творения святого.
Запрещаем всем требовать от вас тех клятв или присяги, которыми пользуются миряне. Равным образом запрещаем вашим братьям - рыцарям и сержантам - покидать свое жилище и свой Дом или вступать в другой орден без разрешения вашего магистра и вашего капитула.
Поскольку защитники Церкви должны существовать на средства Церкви: "Мы запрещаем всем уступать вымогательству десятины; напротив, Мы утверждаем вас в пользовании десятиной, которая будет вам вноситься с согласия епископа". Битва за десятину завязалась и продлится долго. [78] Но еще серьезнее ущемляла власть диоцезов следующая привилегия:
Дабы ничто не мешало спасению ваших душ, вы можете взять себе в помощники клириков и капелланов и держать их в своем Доме и в собственном повиновении, даже без согласия епископа диоцеза, властью Святой римской Церкви. Эти капелланы должны пройти испытательный срок в один год, и ежели они окажутся зачинщиками беспорядков или просто бесполезными для Дома, вы можете отослать их, отобрав среди них лучших. Капелланы не должны дерзостно вмешиваться в управление Дома, по крайней мере если этого не прикажет магистр. Они заботятся о душах, если только этого желают магистр и рыцари. Они не подчинены никому вне капитула и должны повиноваться тебе, дорогой сын Роберт, как своему магистру и прелату.
Процитированные положения неоднократно повторяются в тексте статутов. К своим капелланам рыцари всегда относились с большим недоверием, даже с презрением. Но третья привилегия буллы окончательно отстраняла епископов от всякого контроля над духовными делами ордена Храма.
Оговаривая епископские права в том, что касается десятин, даров и погребений. Мы вам предоставляем право возводить часовни во всех местах, имеющих отношение к ордену Храма, дабы вы и ваши близкие смогли бы там служить службу и быть там похороненными. Ибо непристойно и опасно для души, когда давшие обет братья, идя в церковь, должны смешиваться со сбродом грешников и с мужами, посещающими женщин.
Несколькими годами позднее часовни тамплиеров наполнились этими мужами - как и женщинами, - которые покидали свои приходские церкви ради храмов ордена. И борьба с епископами, отстаивавшими свои права, усугубилась еще больше.
За буллой "Omne Datum Optimum" в 1145 г. последовала другая - "Militia Dei", оповещавшая епископов о том, что тамплиеры отныне имеют право возводить часовни [79] . Сотня переизданий показывает, сколь трудно было навязать свою волю белому духовенству и воспользоваться привилегиями, дарованными Папой. Споры начались вокруг вопроса о деньгах. В 1160 г. тамплиеры жаловались на то, что епископы отбирают у них треть от имущества, завещанного ордену теми, кто желал быть похороненным на их кладбищах. Булла "Dilecti filii" [80] имела целью обязать белое духовенство удовлетвориться четвертью завещательного дара. Несмотря на предоставленную им часть завещанного имущества, епископы всегда противились погребению на кладбищах ордена. Они требовали также и уплаты десятины, от которой Дом был освобожден. В целом Папы принимали сторону тамплиеров; иногда просили их, ради согласия в Церкви, договориться миром. В споре между Домом Лиона и Шалона-на-Соне и канониками Турню по поводу десятины, некогда взимавшейся этой церковью, Александр III согласился с рыцарями, но все-таки просил их уплатить хотя бы что-нибудь, дабы удовлетворить каноников: "Et nos debemus honestatem vestram non immerito commendare" [81] [*13] В другой раз тамплиеры возвели часовню в приходе Шорхем в Сассексе. Местный аббат противопоставил их действиям привилегию, согласно которой ни архиепископ, ни епископ, ни иное лицо не могут сооружать часовню в приходе, принадлежащем его аббатству. Александр III вынес решение, что тамплиеры могут сохранить свою молельню, но не должны ни требовать десятины от прихожан, ни допускать их к мессе, ни хоронить их. Прихожане могли слушать мессу тамплиеров, но только после приходской службы, и подавать милостыню, какую пожелают. [82] Такое же решение было принято в споре между тамплиерами и дижонским канониками св. Стефана, и во множестве подобных случаев. [83]
Продолжая упорно бороться за привилегии, уже предоставленные Святым престолом, тамплиеры живо интересовались лицами, находящимися под интердиктом или отлучением. Предание запрещению и анафеме было оружием, которым Церковь злоупотребляла в XII в., и тамплиеры в полной мере сознавали возможную выгоду. У них уже было право собирать пожертвования раз в год в каждом храме: по булле Milites Templi 1144 г., если они приезжали в город, деревню или замок, находившиеся под интердиктом, церковь должна была один раз открыться и месса - совершиться во имя "чести и почитания их рыцарства", - supressa voce et sine tintinnabulis [*14] и исключая присутствие отлученных. [84]
В 1143 г. английские тамплиеры, окружив Жоффруа де Мандевиля, графа Эссекса, на смертном одре, покрыли его белым плащом в знак принятия ad succurrendum, несмотря на анафему, тяготевшую над ним (собственно, он вполне заслужил ее за совершенные преступления). Сначала его похоронили без церемоний, in antro quodam, в лондонском Старом Храме, а потом - с папским отпущением грехов и церковным обрядом на кладбище Нового Храма. [85] Десятью годами позже Александр III сурово упрекал орден за погребение тел отлученных, приказав убрать их с кладбищ. В следующем столетии те, кто был предан анафеме, допускались к мессе и Таинствам, и жены друзей ордена прибегали к помощи храмовников для крещения новорожденных детей, хотя бы мужья и были отлучены. Но эти наблюдения уводят нас далеко вперед в истории ордена, находящегося пока лишь в начале своего пути. [86]
Далее в квадратных скобках в тексте и в подстрочных примечаниях идут комментарии научного редактора.
Епископ Иларий Пиктавийский (т. е. Пуатевинский) (ум. 367), выдающийся богослов, гимнограф и историк Церкви. В западной традиции признается одним из Учителей Церкви.