Если весной 1915 г. Россия переживала кризис вооружения армии, то в процессе наращивания военного производства она столкнулась с масштабным экономическим кризисом. Его факторами были ограниченность промышленно-экономического потенциала страны; отсталость российского сельского хозяйства; непродуманность принимаемых мер по милитаризации промышленности и регулированию экономики, резко нарушавшие соотношение разных секторов экономики. Важнейший недостаток деятельности органов военного регулирования состоял во всемерном сокращении производства изделий, шедших на нужды тыла, и в увеличении за счет этого выпуска продукции для удовлетворения чисто военных потребностей. Не было принято даже минимальных мер к расширению железнодорожной сети, таких базовых отраслей промышленности, как топливная и металлургическая. Развертывание военного производства шло за счет беспощадного расхищения основного капитала отечественной индустрии и транспорта, которые и так не отличались мощностью и высокоразвитостью.
Кризис железнодорожного транспорта в России в Первую мировую войну был предопределен недостаточным числом железнодорожных линий, учитывая пространства страны. Даже в европейской части показатель рельсовых путей на единицу площади был в 11 раз меньше, чем в Германии, и в 7 раз меньше, чем в АвстроВенгрии. Российская железнодорожная сеть отставала от мирового уровня по своим качественным характеристикам: слабая густота, низкая доля двухколейных дорог, недостаток усовершенствованного железнодорожного полотна, количества железнодорожных мостов с металлическими конструкциями. В результате снижения даже в годы промышленного подъема интенсивности развития паровозои вагоностроения накануне войны для нормального грузооборота русским дорогам не хватало 80 тыс. вагонов и 2 тыс. паровозов, а из имеющихся 25% устарели и нуждались в замене. За период войны железнодорожное строительство и усовершенствование путей было крайне ограниченным. К осени 1917 г. построили чуть больше 3 тыс. верст новых линий, в том числе Мурманскую дорогу, соединившую порт с основной железнодорожной сетью страны, и проложили более 1 тыс. верст второй колеи, включая линию Архангельск—Вологда. Возникновение хозяйственного кризиса в стране во многом было вызвано нарушением деятельности железнодорожного транспорта. Необходимость обеспечить проведение мобилизации, доставку войск и вооружения в районы военных действий привела к решению о разделении железнодорожной сети на две части. Треть дорог передавалась в подчинение военному ведомству, дополнительно получившему свыше 21 тыс. вагонов и около 900 паровозов. Это резко снизило обеспеченность в подвижном составе второй части дорог, обслуживавших остальное пространство громадной страны. Грозные предвестники наступающего кризиса проявились в декабре 1914 г., когда из-за нарушения регулярности подвоза топлива на Юге России остановилось 13 доменных печей, а несвоевременное поступление хлопка затруднило работу московских текстильных предприятий.
В 1915 г. произошло полное расстройство железнодорожного транспорта. Оно было вызвано, во-первых, отступлением армии, сопровождавшимся перемещением военных складов, техники, массовой стихийной эвакуацией предприятий, людей из западных и юго-западных областей империи. Во-вторых, широкая мобилизация промышленности для работы на оборону вызвала усиленные перевозки топлива, сырья, продовольствия. Рост заводского строительства увеличил перевозки строительных материалов, оборудования, топлива. В итоге были нарушены все графики движения, что привело к снижению вывоза топлива, металла, продовольствия из производящих районов. В сентябре 1915 г. из Донбасса вывезли только 74 млн пудов угля, подвоз продуктов питания в Петроград уменьшился наполовину, а в Москву — на 2/3. Руководство дорог принимало меры для улучшения организации движения, что позволило к концу года увеличить на 30—40% поступление продовольствия из Сибири, металла и топлива из Донецко-Криворожского района в центральные районы страны, особенно в столицы. Однако радикально изменить ситуацию не удавалось. К январю 1916 г. общее число невывезенных вагонов, из которых треть была первоочередными, увеличилось вдвое. Почти 600 станций пришлось закрыть для погрузки. Залежи на железных дорогах металла, топлива, оборудования, продовольствия, необходимых для промышленности и населения, в дальнейшем росли, достигая 25% всех планируемых грузов. Коренное оздоровление железнодорожного транспорта требовало пополнения дорог рельсами и подвижным составом, убыль которого в ходе военных действий увеличивалась. Однако план производства рельсов, паровозов и вагонов срывался из-за нежелания заводчиков заниматься неприбыльными по сравнению с военными заказами.
Органы, на которые возлагалось обеспечение бесперебойной работы транспорта, перешли к регулированию перевозок важнейших грузов на основе соответствующих разрешений — «литеров». В 1916 г. стали составляться планы перевозок по отдельным грузам. Поскольку общего государственного плана всех перевозок не существовало, то сохранялся стихийный поток грузов. Кроме того, выдача литеров производилась нередко за взятки. Об этом М. В. Родзянко сообщал Николаю II в начале 1917 г. Он отмечал, что «развились крайние злоупотребления железнодорожных агентов, система сложного взяточничества, которая одна только действует сколько-нибудь удовлетворительно. В стране сложилась горькая поговорка, что лучше всего сейчас возить товары на литера Д (деньги)». К началу 1917 г. железнодорожный транспорт находился в глубочайшем кризисе, что пагубно сказывалось на общем состоянии страны и ее обороны. Генерал М. В. Алексеев писал царю: «В переживаемое время нет ни одной области государственной и общественной жизни, где бы не ощущались серьезные потрясения из-за неудовлетворения потребности в транспорте... В среднем заводы, работающие на оборону, удовлетворяются транспортом всего лишь на 50—60% своей потребности... При таких условиях не только немыслимо увеличение производительности заводов, но придется сократить и теперешнюю работу».
Металлический и топливный голод. В связи с ростом производства вооружений увеличился спрос на металл. Уже в 1914 г. Ставка определяла ежемесячную потребность в снарядах в 2,5 раза больше, чем за все время Русско-японской войны. Для строительства укреплений в условиях позиционной войны были нужны миллионы пудов проволоки. Выпуск многих видов вооружения, их частей обусловили рост спроса на качественные стали и цветные металлы, производство которых в России или было крайне ограниченным, или вообще отсутствовало. О недостаточности уровня развития отечественной металлургии свидетельствует такое сравнение: количество металла на 1 бойца в русской армии составляло 5 кг в месяц, а в германской — в 20 раз больше. Рост выпуска металла на отдельных предприятиях не компенсировал систематического общего падения производства в отрасли в целом. Это приводило к увеличению разрыва между растущим спросом на металл и его реальным выпуском. Месячная производительность предприятий на рубеже 1915—1916 гг. составляла 16 млн пудов, а потребность — 26—27 млн пудов. В такой ситуации единственным выходом являлось строгое регламентирование потребления металла. С октября 1916 г. Комитет по делам металлургической промышленности Особого совещания по обороне наладил ежемесячную разверстку между министерствами и ведомствами всего металла, производившегося в стране и ввозимого из-за границы. Однако ему не удалось хоть сколько-нибудь стимулировать производство металла, которое продолжало катастрофически падать. Большинство заводов сокращало прокат металла из-за нехватки топлива и сырья, что приводило к использованию мощности действовавших предприятий примерно на 2/3. Уже в ноябре 1916 г. дефицит металла достиг 8 млн пудов, или 50% прозводства внутри страны. Положение ухудшалось с каждым месяцем. Подобное развитие процесса свидетельствует о глубоком системном кризисе всей российской промышленности в годы Первой мировой войны.
Относительный упадок добычи топлива еще накануне войны изменил структуру топливного баланса страны, в котором доля дров увеличилась до 57%, а минерального топлива снизилась до 41%. Дефицит топлива сопровождался ростом цен на все его виды. В Москве розничная цена на дрова поднялась уже в 1912 г. на 70%. Разрыв экономических связей с началом войны, блокада балтийских портов лишили российскую промышленность, в частности петроградскую, импортного топлива. Вскоре страна потеряла Домбровский угольный бассейн. Прекращение экспорта российской нефти лишь в малой степени закрывало брешь в топливном балансе. Наращивания объемов производства угля в Донецком бассейне удалось добиться в первые годы войны главным образом за счет роста численности рабочих. В 1916 г. добыча в Донбассе поднялась на 13% и достигла почти 2 млрд пудов. Однако это не соответствовало растущим потребностям промышленности и транспорта. Только Петроградский район увеличил в годы войны потребление донецкого угля в 16 раз, продолжая испытывать недостаток в топливе порядка 20%. Потребности в топливе Уральского, Одесского, Поволжского районов удовлетворялись и того меньше — чуть более 50%. К трудностям увеличения добычи угля добавлялись сложности его доставки по железным дорогам, что еще больше снижало обеспеченность народного хозяйства топливом. Нефтедобыча увеличивалась в годы войны очень медленно, небольшой ее прирост (7%) относительно низкого предвоенного уровня имел место только в 1916 г. На железных дорогах, горнозаводских предприятиях Урала, для отопления зданий во многих городах России увеличивалось потребление дров. В годы войны значительно расширилась добыча и использование торфа, особенно в ЦПР.
Регулирующие мероприятия ограничивались установлением предельных цен на топливо, планированием его перевозок и распределением между потребителями. Разработкой и реализацией этих мер, в том числе контролем за расходованием топлива, занимались различные органы. В марте 1915 г. был учрежден Комитет по распределению топлива во главе с министром путей сообщения С. В. Рухловым. Возникшие затем Особые совещания так распределили обязанности: Совещание по топливу занималось проблемами увеличения добычи топлива и его последующего распределения, а Совещание по перевозкам — вывозом угля по железным дорогам.
Острейший топливный кризис, во многом обусловленный плохим подвозом топлива, страна пережила в сентябре—декабре 1915 г. В декабре Петроградский район получил около 50% топлива, Москва — 46% угля и 57% нефти. Положение стало выправляться только в первой половине 1916 г., что обеспечило более ровный темп работы промышленности. Однако с осени началось новое обострение топливного кризиса, который на этот раз был порожден не только трудностями перевозки топлива, но и снижением его добычи. К этому добавилось резкое увеличение потребностей промышленности, мобилизованной для работы на оборону. Минимальная ежемесячная потребность только в угле составляла 125—130 млн пудов, а общий его недогруз достигал 30%. Особое совещание по обороне в феврале 1916 г. констатировало: «Положение дела снабжения заводов топливом подлежит признать критическим и внушающим серьезные опасения. Во всяком случае необходимо считаться с предстоящим сокращением деятельности или даже временным закрытием некоторых обслуживающих оборону заводов». Топливный кризис приобрел постоянный характер и был проявлением общего кризиса российской экономики.
Обострение продовольственного вопроса. В годы войны промышленное потребление зерна, особенно в связи с введением сухого закона, снизилось почти в 6 раз. Резко уменьшился экспорт зерна, составив в 1914—1916 гг. в среднем 26 млн пудов против довоенного ежегодного 665 млн пудов. Важным положительным фактором являлись высокие урожаи 1915 и 1916 гг., что, как считалось, позволяло удовлетворить потребности армии, несмотря на их семикратное увеличение к довоенному уровню в 1915/16 г. и почти шестикратное в 1916/17 г. На основании прежней российской традиции закупка продовольствия и в мирное, и в военное время осуществлялась силами отдельных воинских частей и подразделений, получавших от центральных ведомств соответствующие денежные средства. Никаких специальных запасов для армии и стратегических для страны в целом не создавалось. Однако масштабы войны и ее очевидная продолжительность заставляют правительство уже в 1915 г. переходить к систематическим закупкам продовольствия для армии. Этим занимаются сначала специальные органы при Министерстве земледелия, а с осени 1915 г. к ним присоединяется Особое совещание по продовольствию.
Общий сбор продовольственных и кормовых хлебов в России за 1914—1916 гг. составил 13,5 млрд пудов, из которого правительством было приобретено около 1,4 млрд пудов. В ходе закупок, проводившихся в 1915/16 г., государство изымает 50% товарного зерна. Несмотря на принятые меры, уже с 1916 г. армия начинает испытывать недостаток в хлебе, мясе, жирах, сахаре и фураже. К этому времени наблюдалось сокращение зернового производства в помещичьем хозяйстве, которое вкупе с крупными крестьянскими хозяйствами производило до войны половину хлеба, а на рынок давало более 80% товарного хлеба. Уменьшал количество продаваемого хлеба процесс натурализации крестьянского хозяйства в годы войны. Имело место и падение сбора хлебов, который в 1916 г. составил у крестьян 86% довоенного уровня, а у помещиков — только 66%. Масштабное изъятие товарного зерна на армейские нужды в сочетании с уменьшением товарности по зерну сокращало частную торговлю хлебом, что отрицательно сказывалось на положении городского населения. Известную опасность в динамике производства зерна представляла Нечерноземная полоса, где проявлялась тенденция его падения, что увеличило зависимость региона, особенно промышленных губерний, от ввоза зерна. Оценивая имеющиеся запасы хлеба, как товарного, так и для внутреннего потребления крестьянских семей, не следует преувеличивать их масштабы в годы войны. Необходимо помнить, что основная масса хлеба, потребляемого в деревне в мирное время, определялась низкой душевой нормой. В то же время армейские, особенно фронтовые, нормы были значительно выше ее. С увеличением численности рабочих росло потребление хлеба в промышленных центрах. Например, прирост пролетариата в такой аграрной области, как Среднечерноземная, составил в 1915 г. 50% к уровню 1912 г. Все это определило значительность объема планируемой хлебной разверстки, установленной правительством в 1916 г., — свыше 771 млн пудов. Это было на 100 млн пудов выше довоенного экспорта.
Развитию продовольственного кризиса содействовали сокрытие излишков хлеба, нарушение его перевозок и плохая организация распределения. К июню 1916 г. значительное количество хлеба оказалось сосредоточенным прежде всего в банках, у крупных торговцев и мукомолов, а также помещиков и кулаков. Придерживало хлеб и крестьянство зерновых районов. Запасы крестьян Черноземья были в 4 раза больше, чем крестьян нечерноземных губерний. Малочисленное крестьянство 6 сибирских губерний имело хлеба столько же, сколько крестьяне 21 нечерноземной губернии. В этих условиях для налаживания продовольственного снабжения армии и тыла требовалось строгое регулирование цен, поддержка деревни, организация доставки продуктов питания в города, особенно индустриальные центры. 1 о, что делалось в этой области, проводилось с большим опозданием или совсем не осуществлялось, как организация снабжения деревни промышленными товарами, городского населения продовольствием, регулирование цен и пр.
Особенно неудовлетворительно решалась проблема доставки продовольствия в связи с кризисом транспорта. Хлеб, скопившийся к 1917 г. в сибирских губерниях (640—670 млн пудов) практически не вывозился. Доставка зерна осложнялась постоянным ростом потребностей в нем. Только в нечерноземные губернии осенью 1916 г. надо было перевезти в 2,5 раза больше зерна, чем в предыдущий год. Между тем хлебные перевозки по железным дорогам неуклонно сокращались. В 1915 г. они составляли к уровню 1913 г. только 65%. Попытки увеличить перевозки водным транспортом, в частности по Волге, не дали желаемого результата: после небольшого их увеличения в 1915 г. они сокращаются в следующем.
Осенью 1916 г. резко ухудшается состояние продовольственного обеспечения страны, в чем немалую роль сыграли частные банки, бравшие партии зерна и муки под залог и потом придерживавшие их. Попытки Особого совещания по продовольствию и Государственной думы установить контроль над банками были решительно пресечены министром финансов П. Л. Барком, что явилось своеобразным разрешением на спекулятивные хлебные операции. Все это приводило к распространению среди массы населения ненависти к алчности представителей торгового класса, начиная от деревенского лавочника и кончая владельцами хлебных фирм. В этих условиях попытки организовать продовольственную разверстку на уровне крестьянского двора в 31 губернии Европейской России закончились полным крахом. Волостные сходы только в 5% селений дали свое согласие на участие в заготовке хлеба. Трудности хлебных заготовок на рубеже 1916—1917 гг. привели к снижению его поступления на фронт. В декабре— январе реальная доставка хлеба составляла от 50 до 33% плановых норм. Из-за нехватки овса и сена происходил падеж лошадей. Нарушение подвоза хлеба и истощение его запасов было характерно для крупных городов, включая столичные. Даже в городах губерний, производящих зерно, зимой 1916/17 г. недоставало хлеба в лавках и на рынке, а городское население Нечерноземной полосы находилось на голодном пайке. Здесь все чаще случались перебои с хлебом и другими продовольственными товарами, повлекшие очереди и взвинчивание цен спекулянтами. Недостаток хлеба ощущался и на селе, особенно в северо-западных губерниях.
Довольно предсказуемым явлением, учитывая предвоенные годы, было снижение обеспеченности страны мясопродуктами. В урожайный предвоенный год общее производство мяса в России составляло около 200 млн пудов. Количество скота, которое приходилось на крестьянский двор, в центре Европейской России по переписи 1916 г. составляло всего одну единицу взрослого рогатого скота, или 1,5 — за вычетом бескоровных хозяйств. Поскольку помещичье хозяйство в 34 губерниях Европейской России (без Северного района, Прибалтики, Литвы и части Белоруссии) к 1917 г. было обеспечено продуктивным скотом меньше крестьянского (соответственно 6,6 и 55,8 голов на 100 десятин пашни), то оно могло выделить на рынок не более 200 тыс. голов крупного рогатого скота. Ни о каком избытке в этой ситуации говорить не приходится. Помещики имели 900 тыс. голов, из которых на рынок могло быть выделено не более 200 тыс. Сибирская деревня, располагавшая некоторыми ресурсами товарной продукции животноводства, была практически заблокирована транспортным кризисом. Между тем годовая потребность армии в мясе на рубеже 1916—1917 гг. определялась военным ведомством в пределах 53—55 млн пудов, или около 150 тыс. пудов в день. Годовая норма на одного солдата составляла 6 пудов. Однако основной фонд скота в Европейской России к этому времени сократился на 5—7 млн голов, что позволило поставить в армию в 1916 г. лишь немногим более 6 млн пудов мяса и 1,5 млн голов скота. Государство монополизировало снабжение мясом фронта и городов. В итоге поступление мяса на частный рынок в столице уменьшилось в 1916 г. в 4 раза по сравнению с 1915 г., а цена на него, включая большие города, уже в середине года поднялась на 200—220% к уровню 1914 г.
В годы войны Россия переживала сахарный голод, вызванный сокращением производства сахара на 1/3 из-за уменьшения и гибели значительной части посевов свеклы. В 1916 г. в 70 губерниях империи вводятся карточки и твердые цены на сахар.
Развитие экономических процессов в России в годы Первой мировой войны показывает, что общая слабость промышленного потенциала страны, включая состояние железнодорожного транспорта, отсталость сельского хозяйства, недостаток финансовых средств даже в условиях принятия определенных мер по регулированию народного хозяйства не смогла"предотвратить нарастание глубочайшего кризиса российской экономики. В начале 1917 г. все признаки надвигающейся хозяйственной катастрофы были налицо.
Патриотический подъем, вызванный началом войны, в России не был таким всеобъемлющим, как в других воюющих государствах, что можно объяснить сохранением пропасти между «верхами» и «низами» российского общества и отсутствием приемлемой для его большинства идеологии, позволяющей сплотиться перед внешней угрозой. Особенно заметным подъем был в привилегированных, интеллигентских и городских слоях русского общества. В начале войны во многих городах страны прошли шествия под лозунгами «Все для войны!». «Все для победы!». В Петербурге состоялась манифестация перед Зимним дворцом. Воодушевление, охватившее дворянство и купечество, повлекло добровольный уход на фронт и участие в работе по помощи раненым.
В интеллигентской и, соответственно, политической среде идеи русского национализма распространялись еще в предвоенные годы. Старательно отмежевываясь от высказываний черносотенных идеологов, октябристы, прогрессисты, а также правые кадеты говорили о «здоровом» русском национализме. Россия, ее культура, основанная на идеях православия, противопоставлялась лютеранству и германской культуре, породившим идеологию милитаризма. В прессе особо развивалась тема славянской солидарности. Среди сторонников либерального патриотизма заметную роль играл П. Б. Струве, заявлявший: «Русский либерализм будет всегда осужден на слабость до тех пор, пока он не сознает себя именно русским». Большая часть кадетов, не разделяя этих идей, тем не менее выступала против германского милитаризма. П. Н. Милюков утверждал, что война со стороны России и ее союзников является борьбой «во имя уничтожения войны» и путем к «международной организации Европы». Свою ленту в распространение идей русского национализма внесли С. Н. Булгаков и В. В. Розанов, противопоставляя мировоззрение Святой Руси гибнущей европейской цивилизации. Н. А. Бердяев и С. Н. Трубецкой, отрицая избранность России, отстаивали идею возрождения в процессе войны православного сознания.
Определенную роль в росте патриотического воодушевления играла целенаправленная пропаганда государства. Одним из первых ее актов явилось переименование столицы в Петроград, совпавшее с публикацией сообщений о поражении русских войск в Польше. Негативная реакция на этот акт некоторой части представителей интеллигенции, рассматривавших «позорное переименование» как бестактную выходку, омрачающую «память о великом преобразователе России», свидетельствовала о хрупкости патриотического единства общества. Важно подчеркнуть, что с начала войны осуществлялся значительный выпуск плакатов, открыток, литературы патриотического содержания, в частности о фактах немецких зверств в прифронтовой полосе. Такое нагнетание эмоций провоцировало непредсказуемые действия участников патриотических манифестаций и шествий. Это привело в начале войны к разгрому магазинов иностранцев в столице и даже нападению на посольство Германии. В мае 1915 г. массовые погромы против немецких предпринимателей произошли в Москве, в ходе их уничтожались торговые заведения и конторы, которые принадлежали лицам с иностранными фамилиями.
На заседании Государственной думы 26 июля 1914 г. депутаты заявили об отказе от какой-либо борьбы с существующим политическим режимом. Дума единогласно, за исключением воздержавшихся социал-демократов, проголосовала за военные кредиты и обещала сплотиться вокруг «своего державного вождя, ведущего Россию на бой с врагами славянства». От имени оппозиции лидер кадетов П. Н. Милюков заявил о необходимости сделать все во имя «сохранения страны единой и нераздельной» и добиться разрешения «вековой национальной задачи: свободного выхода к морю». После демонстрации единения царя и народных избранников Дума была распущена. Надежды либеральных думцев, что их лояльность по отношению к власти каким-то образом будет вознаграждена, в очередной раз не оправдались. Депутаты большевистской фракции, занявшие антивоенную позицию, вскоре были осуждены и отправлены на вечное поселение в Сибирь.
Выдвинув лозунг «Война до победного конца!» и ведя целенаправленную антитевтонскую пропаганду, правительство и либеральная общественность в то же время мало заботились о систематическом разъяснении народу причин и целей войны в доступной и одновременно идеологически разработанной форме. Примечательна в этой связи неудавшаяся летом 1914 г. попытка группы петербургских интеллигентов во главе с бароном Н. Н. Врангелем начать издание под эгидой военного ведомства специальной фронтовой газеты для солдат. Инициаторы издания «Война за мир» не получили финансовой поддержки ни государства, ни частных лиц. Между тем уже 1 августа 1914 г. французское правительство решило издавать ежедневный военный бюллетень для войск, «находя необходимым принести сражающимся могущественное утешение, давая им возможность взвешивать значение их личных усилий в общем национальном напряжении».
В отличие от горожан жители русской деревни, которых война коснулась в первую очередь (массовая мобилизация, реквизиция лошадей, введение военных повинностей), не выразили особого патриотического подъема. Позже генерал А. И. Деникин вспоминал: «Народ подымался на войну покорно, но без всякого воодушевления и без ясного сознания необходимости великой жертвы». Война крестьянством чаще всего воспринималась как ссора русского царя с немецким, как необходимость защищаться, «ежели немец прет». Однако в Сибири, на Урале даже в первые недели войны имели место беспорядки новобранцев. В Барнаульском уезде призывники произвели массовые порубки леса на кабинетских землях, сожгли 2 канцелярии лесничества, разгромили несколько волостных правлений и магазинов. В самом Барнауле «многотысячная толпа запасных наступала на тюремный замок», а заградительный «вооруженный взвод солдат был смят». В ходе погромов на трех городских улицах было сожжено 32 здания, включая фабричные и банковские конторы, магазины, торговый пассаж и пакгаузы.
Вступая в войну в сложной ситуации, самодержавие надеялось задержать развитие революционного движения в стране, которое стремительно нарастало летом 1914 г. Власть не остановилась перед мобилизацией на фронт почти 40% кадровых рабочих, хотя была хорошо осведомлена о недостатке в России квалифицированных кадров. Сам факт начала войны привел к резкому падению стачечной борьбы: в августе—декабре 1914 г. было только 68 забастовок. В первые недели войны были произведены массовые аресты деятелей леворадикальных партий, разгром многих легальных рабочих организаций, типографий, закрытие периодических изданий. Вопреки позиции лидеров II Интернационала о защите буржуазного отечества РСДРП(б) провозгласила отнюдь не бесспорный лозунг поражения царского правительства и превращения империалистической войны в войну гражданскую, т. е. против существующей власти и эксплуататорских классов, развязавших мировую бойню во имя собственной наживы. Развернувшаяся в прессе патриотическая пропаганда в поддержку власти, вполне понятно, захватила и рабочих, что затрудняло восприятие ими этих лозунгов. Однако затянувшаяся война принесла столько бедствий, страданий, гибель тысяч людей, что это привело к крушению первоначальных иллюзий.
Впервые в новейшей истории страны фронт проходил по значительной части территории России, вблизи ее исторического центра, что позволяло большей части населения ощутить дыхание войны. Особенно это относится к событиям 1915 г., когда началась эвакуация предприятий части населения Польши и ряда западных губерний. Совершенно не сопоставимая с прежними войнами численность русской армии потребовала мобилизации непосредственно на фронт и в тыловые части огромной массы людей. Армию необходимо было все время пополнять. Появление новых видов вооружения (пулеметы, минометы), таких способов ведения боя, как артподготовка, бомбежки, применение удушливых газов против армий противника, резко увеличили численность раненых и искалеченных. Военные тяготы усугублялись распространением и на фронте, и в тылу инфекционных заболеваний (дизентерия, сыпной тиф, «испанка»). Все это заставляло задуматься о смысле войны, ее целях и их соразмерности со страданиями огромных масс народа. К изменению прежних представлений приводили длительная окопная война и нахождение в плену значительной части военнослужащих.
В Первую мировую войну гораздо теснее проявилась связь фронта с тылом в силу географической близости театра военных действий и благодаря росту обмена информацией. Появление кинематографа позволяло, пусть и очень ограниченно, наблюдать то, что происходидо на фронте. Ежедневная посещаемость российских кинотеатров в эти годы составляла около 2 млн человек. Ход военных действий, повседневная жизнь фронтов и тыла освещались на страницах периодической печати. В 1914—1916 гг. оживленная переписка фронта и тыла, что подтверждают регистрационные документы военной цензуры, позволяла судить о происходящих событиях по обе стороны фронта. Если о каких-то фактах не писали газеты, то об этом рассказывали раненые, приехавшие на лечение, представители общественных организаций, регулярно совершавшие поездки на фронт.
Политический кризис лета 1915 г. Взрыв общественного негодования после отступления русской армии весной—летом 1915 г. и обнаружившегося кризиса ее вооружения похоронил основанное на патриотизме единство общества и власти, положил начало неуклонному нарастанию социального недовольства в тылу, а затем брожению в армии. Объективной основой этого процесса явилось развитие хозяйственного кризиса. Он ставил под сомнение прежние успехи политики государства и одновременно оценивался как неспособность власти справиться с надвигавшейся катастрофой.
Весной 1915 г. либералы развертывают критику деятельности правительства и начинают кампанию за созыв Думы. Кризис вооружения заставил Николая II согласиться на участие представителей предпринимательских кругов и законодательных палат в «майском» Особом совещании. Для демонстрации совместной деятельности правительства и Думы Николай II был вынужден пойти на отставку министров, подвергавшихся наиболее резким нападкам со стороны либеральных фракций. Первой жертвой в июне 1915 г. стал ярый противник Думы и ставленник царя Н. А. Маклаков. На его место был назначен князь Н. Б. Щербатов, известный своими правыми взглядами. Кризис вооружения русской армии ставился в вину военному министру В. А. Сухомлинову. Кадеты отказывались посылать своих представителей в созданное Особое совещание, которое тот возглавлял. Отставке военного министра способствовали арест и затем казнь по обвинению в шпионаже в марте 1915 г. полковника С. Н. Мясоедова, с которым Сухомлинов и его жена поддерживали отношения. Эта отставка и назначение на должность военного министра генерала.
А. А. Поливанова выглядели двойной уступкой власти мнению думской оппозиции, так как он был кандидатурой октябристов и кадетов. По императорскому указу вместо И. Г. Щегловитого Министерство юстиции возглавил давний сотрудник и друг Горемыкина А. А. Хвостов, а Синод — московский предводитель дворянства А. Д. Самарин (вместо В. К. Саблера).
Июньские перемены в правительстве, начавшаяся мобилизация промышленности при участии предпринимателей, разрешение на создание военно-промышленных комитетов в очередной раз ввели либералов в заблуждение. Оппозиция наивно ожидала существенных изменений курса, надеясь, что правительство «готово лояльно и дружно работать с Государственной думой». Начало работы Думы, приуроченное к годовщине войны — 19 июля, декларация премьера и внесенные Советом министров законопроекты ее разочаровали. Объясняя отсутствие постановки общеполитических вопросов, Горемыкин прямо заявил, что теперь не время для их обсуждения, в чем его поддержали правые депутаты. Необходимость соединить усилия правящих классов для защиты монархии от угрозы военного поражения и революционных выступлений трудящихся заставляла умеренно правое большинство Думы пойти на некоторые уступки либеральным кругам. Выражением чего явилась принятая большинством Думы «формула перехода» с требованием правительства, пользующегося доверием. Однако законодательная программа кадетов, предлагавшая обсуждение законопректов о мелкой земской единице, реформе городского и земского самоуправления, введении подоходного налога, а также законов о кооперативах и профсоюзах, была отвергнута правооктябристским большинством как слишком радикальная. После завершения подготовки закона об Особых совещаниях октябристы взяли курс на прекращение занятий Думы, что вызывало тревогу либеральной оппозиции в связи с появлением слухов о заключении сепаратного мира.
С целью создания более широкого оппозиционного блока внутри Думы в начале августа проходит серия параллельных совещаний депутатов, в которых принимали участие члены Государственного совета и, очевидно, закулисную роль играли отдельные министры. Достаточно быстро определились границы этого блока, получившего название Прогрессивного, — без крайне правых и без левых. Завершение его создания относится к середине августа 1915 г. Основными программными требованиями блока, в который вошло большинство буржуазно-помещичьих фракций Государственной думы и Государственного совета, были отставка правительства Горемыкина и создание «министерства доверия», опирающегося на Думу. В согласованной к 22 августа 1915 г. декларации поднимались и другие вопросы: обновление состава местных органов власти, прекращение преследований за веру, восстановление украинской и еврейской печати, разработка проекта автономии Польши, частичная амнистия политических заключенных и административно высланных, желательность восстановления профсоюзов и др. Однако даже такая умеренная программа представлялась правым и Николаю II вызовом власти, что провоцировалось и критикой деятельности правительства, развернувшейся на страницах оппозиционной печати. Газетная активность дополнялась заявлениями деловых кругов. В частности, П. П. Рябушинский говорил о необходимости «вступить на путь полного захвата в свои руки исполнительной и законодательной власти». Однако большинство деятелей Прогрессивного блока, включая кадетских лидеров, боялись брать на себя бремя власти.
Объединение в рамках Прогрессивного блока фракций от кадетов до националистов и превращение их в думское большинство ставило правительство перед дилеммой: пойти на соглашение с Думой или проявить твердость. Этот вопрос вызвал серьезные разногласия в Совете министров. Обнародование декларации блока показало, что сотрудничество правительства Горемыкина с Думой маловероятно. Разногласия в Совете министров были осложнены намерением Николая II принять на себя верховное командование. Неудачи русской армии на фронте, сетования правительства на вмешательство Ставки в дела гражданского управления вызвали естественное беспокойство монарха. Благоволение либеральных кругов к великому князю Николаю Николаевичу и одновременно нападки императрицы на него как врага Распутина ускорили решение Николая II возглавить Ставку. Сообщение испугало членов кабинета, сознававших, что, не обладая никакими военными талантами, император может при планировании армейских операций склоняться к мнению случайных лиц. Министров беспокоило, что отъезды царя из столицы нарушат нормальное управление страной и повлекут еще более активное вмешательство в дела со стороны императрицы. Горемыкин, как убежденный монархист, поддержал решение императора. Восемь министров подписали письмо на высочайшее имя с просьбой отказаться от этого шага, но Николай II не внял их советам. Приезд царя в Ставку совпал с известной стабилизацией фронта и наметившимся улучшением артиллерийского снабжения, что позволяло не очень считаться с мнением оппозиции. Активизировавшиеся правые на проходившем в августе Совете объединенного дворянства обвинили правительство в том, что оно излишне допускает «проявление инициативы управления со стороны общественных элементов». В результате 3 сентября 1915 г. последовал указ о прекращении занятий Думы до начала 1916 г. Либеральная оппозиция не решилась на какие-либо демонстрации по этому поводу и откровенно испугалась заявлений о поддержке Думы, сделанных в ходе отдельных рабочих забастовок.
Рабочее движение уже с февраля 1915 г. начинает оживляться, а в июне число бастующих достигает 180 тыс. Этому способствовал спад патриотических настроений в условиях поражения русской армии, а также рост дороговизны и спекуляции продуктами первой необходимости. Подъем рабочего движения начался в ЦПР. Московская, Костромская, Владимирская губернии дали летом 1915 г. 50% всех стачек и 60% стачечников. Текстильные предприятия региона мало привлекались к работе на оборону, что вызывало сокращение производства, понижение заработной платы при укороченном рабочем дне и рост безработицы, особенно среди мужчин. Цены на продовольствие поднялись на 40—60%, а доходы рабочих понизились на 20%. На этой почве в мае 1915 г. разразилась всеобщая забастовка в Иваново-Вознесенске. Требования повышения заработной платы, установления контроля за организацией распределения продуктов и справедливых цен бастующие направили губернатору. В первых числах июня началась объединенная забастовка ряда фабрик Костромы. Когда рабочие попробовали освободить арестованных зачинщиков, по ним открыли стрельбу, убив 12 человек, в том числе подростка. Это вызвало стачки протеста на других предприятиях города. Росту политических выступлений рабочих способствовало воссоздание в ЦПР большевистских организаций. Проведение массовых обысков и аресты обострили ситуацию. 10 августа остановили работу все крупные фабрики Иваново-Вознесенска. На митингах в центре города звучат антивоенные речи и распространяются листовки такого же содержания. Тысячная толпа рабочих при попытке освободить своих товарищей была обстреляна полицией и солдатами. Имелись убитые и раненые. Как отклик на иваново-вознесенские события, прошли забастовки в других губерниях ЦПР, в Петрограде, Харькове, Екатеринославе. В них участвовало более 40 тыс. человек. В сентябре 1915 г. по стране бастовало около 250 тыс. рабочих.
В рабочее движение втягивались и представители политически более отсталых слоев пролетариата, чему в известной степени способствовала легальная деятельность меньшевиков в Думе. Одновременно меньшевики и правые эсеры осенью 1915 г. начали кампанию по созданию рабочих групп в военно-промышленных комитетах. Рабочая группа ЦВПК, возглавляемая меньшевиком К. А. Гвоздевым и входившим в ее состав агентом охранки В. М. Абросимовым, не оправдала надежд ни деятелей либеральной оппозиции, ни властей. Члены группы, принимая участие в разбирательстве конфликтов рабочих и предпринимателей, настаивали, в частности, на выполнении требований рабочих о повышении заработной платы, о сокращении изнурительных ночных работ и др. Это вызывало недовольство предпринимателей и стимулировало рост рабочих выступлений. Разгром, закрытие и запрещение (в Петрограде — до окончания войны) властями профсоюзов вынуждали все более широкие слои рабочих включаться в политическую борьбу.
Начало 1916 г. ознаменовалось в Петрограде стачкой в память жертв 9 января, в которой участвовало около 100 тыс. рабочих. Экономические забастовки, связанные с нехваткой многих продуктов, инфляцией, развитием спекуляции и одновременно бесстыдным, часто выставляемым напоказ ростом доходов заводчиков, носили ярко выраженный антивоенный характер. Забастовка с участием 14 тыс. человек, вызванная отказом владельцев удовлетворить требования рабочих об увеличении заработной платы, прошла в январе—феврале 1916 г. в Николаеве на заводе «Наваль-Руссуд». Остановка в феврале Путиловского заводского гиганта, ежедневно отправлявшего на фронт целый железнодорожный состав со снарядами, артиллерией и другим военным снаряжением, производившего артиллерийские башни, железнодорожное оборудование, легкие суда для Балтийского флота, встревожила правительство. Уговоры депутатов-меньшевиков не помогли. На митинге 23 февраля была принята большевистская резолюция. Правление завода объявило локаут, а командующий Петроградским военным округом провел мобилизацию всех военнообязанных путиловцев. Вскоре завод был передан в казенное управление. События на Путиловском вызвали стачки солидарности на других предприятиях города. В конце апреля — начале мая забастовали 22 тыс. шахтеров и 3 тыс. металлистов Донбасса. Во второй половине мая начались забастовки на Никополь-Мариупольском, Луганском патронном, Петровском в Енакиево, Днепровско-Русского металлургического общества заводах и др. Рабочие требовали увеличения заработной платы, улучшения снабжения продуктами питания.
Осенью 1916 г. основные события в рабочем движении разворачиваются в Петрограде, где накал борьбы достигает большой силы. Как отмечалось в донесении начальника Петроградского охранного отделения, создавшееся тяжелое экономическое положение и политическое бесправие рабочих «заставляют рабочие массы, руководимые в своих действиях и симпатиях наиболее сознательными и уже революционизировавшимися элементами, резко отрицательно относиться к правительственной власти и протестовать всеми мерами и средствами против дальнейшего продолжения войны». Выступления рабочих были направлены на бойкотирование нового государственного займа, против растущей дороговизны, спекуляции и участившихся нарушений снабжения города топливом и продовольствием. В середине октября в столице проходят митинги и забастовки в ответ на призыв Петроградского комитета РСДРП большевиков развернуть борьбу против голода, войны и царского самодержавия. Движение росло быстро: 17 октября бастовало 27 тыс., а 20 октября — уже 75 тыс. Однако 21 октября забастовка была прекращена. Вскоре она возобновилась для защиты 19 кронштадтских матросов, которым по обвинению в принадлежности к большевистской партии угрожала смертная казнь. С 26 октября стачка солидарности охватила большинство крупных предприятий Петрограда. Рабочие не испугались объявления о локауте. 27 октября бастовало почти 80 тыс. человек, что заставило смягчить приговор матросам. 1 ноября стачка завершилась. Всеобщий локаут был отменен, но более тысячи активных забастовщиков было арестовано, около 1800 военнообязанных отправили на фронт.
Крестьянское движение в годы войны отличается многообразием форм активной и пассивной борьбы, ее социальной разнонаправленностью — против помещиков, кулаков, представителей государственной власти. Мобилизация значительной части мужчин деревни, осторожность запасных из-за угрозы отправки на фронт привели к заметному увеличению в массовых выступлениях женщин.
Вопреки ожиданиям властей в деревне довольно быстро усиливались социальные противоречия. В официальных сообщениях уже в конце 1914 г. подчеркивается, что «крестьянское население сосредоточенно ожидает окончания войны», что в нем живы воспоминания о событиях революции и что при выборах на общественные должности предпочтение отдается наиболее радикальным элементам, в том числе участникам «бунтовщического движения 1905—1906 годов». С началом войны усилилась борьба крестьян против помещиков. За вторую половину 1914 г. отмечено в 3 раза больше выступлений, чем за довоенный период. Крестьянство пасло скот на незасеянных помещичьих полях. Призванные в армию начинали массовые порубки в помещичьих лесах, чтобы обеспечить свои семьи дровами. Множество стычек на этой почве в 1915 г. было отмечено в Волынской, Подольской, Минской, Могилевской, Тамбовской и Нижегородской губерниях. Крестьянство не соглашалось с несправедливым распределением тягот войны между деревенским миром и помещиками. Усмирение достигалось только с помощью казаков и драгун.
В годы войны росло возмущение крестьянства увеличением налогов, а особенно введением новых. В частности, это вызвало сопротивление в губерниях, где учреждалось земство, так как земские сборы оказывались самыми большими. В Ставропольской губернии осенью 1914 г. дело доходило до вооруженных столкновений. Беспорядки, охватившие 7 селений Благодарненского уезда, были прекращены только с появлением вице-губернатора с казаками. В январе 1915 г. волнения на той же почве возобновились в селениях Ставропольского уезда. Отказ от уплаты земских сборов привел к принудительному при содействии конных полицейских и казачьих отрядов изъятию у крестьян скота на продажу. В донесениях за 1916 г. губернатор сообщал о продолжавшихся упорных отказах от платежа земских сборов. Против введения земства выступало крестьянство Оренбургской губернии. Усиливалась борьба против реквизиции лошадей, крупного рогатого скота, повозок, теплых вещей для армии. Недовольство вызывал неэквивалентный обмен: цена, например, за лошадь, которая выплачивалась крестьянину, была вдвое ниже рыночной. Высшее армейское руководство признавало недальновидность такой политики, так как реквизиции, «обеспечивая вполне интересы войск, не соблюдают вовсе экономических интересов населения, расшатывая, таким образом, в корне экономическую выносливость последнего, столь необходимую при ведении затяжной войны».
Одновременно с нарастанием в городах возмущения дороговизной и спекуляцией, нехваткой продуктов первой необходимости волнения распространяются и на деревню. Особенной решительностью и дерзостью отличались выступления против торговцев новобранцев, которые громили лавки на рынках и ярмарках, как это случилось в июне 1915 г. в Бобруйском уезде Минской губернии. В течение осени 1914 г. на Кубани возмущенные толпы крестьян, состоявшие преимущественно из женщин, не раз врывались в магазины и лавки, забирая припрятанные продукты. В 1916 г. подобное все чаще происходит в разных регионах страны, общее число таких случаев превысило 200. Особенно большой размах борьба против дороговизны и спекуляции приобрела в летние месяцы в юго-восточных губерниях, на Северном Кавказе и Юге России, испытывавших трудности из-за сокращения доставки в них промышленных товаров по железным дорогам. В одной только Кубанской области волнениями были охвачены 84 станицы. На Дону бунтовали 22 станицы и селения. Солдатки требовали от торговцев письменных обязательств производить продажи по довоенным ценам, а в случае отказов начинали разгром магазинов. В Ставропольской губернии, кроме волнений в 20 крупных селах, сильное возмущение охватило и ее центр, в результате в Ставрополе было объявлено осадное положение. Усмирение повсеместно производилось с применением военной силы и сопровождалось арестами организаторов.
В годы войны обострилась борьба основной массы крестьянства против зажиточной части верхушки деревни, особенно кулаков. Этому способствовали те льготы и послабления, которые кулаки получали от местной власти по выполнению повинностей и несению военных тягот. Кулачество, активно занимаясь торговлей и ростовщичеством, обогащалось в противоположность усиливавшемуся обнищанию значительной части середняков и бедняков. Возмущение крестьянства вызывали действия кулачества по расширению своих земельных владений. Воспользовавшись отсутствием в деревне большинства активного мужского населения, сельские богатеи при поддержке землеустроительных комиссий старались произвести выдел за счет лучших земель. Однако этому активно противодействовали солдатки. Поскольку отказ в выделении через приговоры сельских сходов не всегда принимался во внимание, то в годы войны получают распространение более острые формы борьбы. Так, в апреле 1915 г. в ходе противодействия отрубному выделению земель кулакам в одной из слобод на Сумщине произошло настоящее побоище между крестьянами и собравшимися представителями землеустроительной комиссии, земских властей, стражниками и прочими местными чинами. В итоге два кулака были убиты, полицейские побиты, дом волостного правления разгромлен. Для усмирения слободы, насчитывавшей до 18 тыс. жителей, прибыла специальная карательная команда. Волнения на подобной почве происходили в Нижегородской, Тамбовской и Казанской губерниях. В ходе них толпы крестьян сгоняли землемеров с полей, ликвидировали все межевые знаки, громили дома односельчан-укрепленцев и их промысловые предприятия. Нарастание борьбы против землеустроительных работ заставило Министерство земледелия разослать циркуляр, предупреждавший об осторожности проведения подобных работ и только после достигнутого соглашения. В ноябре 1916 г. правительство вообще отменило землеустроительные работы по выделу отрубов.
Резкое увеличение крестьянских выступлений в 1916 г. свидетельствовало о нарастании общего кризиса в стране. Эти процессы в центральных регионах страны дополнило вспыхнувшее в июле 1916 г. восстание народов Средней Азии и Казахстана в ответ на военные поборы и реквизиции.
Ситуация в «верхах» и либеральная оппозиция в конце 1914 — начале 1917 года. По мере продолжения войны, развития хозяйственного кризиса, роста рабочих и крестьянских выступлений развивался конфликт внутри правящих кругов. Важным его фактором были отношения императора с различными структурами власти, что во многом определяло всю социально-политическую ситуацию в стране. Усилившаяся с лета 1915 г. критика отдельных министров и премьеров вынуждает императора прибегать к их частой смене. Назначения производились под давлением то либеральной, то правой оппозиции, по настоянию царицы или дворцового окружения. Значительную роль играли изменения представлений самого Николая II об отдельных лицах. С осени 1916 г. отставки в правительстве стали такими частыми, что именовались не иначе как «министерская чехарда».
При очередных переменах на вновь назначенных премьера или даже отдельных министров возлагались надежды по коренному изменению ситуации. Именно таким было отношение к А. Н. Хвостову, возглавившему МВД в сентябре 1915 г. и содействовавшему привлечению в правительство лиц крайне правых взглядов. Возвращается на службу мастер политического сыска и провокаций С. П. Белецкий, став товарищем нового министра. Его свойственник А. Н. Волжин, бывший директором Департамента МВД, возглавляет Синод. Вместо отправленного в отставку министра земледелия А. В. Кривошеина назначается крупный самарский землевладелец А. Н. Наумов, а министра путей сообщения А. Ф. Трепова сменяет С. В. Рухлов. Для улучшения продовольственного снабжения населения Хвостов вводит контроль подвоза продуктов к городам и стимулирует создание под эгидой местных органов МВД потребительских обществ. Последнее вызвало недовольство тех общественных организаций, в частности кооперативов, которые уже функционировали в этой области. Проводившиеся внезапные налеты на железнодорожные станции для выявления невывезенных грузов раздражали Министерство путей сообщения. Надеясь получить пост премьера, Хвостов действовал через Распутина, но одновременно хотел скрыть свои связи с ним и даже удалить его из столицы. Такая двойная игра насторожила «старца», и в марте 1916 г. императрица добилась отставки Хвостова.
В условиях постоянной критики либералами Горемыкина 20 января 1916 г. главой кабинета назначается Б. В. Штюрмер, бывший новгородским и ярославским губернатором, директором Департамента общих дел МВД. Он стал заметной фигурой в предвоенные годы, создав политический салон и установив дружбу с Распутиным. Отставка Горемыкина воспринималась как примирительный жест власти в отношении думских оппонентов. Прибытие 9 февраля на открытие заседаний Государственной думы императора, впервые посетившего Думу и даже выступившего с краткой речью, оценивалось как дополнительное проявление «благожелательности» власти к обществу. Однако в декларации Штюрмера было заявлено, что правительство не намерено обсуждать выдвинутые Прогрессивным блоком законопроекты, что разочаровало кадетов и прогрессистов. Вскоре Штюрмер принимает меры к ограничению деятельности военно-промышленных комитетов. Однако усилия воспрепятствовать раздаче оборонных заказов общественным организациям не имели под собой материальных оснований. Как заявил новый военный министр Д. С. Шуваев, армия без этих поставок обойтись не сможет. В июне 1916 г. усиление экономического кризиса поторопило правительство с роспуском Думы.
Нараставшая в стране нестабильность тревожила не только правительство, но и армейское командование. 15 июня М. В. Алексеев в докладе на имя Николая II предложил ввести должность полномочного лица, «которое возможно было бы именовать верховным министром государственной обороны», стоявшего над всеми государственными и общественными учреждениями и подчинявшегося только императору. Речь, по существу, шла об установлении диктатуры для предотвращения социальных конфликтов. Но проект Алексеева был отвергнут. Постановка этих вопросов совпала с очередной реорганизацией кабинета. Штюрмер, уже занимавший пост министра внутренних дел после отставки Хвостова, одновременно становится министром иностранных дел после удаления англофила С. Д. Сазонова. Для достижения большей однородности правительства и ужесточения его курса в него вводятся представители правых. Министром земледелия назначается председатель Совета объединенного дворянства А. А. Бобринский. Смещенный ранее за отказ на просьбу царицы и Распутина освободить из-под ареста В. А. Сухомлинова А. А. Хвостов становится министром внутренних дел, а его должность министра юстиции занимает А. А. Макаров. В течение августа — начале сентября 1916 г. проблема установления твердых цен на хлеб выявила прямое противодействие отдельных министров решениям друг друга. В этой ситуации военный министр властью председателя Особого совещания по обороне созывает 8 сентября совместное с Совещанием по продовольствию заседание и добивается понижения уровня твердых цен. На следующий день Совет министров их вновь повышает, но не до прежнего уровня. Такие действия свидетельствовали о разладе системы государственного управления, отдельные звенья которой отражали не столько общегосударственные, сколько корпоративные интересы определенных социальных групп. Попытка создать очередное сильное правительство опять обернулась полным крахом. Поиск очередного кандидата на роль спасителя страны привел к выдвижению А. Д. Протопопова.
Симбирский помещик и предприниматель, пользовавшийся доверием крупных банкиров, Протопопов в Думе принадлежал к левому флангу октябристов. Усиленно выдвигавшие Протопопова октябристы проглядели его давние связи с Распутиным. Еще 18 сентября 1916 г. Протопопов был назначен управляющим МВД. Очень скоро его действия вызвали недовольство большей части Прогрессивного блока, особенно передача продовольственного дела в МВД, что означало отстранение общественных организаций военного времени и земств. Настроение либеральной оппозиции было настолько негативным, что Протопопов, уже добившись у Николая II согласия по этому вопросу, в последний момент решил отсрочить его реализацию. Проявленная им слабость вызвала недовольство Распутина и императрицы, которые в очередной раз ошиблись с «диктатором».
Готовясь к открытию 31 октября 1916 г. сессии Государственной думы, Штюрмер не исключал ее скорого роспуска. Его опасения подтвердились: каждый день работы Думы проходил под знаком критики деятельности правительства, особенно премьера и Протопопова. Одновременно на Николая II увеличилось давление членов императорского дома, высказывавшихся за удаление Распутина, прекращение вмешательства императрицы в дела государственного управления и создание «ответственного министерства» (перед Думой), чтобы «предотвратить общую катастрофу». Итогом явилась отставка 9 ноября Штюрмера и назначение председателем Совета министров к неудовольствию императрицы А. Ф. Трепова.
В последние месяцы самодержавия в правящих верхах выявились две линии политики. Первая предполагала проведение курса при полном игнорировании общественного мнения и думской оппозиции, роспуск Думы без указания срока нового созыва, возможное ее преобразование в законосовещательный орган, введение осадного положения в столицах и др. Вторая, которой придерживались лица из императорской фамилии и ряд сановников, включая нового премьера, имела целью раскол Прогрессивного блока и формирование нового правооктябристского большинства, но без крайне правых. При выступлении премьера с декларацией в Думе Прогрессивный блок заявил, что не намерен свергать правительство, но высказался за отставку Протопопова и ликвидацию влияния «темных сил». Эти требования поддержал В. М. Пуришкевич, заявив, что «все зло идет от тех темных сил, ... которые возглавляются Гришкой Распутиным».
Дело в том, что в течение 1916 г. императорская чета и ее ближайшее окружение подвергались все более резким нападкам за связи со «старцем». Распутин довольно умело создавал видимость своей необычной власти, погрязнув в основном в пьянстве и разгуле, что тоже не прибавляло авторитета самодержавию и с чем пытались бороться еще Столыпин и Коковцов. Характер газетных публикаций на эту тему приобретает все более скандальный оттенок. К либеральному хору присоединяются возмущенные голоса представителей крайне правых, черносотенных кругов. Обсуждение похождений Распутина, его реальной и мнимой роли в государственных делах на страницах печати, в Думе, на собраниях корпоративных организаций приводит к дискредитации царской семьи, от которой отворачивается самая надежная опора самодержавия — поместное дворянство. XII съезд уполномоченных дворянских обществ (конец 1916 г.) потребовал устранения от государственных дел «темных сил» и создания правительства, способного к совместной работе с законодательными учреждениями. Эта тема поднимается в различных адресах правонационалистических организаций на имя Николая II. Нахождение Распутина при дворе вызывает возмущение в армии, в том числе в высших армейских кругах. Выражением накопившегося недовольства стал заговор против «старца» правых и представителей высшего света. 16 декабря 1916 г. Г. Распутин был убит при участии одного из самых известных лидеров думских черносотенцев В. М. Пуришкевича, великого князя Дмитрия Павловича и князя Ф. Ф. Юсупова. Однако убийство не столько повергло в глубокий траур царя и особенно царисколько вызвало с их стороны ожесточение и озлобление против правых и членов императорской фамилии, поддерживавших и оправдывавших заговорщиков. Императорская чета, все больше утрачивая чувство реальности и наивно надеясь на сохранение давних патриархальных представлений о самодержавии в народе и армии, видит своего главного врага в Думе. В то же время царь не решился на суровое наказание убийц. Пуришкевич успел уехать на фронт и не был тронут. Юсупова выслали в его имение, а великого князя Дмитрия Павловича отправили в действующую армию в Персию. Среди великих князей, очевидно, продолжались разговоры об устранении влияния на императора Александры Федоровны, предпринимались попытки составления новых коллективных писем, возможно, даже велись разговоры о заговоре. Однако, как вспоминали потом современники, последнее порождало еще больший страх перед надвигающейся катастрофой, лишая заговорщиков остатков решимости.