Ограничением деятельности народного представительства являлось право царя на установление времени ежегодного созыва Государственного совета и Государственной думы, определение продолжительности их занятий и сроков перерыва в течение года, роспуск по императорскому указу Думы «до истечения пятилетнего срока полномочий ее членов».
I Государственная дума начала свою работу 27 апреля 1906 г., просуществовав всего 72 дня. Кадеты получили в ней 35 % депутатских мест. В условиях незавершенности процесса создания политических партий мелкие либеральные группировки примкнули к ним, обеспечив устойчивое кадетское большинство в Думе. Поднявшееся на активную борьбу за свои права, прежде всего за землю, русское крестьянство оказалось достаточно широко представленным в I Думе. Большинство избранных крестьян и леворадикальных интеллигентов, среди которых преобладали эсеры, энесы (свыше 20 % мест), объединились в Трудовую группу. Большевики бойкотировали выборы в Думу. Торжественное открытие I Государственной думы состоялось в Зимнем дворце. После царского приветствия депутатов как «лучших людей» России и обещания сохранить дарованные установления депутаты на пароходе отправились в Таврический дворец, отведенный для заседаний Думы. Председателем был избран кадет, профессор Сергей Андреевич Муромцев.
В канун открытия Государственной думы был отправлен в отставку С. Ю. Витте, оставшийся членом Государственного совета и Комитета финансов. Проведение премьером политики вынужденного лавирования между по-прежнему влиятельными консервативными силами и набиравшими вес либеральными партиями, череда бесконечных маневров то в сторону реформ, то укрепления прежних основ и порядков привели к известному падению его авторитета в оппозиционных кругах общества и крайне раздражали царя. Верхи терпели Витте, пока он не добился заключения крупного заграничного займа, который должен был спасти Россию от очевидного финансового краха. Председателем Совета министров стал Иван Логгинович Горемыкин, известный как один из наиболее твердых приверженцев сохранения прежних устоев самодержавия и в силу этого не намеренный сотрудничать с Государственной думой. Но власть не учла, что радикально настроенные крестьянские депутаты, политические группы, выражавшие их настроения, и даже кадеты, стремившиеся сыграть роль ведущей политический партии, не могли себя вести в Думе послушно, одобряя любые предложения правительства.
В ответном адресе на «тронную речь» кадеты, не без влияния трудовиков, в весьма осторожных выражениях выразили намерение удовлетворить земельную нужду крестьян с помощью обязательного отчуждения частновладельческих, удельных, монастырских и церковных земель. Однако царь не принял депутацию, избранную для вручения адреса. Еще хуже оказались последствия просьбы кадетов сформировать свое, кадетское правительство. В ответ Горемыкин заявил, что пожелания Думы о составе правительства выходят за рамки ее компетенции. Более решительно поступили трудовики, предложившие вотум недоверия правительству, за который высказалось и кадетское большинство Думы. Горемыкин проигнорировал это постановление. В дальнейшем третирование Государственной думы со стороны правительства выражалось в довольно редком направлении в ее адрес основополагающих законопроектов, а поступавшие выглядели как насмешка. Дума всерьез должна была обсуждать законопроекты об учреждении оранжереи при Юрьевском университете в Дерпте, об освещении дома военного министра и т. п.
Тем не менее сама Государственная дума выдвинула законопроекты по наиболее животрепещущему вопросу российской жизни — аграрному. Внесенный кадетами законопроект предусматривал возможность отчуждения лишь части помещичьих земель с выкупом ее по «справедливой оценке». Трудовики, опираясь на волю крестьян, представили проект, в котором предлагалось принудительное отчуждение всех частнособственнических земель, включая и помещичьи, а затем их бесплатное распределение по установленной «трудовой норме». Дума поручила особой комиссии разработать земельный закон на началах принудительного отчуждения. Допустить обсуждение такого законопроекта власть никак не могла. 8 июля последовал Манифест о роспуске I Думы, обвинявшейся в разжигании смуты. Об окончании своих трудов депутаты узнали на следующий день, обнаружив на закрытых дверях Таврического дворца текст Манифеста. Попытка не подчиниться роспуску Думы как незаконному группой депутатов от кадетов, трудовиков и меньшевиков, уехавших в Выборг и принявших воззвание, не имела реальных политических последствий. Впрочем, 167 депутатов, подписавших «Выборгское воззвание», в декабре 1907 г. приговорили к 3 месяцам тюрьмы. Преследования перво думцев своеобразно отразились на ходе избирательной кампании во II Думу в крестьянской среде. Своих кандидатов, считая их «мучениками за народное дело», крестьяне стали укрывать, имена их заранее не оглашать, чтобы они не подверглись арестам или высылке.
Почувствовав ослабление революционного натиска и убедившись на примере I Думы, что кадеты не в состоянии повести за собой крестьянство, власти избирают более решительную тактику. Вместо отправленного в отставку Горемыкина председателем Совета министров в июле 1906 г. назначается Петр Аркадьевич Столыпин, принадлежавший к старинному дворянскому роду и проявивший себя энергичным управленцем в должности гродненского (1902–1903) и саратовского (1903–1905) губернатора, министра внутренних дел с апреля 1906 г. Преданность самодержавию он доказал решительным подавлением весной — летом 1905 г. крестьянских восстаний на территории вверенной ему губернии, чем заслужил монаршую благодарность. Одновременно Столыпину удалось удержать «в узде» черносотенные губернские организации и устраниться от участия в карательных экспедициях осени 1905 г., за что он даже прослыл либералом. Новый премьер избрал курс на раскол общины и модернизацию жизни русской деревни.
Революционное движение рабочих и крестьян, которое приобрело в 1905 г. значительные масштабы по своей численности, распространенности по территории страны, упорству и отваге участников, не могло прекратиться само собой, и его не сразу удавалось ликвидировать властям. Рабочее движение 1906 — первой половины 1907 г. оставалось еще значительным. В первые месяцы 1906 г. в стачках участвовало от 200 до 220 тыс. человек, а 70 % стачек 1906 г. (в предшествующем году —50 %) сопровождались политическими требованиями. Из-за массовых локаутов рабочие прибегали к забастовкам реже и проводили их путем прекращения работы в ведущем цехе, организации бойкота заказов бастующих заводов и пр. В 1905–1906 гг. рабочие добивались полной или частичной победы приблизительно в 70 % стачек, в 1907 г. — более чем в 40 %. В течение 1906 г. получили распространение формы своего рода партизанской борьбы. Лето 1906 г. ознаменовалось новыми вспышками борьбы в армии и на флоте: беспорядки в крепости Брест-Литовск, в Дешлагаре (Дагестан); выступление артиллеристов крепости Свеаборг (побережье Финляндии), охватившее почти все укрепления на островах вокруг крепости. Свеаборг поддержали отряд Красной гвардии из Гельсингфорса, крейсер «Память Азова» и Кронштадт, где в ночь на 20 июля началось восстание матросов, минеров, саперов и рабочих дружин. Однако власти его подавили.
В 1906 г. вновь обострилось крестьянское движение, приближаясь в отдельные месяцы к самой высокой отметке 1905 г. Подъем крестьянских выступлений в Европейской России относится к маю 1906 г., увеличившись по частоте в сравнении с апрелем почти в 3,5 раза. В июне — июле накал борьбы достигает своего пика — свыше 1400 выступлений. Общее же их число (1843) в июне — сентябре превзошло уровень октября 1905 — января 1906 г. (1769). Достаточно высоким оставалось летом 1906 г. количество уездов (260, или 47,6 %), охваченных крестьянским движением. Во второе полугодие 1906 — первую половину 1907 г. движение по-прежнему отличает значительное число крестьянских выступлений, в 2–3 раза превышающее показатель февраля — апреля 1906 г. В 1906–1907 гг. сохранялись такие формы крестьянской борьбы, как захват земель, сенокосов, лугов, скота, фуража, хлеба, продолжался и разгром помещичьих усадеб, большей частью уничтоженных в конце 1905 г. Всего в революцию было разгромлено до 2 тыс. (по новым подсчетам только в Европейской России и Грузии — 3–4 тыс.) имений. Общий размер убытков помещиков, поскольку крестьяне захватывали зерно, орудия труда и другое имущество ненавистных землевладельцев, составил около 29 млн руб. Наибольшее число владений было уничтожено в основных центрах крестьянского движения: в ЦЧО — почти 700, Поволжье и Пензенской губернии — свыше 1200, прибалтийских губерниях — около 650. Разрушая усадьбы, крестьяне стремились изгнать помещиков из деревни, чтобы завладеть землей, которая, по их убеждению, должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает. Значительную часть в аграрном движении 1905–1907 гг. составили забастовки сельскохозяйственных рабочих. В 1905 г. они охватили 50 % уездов Европейской России, а в прибалтийских губерниях и районах капиталистически организованного свекловичного производства — 70–87 % уездов.
«Приговорное движение» было одним из основных проявлений решительной борьбы русского крестьянства за свои права. Инициированное указом 18 февраля, это движение до осени 1905 г. не приобрело значительного размаха, несмотря на усиление интереса крестьянства к событиям внешней жизни, в частности политической. Этот интерес разжигали демократически настроенная сельская интеллигенция (учителя, врачи, земские служащие и др.), рабочие, приезжавшие в родные края. Наиболее восприимчивы к политической агитации были грамотные крестьяне, доносившие затем ее идеи в приемлемой форме до своих односельчан. В приговорах этого времени преобладает описание нищеты, бесправия, невежества и забитости крестьян, высказывается мысль о переходе государственных, удельных, церковных, а также в известной мере и частновладельческих земель в руки крестьян. С октября 1905 г. резко упало число приговоров, адресованных царю и правительству, но возобладали обращения к революционным организациям. Несколько тысяч их поступило в адрес II съезда Крестьянского союза (ноябрь 1905 г.), который настойчиво рекомендовал составление общественных приговоров о крестьянских нуждах. Содержание приговоров свидетельствует о радикализации крестьянских требований, прежде всего политических: созыв Учредительного собрания и Государственной думы, наделенной законодательными правами; расширение прав земства; выборность его и всех властей сверху донизу. Крестьяне высказались за введение демократических свобод, всеобщего бесплатного образования. В большинстве приговоров заявлялось о необходимости уничтожения частной собственности на землю и передачи всех земель крестьянству. На этом этапе проявилось влияние взглядов эсеров и социал-демократов на содержание крестьянских требований. Газеты этих партий публиковали образцы приговоров, агитаторы участвовали в обсуждении и составлении документов на сходах. Выборы в I Думу и ее деятельность были связаны с массовым распространением приговоров вопреки противодействию властей. После речи царя и министерской декларации 13 мая усиливается поток приговоров и телеграмм с выражением поддержки депутатов против министров, требований «свободы», без которой, как подчеркивается, нельзя добиться земли.
I Государственная дума отличалась изменением партийного состава. Кадеты потеряли почти половину своих мест, но увеличилось число депутатов, представлявших октябристов и черносотенцев, а также левые партии. Трудовики, эсеры и энесы получили во II Думе 157 мест вместо прежних 94, социал-демократы — соответственно 65 вместо 18. Полевение Думы означало, что дни ее сочтены. Правительство не могло выйти из кризиса, не прибегая к насилию, а энергия масс, особенно рабочих, была уже на исходе. Забастовочное движение в первой половине 1907 г. отмечено небольшим подъемом в январе и резким всплеском в мае. Открытие II Государственной думы состоялось 20 февраля 1907 г. Председателем был избран известный деятель земского движения и один из основателей кадетской партии Федор Александрович Головин. Кадеты надеялись создать конституционный центр, привлекая фракции народнической ориентации и часть депутатов от октябристов, польского коло и мусульманской группы. Они не допустили голосования о вотуме недоверия правительству и после правительственной декларации высказались за переход к очередным делам. С помощью октябристов и запугивания трудовиков угрозой роспуска Думы кадеты добивались принятия большинства правительственных законопроектов.
Предложенный кадетами новый земельный закон отличался от предыдущего проекта: не все крупные владения подлежали отчуждению; примерно половина расходов по вознаграждению помещиков за отчуждаемую землю возлагалась на крестьян; исчезло признание национализации в виде образования постоянного государственного фонда. Черносотенцы и октябристы выступили против любых предложений о принудительном отчуждении помещичьих земель. Трудовая группа поставила на обсуждение Думы проект «Основных положений земельного закона», воспроизводящий их прежнюю записку. Трудовики и эсеры доказывали принадлежность земель народу и нелепость предложений их покупки теми, чьей собственностью они являются. Они особо подчеркивали, что эти земли — «свои земли», «нами уже десять раз отработаны кровью, потом и деньгами». Критике подвергался принцип неприкосновенности и священности частной собственности на землю. Депутат из Саратовской губернии заявил: «Бог сотворил человека и вручил ему землю, но у нас ее нет, почему это? Я прямо скажу и откровенно: украли у нас ее». Выступивший перед окончанием прений Столыпин ответил на эти требования многомиллионной массы крестьянства, трудом которой обрабатывалось и большинство помещичьих земель, что правительство не позволит «обездолить 130 тыс. владельцев и оторвать их от привычного и полезного для государства труда». Слова премьера привели к выработке всеми левыми фракциями формулы с требованием принудительного отчуждения частновладельческих земель и немедленной отмены столыпинских аграрных законов, утвержденных по ст. 87. Кадеты сорвали обсуждение этой формулы.
Слушания аграрного вопроса показали, что кадетский центр не способен добиться соглашения с левыми фракциями, но распускать Думу в ходе данных дебатов, когда усмирение деревни не закончилось, было рискованно. Власти прибегли к обвинению в «военном заговоре» против государственного строя депутатов РСДРП. Как позднее признавался Ф. А. Головин, «был действительно заговор, но не заговор 55 членов Думы… а заговор Столыпина и К° против народного представительства и основных государственных законов». В ночь на 3 июня 1907 г. был произведен арест социал-демократической фракции, а днем опубликован Манифест о роспуске Думы. Первая российская революция завершилась. Страна вступила в новый период своей истории.
* * *
Революция 1905–1907 гг. имела главными причинами те несоответствия, которые сложились в российском обществе к началу XX в. и определили ее цели — уничтожить остатки феодализма в политическом строе, социальной структуре общества и его экономическом базисе, обеспечив интенсивную модернизацию страны, преодоление ее социокультурной отсталости. Реализация этих целей требовала упразднения неограниченной монархии, уничтожения сословного неравноправия, ликвидации или ограничения помещичьего землевладения, обеспечения свободы предпринимательской деятельности. Однако революция шла в своих требованиях еще дальше, выдвигая демократические лозунги всеобщего равноправия, прямых и тайных выборов при формировании представительных учреждений, установления 8-часового рабочего дня и т. д. Основную борьбу в России вели пролетариат и крестьянство. В 1905–1907 гг., по официальным, вдвое заниженным данным, бастовало 4,7 млн рабочих, т. е. в 4 раза больше, чем в предшествующее десятилетие. Рабочие поднялись и на вооруженное восстание против самодержавия. Пролетариат не раз вставал на защиту тех, кто подвергался преследованию властей, что формировало в обществе представление о нем как основном борце за свободу и демократию. Мощность протестного движения многомиллионного российского крестьянства (26 тыс. различных проявлений) является важнейшим показателем размаха революции. Крестьянская борьба в 1905–1907 гг. проходила под лозунгом ликвидации помещичьей собственности и многочисленных революционно-демократических требований, зафиксированных в тысячах крестьянских приговоров. Необычайно значительную роль в первой русской революции сыграла интеллигенция, активно участвуя в революционных событиях или им сопереживая. Только ее меньшинство оказалось по другую сторону баррикад. Интеллигенция стала основой политических партий России, она активно действовала в возникших новых структурах (профессионально-политические союзы, Государственная дума); расширившимся полем ее деятельности стала журналистика. Революционно-демократическая интеллигенция являлась одним из самых энергичных участников массовых движений. Не осталась в стороне от борьбы учащаяся молодежь, особенно студенчество. Российская буржуазия не стремилась на баррикады, в массовом движении ее представляли в основном средние городские слои. В процессе развития революции усиливалась роль политических партий, привносивших в стихийное движение масс свое понимание задач и свои представления о будущем устройстве российского общества. И все-таки в революции 1905 г. стихийный процесс ее развития и подъемов опережал деятельность политиков и идеологов движения.
Революция 1905–1907 гг. потерпела поражение в том смысле, что попытка уничтожить препятствия на пути модернизации страны не удалась до конца, так как самодержавная власть удержалась, а проведенные под влиянием революции реформы не разрешили тех противоречий, которые вызвали революционный кризис в России. Тем не менее царизму были нанесены такие удары, от которых он уже не смог оправиться. Царская монархия удержалась, пойдя на уступки требованиям революционных сил и отвечая на вызовы процесса модернизации. Попытки после революции отменить ее завоевания были обречены на провал. Россия перешла в другую эпоху, изменились весь ее облик и уклад жизни. Революция пробудила от вековой спячки миллионы крестьянства, резко изменила уровень политической сознательности рабочих. Революция, показав в действии все классы общества и партии, способствовала развитию новых форм политической деятельности, росту политической культуры общества.
Размах революции и продемонстрированное ее участниками многообразие форм борьбы против угнетения и бесправия трудящихся не могли не оказать влияние на развитие массовых народных движений в начале XX в. во многих странах мира.
Революция оказала большое влияние на последующее экономическое и социально-политическое развитие России. Однако данный ею импульс не привел к существенной модернизации страны, поскольку преобразования осуществлялись консервативной властью, медленно и путем ограниченных реформ. Традиционно в отечественной историографии послереволюционная эпоха определяется как третьеиюньская монархия, противоречиво сочетавшая в себе укоренившиеся принципы абсолютизма и весьма еще слабые, не развитые до конца элементы обновляющейся политической системы.
Государственная дума, ставшая новым явлением в политическом устройстве Российской империи, при всех ее несовершенствах была близка по своим правам и характеру деятельности парламентам других монархических государств мира. Изданием 3 июня 1907 г. Манифеста о роспуске II Государственной думы и нового избирательного закона самодержавная власть совершила государственный переворот, отступив от принципов, заложенных в ранее принятых актах. При спаде активности населения это было неизбежно. Манифест провозглашал: «Только власти, даровавшей первый избирательный закон, исторической власти русского царя, довлеет право отменить оный и заменить его новым». Сохраняя антидемократические ограничения старого, новый закон о выборах сокращал число лиц, имевших избирательное право, и усложнял процедуру выборов депутатов. Народы Средней Азии, Якутской области, Забайкалья, кочевники Астраханской и Ставропольской губерний вообще лишались представительства в Думе. Резко снизилось число депутатов от Кавказа (10 мест вместо 29) и Польши (14 вместо 37). Это отвечало принципам Манифеста 3 июня — иные народности «не должны и не будут являться в числе, дающем им быть вершителем вопросов чисто русских». По новому закону рабочие потеряли около половины выборщиков, крестьяне — больше половины. С 26 до 5 (Петербург, Москва, Рига, Киев, Одесса) сократилось число городов, в которых проводились прямые выборы в Думу. Только в Петербургской, Московской, Владимирской, Костромской, Харьковской и Екатеринославской губерниях остались рабочие курии, избиравшие по одному депутату. В 53 губерниях Европейской России от крестьянской курии выбиралось по одному депутату. Введение новых цензов привело к разделению городской курии и вытеснению из числа выборщиков демократически настроенной городской интеллигенции. На губернских избирательных собраниях теперь при всех обстоятельствах преобладали представители только 2 курий: помещики от землевладельческой и крупная буржуазия от первой городской. Общее число депутатов Думы сократилось с 524 до 442.
По итогам выборов в III Думу места распределились таким образом: крайне правые — 50, умеренно правые и националисты — 97, октябристы и примыкающие к ним — 154, прогрессисты — 28, кадеты — 54, мусульманская группа — 8, польское коло вместе с литовско-белорусской группой — 18, трудовики — 13, социал-демократы — 20 (затем — 14, за счет отсева случайных лиц). Эсеры в выборах не участвовали. Ни одна из помещичье-буржуазных партий не имела абсолютного большинства, что предопределило особую роль в III Думе октябристского центра. Изменение состава большинства придавало неустойчивость Думе и позволяло самодержавию играть на противоречиях помещиков и буржуазии, оставаясь хозяином положения. Каждое думское большинство реализовало свои задачи. Правооктябристское содействовало осуществлению карательной политики власти, октябристско-либеральное — проведению минимума реформ, которые даже с точки зрения правительства были необходимы в России. Эту систему одни современники определили как «думский маятник», другие — как проявление политики бонапартизма.
Председателем Думы стал член ЦК «Союза 17 октября» помещик Николай Алексеевич Хомяков, бывший директор департамента земледелия и бывший губернский предводитель дворянства. В марте 1910 г. Хомяков ушел в отставку. Вместо него был избран председатель «Союза 17 октября» А. И. Гучков. С этого момента Думу возглавляли лидеры политических партий. Начиная с III Госдумы утверждаются основные формы парламентской деятельности: дебаты по заявлениям правительства, обсуждение законопроектов и бюджета, в том числе и в думских комиссиях, а также слушание ответов на запросы депутатов. Председатель Думы играл решающую роль во время дебатов и получил, хотя и с ограничениями, право всеподданнейших докладов. Из депутатов формировались постоянные и временные комиссии. На основе одной или нескольких политических платформ создавались партийные фракции (или группы), регистрировавшиеся Совещанием Думы, но число беспартийных депутатов оставалось большим. Имелись думские объединения иного типа — польское коло, группы мусульманских депутатов, казаков, крестьян и священников. Деятельность Думы и постоянных комиссий фиксировалась в стенографических отчетах, которые не велись во временных комиссиях и руководящих органах Думы.
Совет министров стал важным звеном складывающейся политической системы, в обязательном порядке рассматривая законопроекты, поступавшие в Думу, и те, которые, минуя Думу, непосредственно утверждались царем. В пределах своей компетенции Совет министров принимал постановления, инструкции и распоряжения. После упразднения Комитета министров в апреле 1906 г. его функции перешли к Совету министров. Для оперативного решения множества мелких административных дел в декабре 1909 г. был образован так называемый Малый Совет министров. В «Основных государственных законах» специально перечислялся значительный круг вопросов государственного управления, которые оставались в ведении императора и которые передавались на рассмотрение Совета министров только в порядке высочайшего повеления. Известную самостоятельность по отношению к председателю сохранил каждый из министров, подчиняясь в своей деятельности только монаршей воле и монаршим указаниям. К формальным правилам добавлялись, осложняя совместную работу и усиливая независимость отдельных министров, различная степень их влияния на царя и его окружение, их связи с императорской фамилией и двором, с царскими фаворитами. История отдельных правительственных кабинетов 1906–1914 гг. показывает, что сплочению Совета министров способствовали авторитет и личность его главы. Объединительные тенденции в деятельности правительства особенно усиливаются при П. А. Столыпине, главным образом в связи с критическими обстоятельствами подавления революционного движения и тем доверием, которое первоначально царь оказывал Столыпину и выдвинутой им программе. Свою роль сыграла незаурядность личности самого Петра Аркадьевича. В момент назначения Столыпина главой кабинета (с одновременным оставлением его в должности министра внутренних дел) в Совете министров оставалось много представителей старого состава. В дальнейшем в правительстве происходят перестановки, продиктованные стремлением Столыпина привлечь к работе своих единомышленников и удалить лиц, настроенных против его преобразований. Кабинет, осознавая необходимость налаживания сотрудничества с Думой, регулярно представлял парламенту законопроекты. Большое внимание уделялось правительственным декларациям, речам премьера в Думе и ответам министров на депутатские запросы.
Деятельность политических партий и организаций стала характерным явлением общественной жизни России в послереволюционную эпоху. Активный процесс размывания в русском обществе старых сословий и утверждение новых буржуазных классов во многом предопределяли нечеткую связь политической партии и ее социальной базы. Одновременно это порождало существование внутри крупных партий фракций, групп, создание очень небольших, как правило, недолговечных политических объединений, придавая некоторую хаотичность политической борьбе в российском обществе. В эпоху третьеиюньской системы наиболее значимыми политическими партиями, как правило, представленными в Госдуме, были черносотенцы, октябристы, кадеты, трудовики и социал-демократы.
Черносотенные объединения в период III Думы и в предвоенные годы не преодолели организационной рыхлости. Не обладал должной устойчивостью и «Союз русского народа». Уже в ноябре 1907 г. от него откололся «Русский народный союз имени Михаила Архангела», оформившийся в партию в марте 1908 г. Его лидером стал В. М. Пуришкевич. В «Русском народном союзе» была представлена наиболее монархически настроенная часть православного духовенства. Партия насчитывала около 20 тыс. членов. Под огонь критики черносотенцев попадали не только революционеры и либералы, но и сановное чиновничество, которое они считали повинным в изменениях политической системы России, в проведении реформ и поддержке различных нововведений. Объектом их нападок часто был П. А. Столыпин, не ликвидировавший представительные учреждения и вознамерившийся расколоть русскую общину. Сторонников такой линии в «Союзе русского народа» называли дубровинцами в отличие от обновленцев. Окончательное оформление дубровинского течения в самостоятельную организацию произошло только в августе 1912 г.
В послереволюционной ситуации явления апатии, гипертрофированной критики всего предшествующего этапа борьбы были характерны для всех общественных движений и политических партий. Глубокий кризис переживал либерализм в целом и особенно былая, оппозиционно настроенная, русская интеллектуальная элита. Наиболее ярко это проявилось в сборнике «Вехи». Его статьи, написанные видными мыслителями и общественными деятелями — Н. А. Бердяевым, В. Н. Булгаковым, М. О. Гершензоном, П. Б. Струве, — были посвящены истории русской интеллегенции, ее участию в осободительном движении. Сборник пронизан настроением неверия и социальной апатией. Особой критике в «Вехах» подверглись идеи марксизма, увлечению которым отдали дань и авторы сборника, а также попытки их применения на русской почве. В сборнике безусловно осуждались все действия русской демократической интеллигенции и даже сами ее помыслы, вызвавшие чудовищную ярость народа. Обвиняя интеллигенцию в безбожии и отсутствии христианского смирения, авторы призывали обратиться к идеалам личной нравственной ответственности и гражданского правосознания. Идеи «Вех» не совсем были поняты и восприняты широкими кругами демократической интеллигенции.
Одной из влиятельных партий в годы третьеиюньской монархии стал «Союз 17 октября». Октябристы образовали правый фланг либерально-буржуазной оппозиции, видя свою цель в оказании содействия правительству, что предопределило их роль в III Думе. Партия в целом и ее лидер А. И. Гучков публично одобряли разгон II Думы, политику и деятельность П. А. Столыпина, введение военно-полевых судов, принятие нового избирательного закона. Такая позиция и социальный состав партии, где вес крупных аграриев был значителен, не позволили октябристам стать ведущей партией российской буржуазии. Промышленные круги относились к «Союзу 17 октября» с недоверием.
В послереволюционную эпоху осложнилось положение наиболее крупной русской либеральной партии — конституционно-демократической. Несмотря на стремление дистанцироваться от власти, кадеты вместе с тем не раз демонстрировали свою готовность идти на сотрудничество с ней, что проявилось еще в переговорах 1905 г. с Витте о вхождении в правительство и в июне 1906 г. в переговорах с П. А. Столыпиным, Д. Ф. Треповым, А. П. Извольским. Общая апатия способствовала падению популярности партии в мелкобуржуазной среде города и деревни, привела к значительной потере голосов на выборах в III Государственную думу, к сокращению общей численности партии до 30 тыс. членов, полной ликвидации сельских ячеек, большей части уездных комитетов и групп. Число местных организаций партии уменьшилось в 5 раз. Тем не менее кадетская фракция в новой Думе проявляла активность в разработке собственных законопроектов и обсуждении поступавших от правительства и других фракций, в выступлении с депутатскими запросами. Постепенно усиливавшаяся критичность выступлений кадетских депутатов привела к размежеванию партии. Правое крыло выступало за «оздоровление власти» с помощью парламентских средств. Левое, возглавляемое Н. В. Некрасовым, настаивало на более решительных шагах в Думе и вне ее, заявляя, что революционный исход в России неизбежен. Большинство во главе с Милюковым высказывалось за сбалансированную позицию, суть которой сводилась к «изоляции правительства», не исключая совместных действий с левыми партиями.
Неоднородность состава российской буржуазии, имевшиеся в ее среде региональные и отраслевые различия интересов, противоречия между крупным финансовым капиталом, тесно связанным с правительственными верхами и дворянством, и промышленной буржуазией, не забывавшей своего крестьянского происхождения, предпочитавшей сохранять купеческие звания, чувствовавшей отчужденность представителей элитарной культуры, привели к возникновению в ноябре 1912 г. Партии прогрессистов. Она явилась преемницей партии мирного обновления, которая в 1907–1908 гг. сошла с политической сцены, уступив место новому движению — прогрессизму, сближавшему представителей русской интеллектуальной и деловой элиты. По своему социальному составу это была самая буржуазная партия. Политические требования прогрессистов были умеренны: конституционная монархия, выборное двухпалатное представительство на основе большого имущественного ценза для депутатов, пере распределение прав и полномочий в пользу широких кругов отечественной буржуазии.
По мере нарастания трений между императором, премьером, Советом министров, Государственной думой и Государственным советом развивались разногласия и в думских фракциях. Осенью 1909 г. от октябристов откололась группа, образовавшая фракцию правых октябристов. Не без участия Столыпина, нуждавшегося в поддержке, шло создание новой партии и новой фракции среди правых. В апреле 1909 г. состоялся учредительный съезд партии умеренно правых, избравший комитет во главе с П. Н. Балашовым. В октябре 1909 г. умеренно правые и националисты слились в одну фракцию, а в январе 1909 г. «Всероссийский национальный союз» объединился с умеренно правыми в Партию русских националистов. В Думе возник новый центр — националистический. Тяжелые времена продолжала переживать кадетская партия, насчитывавшая к середине 1909 г. всего 22 губернских и 29 уездных партийных групп.
Отсутствие влиятельной политической партии российской буржуазии восполнялось в период 1908–1914 гг. активной деятельностью предпринимательских организаций. Регионально-отраслевые и всероссийские съезды промышленников, финансистов, торговцев наиболее последовательно осуществляли представительские функции перед государством, «обществом» и рабочими. Как правило, съезды и их исполнительные органы (Советы съездов) действовали помимо высших представительных учреждений — Государственной думы и Государственного совета. Корпоративные организации предпринимателей предпочитали обращаться со своими вопросами непосредственно к монарху или к органам исполнительной власти — министерствам финансов, торговли и промышленности, путей сообщения, государственных имуществ. В послереволюционный период важное значение приобрели регулярно проводившиеся съезды предпринимательских объединений и созданная сеть периодических изданий этих организаций. Съезды стремились опереться на более широкие круги буржуазии и интеллигенции, особенно научно-технической, значительно представленной в аппаратах съездов и среди авторов их изданий. В обществе целенаправленно создавался привлекательный образ промышленника. Если ранее фабриканты стремились урегулировать свои отношения с рабочими через правительство, то теперь они берут обеспечение собственной безопасности в свои руки. Одним из первых объединений работодателей стал возникший в конце 1905 г. Союз фабрикантов 10 губерний ЦПР, позднее переименованный в Общество фабрикантов и заводчиков Московского района. Через год Союз располагал противостачечным фондом в 750 тыс. руб. В 1907 г. зарегистрировано 127 антирабочих объединений, а к середине 1910 г. их насчитывалось около 150.
Одна из ведущих российских социалистических партий, РСДРП, после революции также испытывала трудности. Поражение революции не могло не вызвать радикальных расхождений по вопросам дальнейшей стратегии и тактики партии. Резко уменьшилась численность партии, которая весной 1907 г. достигала 150–170 тыс. членов, а позднее — около 60 тыс. большевиков и свыше 45 тыс. меньшевиков. Из партии ушло значительное число активных функционеров, особенно из среды инженерно-технической и творческой интеллигенции. Исчезло множество нелегальных организаций в столицах и в отдельных регионах. Большая роль в деятельности среди масс отводилась периодическим изданиям, которые после очередных закрытий упорно возрождались, и их общее число в итоге росло. Широко использовались легальные рабочие организации: профсоюзы, страховые кассы, воскресные школы, рабочие клубы и пр.
Период 1908–1912 гг. связан с появлением множества течений и групп внутри обеих фракций РСДРП. «Ликвидаторы» выступали за свертывание и минимизацию подпольной борьбы. Группа «отзовистов» (или «впередовцев»), напротив, стояла исключительно за развитие подпольной деятельности партии и призывала к отказу от легальных средств борьбы и организаций, отзыву социал-демократических депутатов из Думы. Против этих крайностей решительно выступало основное ядро большевистского крыла и часть меньшевиков-партийцев во главе с Г. В. Плехановым. Попытки в 1908–1910 гг. преодолеть раскол партии не дали результата. Лишь решительное изгнание инакомыслящих восстановило ее единство. Эта линия, отстаиваемая В. И. Лениным, получила завершение в Праге в январе 1912 г. на Всероссийской конференции РСДРП, исключившей ликвидаторов. С апреля 1912 г. в Петербурге большевистский ЦК стал издавать легальную ежедневную рабочую газету «Правда».
Партии радикально левого направления после революции пострадали в результате репрессий самодержавной власти и от активно используемой охранкой системы провокаторства. Это наносило существенный вред нелегальным организациям не только в связи с их раскрытием, но и потому, что провокаторами нередко оказывались видные партийные деятели. В РСДРП таким был рабочий Малиновский, окончательно разоблаченный лишь после Февральской революции. В партии эсеров в качестве провокатора действовал один из создателей партии, руководитель ее Боевой организации Е. Азеф. Руководство партии и рядовые члены, участники Боевой организации отказывались верить сообщениям, поступавшим с сентября 1905 г. от чинов Департамента полиции о давней провокаторской деятельности Азефа. Расследование специально созданной комиссии ЦК эсеров, третейский суд вынудили ЦК партии эсеров 7 января 1908 г. официально объявить Азефа провокатором. Это разоблачение, как и дальнейшие неудачные попытки Б. Савинкова возродить деятельность Боевой организации, вызвали значительный отток из эсеровской партии и ослабление ее политической роли.
В условиях наступившей реакции эсеровские организации нещадно уничтожались охранкой. Полностью были ликвидированы летучие боевые отряды, созданные взамен распущенной Боевой организации. После разоблачения Азефа старый состав ЦК, признавший себя политически и морально ответственным за его провокаторство, подал В 1909 г. в отставку. Большинство нового состава ЦК вскоре арестовали. Кризису партии способствовало проведение столыпинской аграрной реформы, укреплявшей у части крестьянства собственнические настроения. Призывы эсеров к бойкоту реформы не находили широкого отклика в деревне.
Более активно проявило себя в условиях спада революционного движения течение социалистов, названное «трудовическим» (или трудовики). Его истоки связаны с левым флангом легального народничества, и в противоположность эсеровскому радикализму оно было умеренным. Трудовики сотрудничали в Думе с партией народных социалистов. Хотя энесы действовали сугубо на легитимной основе, резко выступая против подпольной работы, но по программным установкам в глазах властей выглядели ниспровергателями «существующего в государстве строя», поэтому часто привлекались к уголовной ответственности. Как влиятельная партия энесы с 1910 г. исчезают с политического горизонта, а их немногочисленные организации влачат жалкое существование.
Рабочие профсоюзы. Несмотря на распространение неверия и усталости, рабочие тянулись к легальным обществам и союзам, которые давали выход общественной энергии. В связи с этим важную роль играли профсоюзы, хотя их вдвое уменьшившееся число в 1908 г. по сравнению с 1907 г. через 2 года понизилось до 200 союзов с общей численностью около 38–40 тыс. членов. Профессиональные рабочие организации продолжали существовать в большинстве губерний, областей, градоначальств и округов, объединяя в своих рядах рабочих 79 профессий. Не переставали выходить профессиональные журналы: «Единство» (орган металлистов), «Печатное дело», «Станок текстильщика», «Голос деревообделочника», «Петербургский кожевник», «Профессиональный вестник» и др. Профсоюзы выступали инициаторами создания бюро труда для безработных, рабочих библиотек, проведения лекций, литературных вечеров, экскурсий и пр. Характеризуя специфику и многообразные направления деятельности профсоюзных объединений на Юге России, находящихся под влиянием социал-демократов, киевский генерал-губернатор отмечал: «Уставы обществ… построены на общих принципах социал-демократической программы. Общества ставят своей целью объединение рабочих в пределах всего генерал-губернаторства, содействие умственному и нравственному развитию членов». Российские рабочие не смирялись с закрытием профсоюзов, возрождая их в нелегальных формах, не успокаивались при отказе в регистрации, подавая новые прошения, противодействовали стремлению властей не допустить создания централизованных отраслевых, городских или губернских профсоюзов. Защищая завоеванные права, не позволяя снижать жизненный уровень в условиях продолжавшейся депрессии, рабочие расширяли участие в кооперативном движении. Сначала это были фабричные и железнодорожные кооперативы, находившиеся в зависимости от администрации, но потом стали создаваться независимые потребительские общества. В целом количество рабочих кооперативов в России было не очень значительно (в конце 1911 г. всего 86), но они существовали повсеместно. Кооперативы более других массовых рабочих организаций стояли в стороне от политической борьбы.
После третьеиюньского переворота правительство принимает жесткие меры по стабилизации положения в стране. Наиболее активно эта линия внутренней политики проводилась до 1909 г., т. е. в годы премьерства П. А. Столыпина, что обусловило ее характеристику как «столыпинской реакции». Председатель Совета министров неоднократно публично заявлял о своей убежденности в необходимости искоренения революционных настроений и решительных действий против революционеров. Он не отступил даже перед непрекращавшимися (всего их было И) покушениями на него. Правительство широко использовало Положение об усиленной и чрезвычайной охране, вводя его нормы в отдельных регионах страны. С кануна революции (июль 1904 г.) и по июль 1909 г. репрессиям подверглось не менее 1,5 млн человек. Беспощадное искоренение смуты сопровождалось обысками в железнодорожных поездах, школах, университетах, церквях, учреждениях земств и судов. К началу 1908 г. в тюрьмах находилось более 200 тыс. человек, что вдвое превышало число мест в них и содействовало распространению болезней, особенно сыпного тифа. Смертная казнь, по словам В. Г. Короленко, стала в России «бытовым явлением». В 1906–1909 гг. было закрыто 350 профсоюзов рабочих, почти 500 — отказано в регистрации. Большинство возникших в революцию демократических организаций подверглись полному уничтожению. Исчез Крестьянский союз, жалкие обломки остались от студенческих и профессионально-интеллигентских союзов.
Столыпинская аграрная реформа. Идеи дальнейшей модернизации России в социально-экономической сфере получали все большее распространение даже в правящем классе. Такой позиции придерживался и новый председатель Совета министров П. А. Столыпин, считая необходимым ликвидировать глубинные причины народной борьбы против власти. Он: заявлял: «Революция — болезнь не наружная, а внутренняя, и одними наружными средствами ее не вылечишь». В модернизационно-реформаторской линии политики столыпинского правительства ключевое место заняла аграрная реформа. Суть ее сводилась к решению крестьянского вопроса не через отчуждение помещичьих земель, а предоставлением крестьянству земли в индивидуальную собственность за счет общинного фонда. Данная идея к этому времени прошла уже определенный путь развития на съездах уполномоченных дворянских обществ и в Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности под председательством Витте. При известном сходстве позиций Столыпина и Совета объединенного дворянства в разрешении аграрного вопроса у них были различия, даже определенные противоречия, которые в дальнейшем привели к серьезному конфликту. Дворянство, высказываясь за разрушение общины, видело в этом единственную возможность отвести крестьянскую угрозу от помещичьей земли. Столыпин, не покушаясь на дворянские имения, руководствовался идеей создания в земледельческом центре страны хуторского хозяйства. В этой позиции премьера, вероятно, сказался его жизненный опыт, никак не связанный с русской деревней. Это было характерно и для разработчика землеустроительной части реформы, датчанина А. А. Кофода. Приехав в Россию в 22-летнем возрасте и совершенно не зная русского языка, он долго жил в датской колонии в Псковской губернии. В проведении аграрной реформы отразилось личное неприятие Столыпиным духа русской общины, о чем он писал в 1904 г.: «У русского крестьянина — страсть всех уравнять… а так как массу нельзя поднять до уровня самого способного, самого деятельного и умного, то лучшие элементы должны быть принижены к пониманию, к устремлению худшего, инертного большинства». На эти деятельные элементы он и рассчитывал, приступая к разрушению общины. Осуществление реформы неотделимо у Столыпина от проявления силы верховной власти: «Не беспорядочная раздача земель, не успокоение бунта подачками — бунт погашается силою, а признание неприкосновенности частной собственности и, как последствие, отсюда вытекающее, создание мелкой личной земельной собственности, реальное право выхода из общины и разрешение вопросов улучшения землепользования — вот задачи, осуществление которых правительство считало и считает вопросами бытия русской державы».
Началом аграрной реформы стал Указ, принятый 9 ноября 1906 г. между I и II Думами в порядке ст. 87 «Основных государственных законов». По новому закону домохозяину, владеющему надельной землей на общинном праве, разрешалось требовать укрепления его части земли в личную собственность. При наличии излишков больше душевого наделения домохозяева могли и эту землю укрепить за собой. Выделенная земля становилась личной собственностью домохозяина, которой он мог распоряжаться, но с ограничениями. Продавать ее можно было только лицам, приписанным к сельскому обществу, закладывать — только в Крестьянском поземельном банке, а завещать — только ближайшим наследникам. Закон ориентировался на зажиточные слои деревни, которые получали возможность мобилизации земельных владений за счет скупки наделов бедноты. Указ поступил на рассмотрение Думы в конце 1909 г. Правооктябристское большинство готово было его сразу одобрить. Кадеты, страшась нового революционного взрыва, предлагали действовать осторожно и постепенно. Решительно против столыпинского указа выступили трудовики. Крестьянские депутаты из правых фракций дополнительно внесли законопроект, предлагая наделение безземельных и малоземельных крестьян за счет помещичьих земель. Их требования поддержали социал-демократы. Поправка думской земельной комиссии к проекту была направлена на расширение условий выделов. Сельские общества, в которых не проводилось в течение последних 24 лет общих переделов, объявлялись целиком перешедшими к наследственному землевладению. С этим дополнением правительственный законопроект был принят Думой. Поправка Государственного совета устанавливала единоличное владение также в обществах, где переделов не было с момента наделения землей. 14 июня 1910 г. закон был утвержден царем. 29 мая 1911 г. был принят Закон о проведении землеустроительных работ, по которому селения, где прошло землеустройство, оказывались перешедшими к наследственному участковому владению. Подобная норма давала право землеустроительным комиссиям насаждать хуторское и отрубное землепользование.
К началу реализации столыпинской аграрной реформы от общего числа 12,3 млн крестьянских и казацких дворов владели землей на общинном праве в Европейской России 9,5 млн (или 77 %). Желание выйти из общины было характерно для части зажиточной верхушки, стремившейся освободиться от стеснительных общинных порядков и завести более рациональное хозяйство. Эти тенденции особенно проявлялись в районах сравнительно недавнего заселения (Новороссия, Предкавказье, степное Заволжье), где община была слабее и где более интенсивно шел процесс капитализации аграрного хозяйства. Достаточно многочисленной в русской деревне была группа выделенцев, намеревавшихся полученную землю сразу продать. Это были, как правило, малоземельные крестьяне, уже порвавшие связь с хозяйством или желавшие этого. Две крайние группы деревни — богатая и беднейшая — и составили основное число выходцев из общины, причем вторая преобладала. Часть середняков выделялась из опасения остаться в начавшейся земельной перетасовке с худшими и урезанными наделами.
Данные об итогах реформы свидетельствуют, что община упорно сопротивлялась переделу крестьянской земли, поскольку помещичья оставалась нетронутой. К сентябрю 1914 г. заявления об укреплении земли в личную собственность подало 2,7 млн хозяев, т. е. менее трети. Из них только около 27 % получили согласие сельских сходов, поэтому 9 % крестьян взяли свои заявления обратно. Больше всего выходов приходилось на Поволжье, Таврическую, Херсонскую, Екатеринославскую губернии. В 1907 г. выделилось из общины 48,3 тыс. хозяйств. В 1908 и 1909 гг. этот показатель составил соответственно больше 508 тыс. и почти 580 тыс. выделов, т. е. увеличение к первому году было в 10 и 12 раз. В последующее пятилетие выделы неуклонно снижались, достигнув в 1914 г. 98 тыс., а в военном 1915 г., опустившись до 30 тыс. Невелико было число выделов в общинах, которые по закону 1910 г. признавались полностью перешедшими на новые права землевладения. За 1910–1915 гг. из 3,7 млн членов этих общин удостоверительные документы потребовало около 17 % домохозяев, а получило менее 13 %. В общей сложности за 1907–1915 гг. около 2,5 млн крестьян получили право собственности на бывшую надельную землю. К этому числу следует добавить 2,8 млн хозяйств с подворным владением землей, для которых снимались ограничения в продаже земли. В итоге 39 млн десятин земли могло свободно покупаться и продаваться.
Процесс втягивания укрепленной в личное владение надельной земли в торговый оборот шел весьма интенсивно. За 1908–1915 гг. продало свои наделы почти 1,1 млн домохозяев. Большая часть этой земли (3,4 млн десятин) приходилась на долю бывших общинников, и только 600 тыс. десятин — подворников. По официальным данным, в 45 губерниях Российской империи 1/4 из числа крестьян, продавших землю к 1914 г., порвала с хозяйством раньше его продажи. Среди оставшихся продали свою землю сразу и полностью половина крестьян, а другая половина лишилась земли частично. Основными причинами расставания крестьян с землей были нехватка рабочих рук и общий упадок хозяйства (25 %), продажа с целью купить землю в Других местах (20 %), а для развития хозяйства — только 6 %.
Крестьянские земли при выделе сводились в хутор (усадебная земля, пашни и угодья объединены в одном месте) или отруб (усадьба находится в отдалении от других земель). П. А. Столыпин и другие разработчики реформ были поклонниками хуторских хозяйств, характерных для западных, прибалтийских губерний, Новороссии. Они хотели также преодолеть чересполосицу, проводя землеустройство. При этом совершенно не учитывались природно-климатические особенности различных зон, низкая плодородность почв в историческом центре России, значительные перепады ее характеристик даже на небольшом пространстве, которые и нивелировались чересполосицей. Устроители не тратили особых усилий, а тем более средств на помощь выделившимся крестьянским хозяйствам. Земельные размеры создаваемых хуторов и отрубов были в десятки раз меньше тех хозяйств, с которыми реформаторы знакомили крестьян из русских деревень, организуя с этой целью специальные поездки. Насмотревшись в ходе таких «экскурсий» на добротные хутора латышских «серых баронов» со всеми необходимыми угодьями и обилием воды, на 60-десятинные участки херсонских немцев-колонистов с каменными постройками, на 100-десятинные хутора самарских меннонитов с собственными артезианскими колодцами, крестьяне возвращались на свой 5-десятинный хутор, не имевший воды, дороги, без луга и выгона, и становились противниками хуторского хозяйства. Теоретически прогрессивное дело разбивалось о нереальную для осуществления реформы ситуацию. Землеустроительные работы, предусмотренные реформой, шли медленно из-за нехватки специалистов, ассигнований и сопротивления крестьянства, вызванного волокитой и мздоимством чиновников, необходимостью оплачивать адвокатов при земельных спорах. В итоге проводившееся землеустройство увеличивало накапливавшуюся в крестьянской среде ненависть к существующим порядкам, неистребимое желание захвата помещичьей земли.
Существенная роль в проведении реформы отводилась Крестьянскому поземельному банку с его правом покупать имения (дано в 1895 г.) и выпускать ценные бумаги на всю сумму сделок (добавлено в 1905 г.). В процессе реформы ситуация на рынке грозила обесценением помещичьей собственности, поэтому Крестьянский банк развернул массовую скупку помещичьих имений. За 1906–1907 гг. он приобрел в 3 раза больше имений, чем за 11 предыдущих лет. При этом банк поднял цены почти на 1/3, что привело к их дальнейшему росту. Всего за 1906–1916 гг. Крестьянский поземельный банк выплатил помещикам за 4,6 млн десятин около 500 млн руб. Взвинчивание банком земельных цен, сопровождавшееся наложением на заемщиков, т. е. крестьян, больших платежей, неминуемо приводило большинство хуторян и отрубников к разорению. В 1906–1915 гг. за неуплату взносов по старым и новым ссудам у заемщиков было отобрано до 570 тыс. десятин земли. Недоимки клиентов Крестьянского поземельного банка постоянно росли, а число новых сокращалось, так как падало доверие крестьян к банку. Надежды устроителей реформы на этот банк как важный рычаг создания в деревне новой социальной опоры монархии рухнули.
Составной частью столыпинской реформы была целенаправленная организация переселенческого движения. Власти поощряли заселение территорий за Уралом, надеясь ослабить искусственный земельный голод в европейской части страны. Правительство стимулировало переселение выдачей небольших пособий, ссуд и льгот по переезду и налогам. Для переселенцев был даже сконструирован особый («столыпинский») вагон. Им предоставлялось право укрепить и свободно продать свой земельный надел. Переселенческий поток возрастал, начиная с 1906 г., и особенно высоким был в 1908–1909 гг., когда на новые места двинулось более 1,3 млн человек, в том числе многие на свой страх и риск. Таких в одной только Тохмской губернии в 1910 г. скопилось около 700 тыс. Главной трудностью на новых местах было отсутствие необходимых средств для организации хозяйства у подавляющего числа переселенцев, принадлежавших в своем большинстве к деревенской бедноте. Ссуды на обзаведение, по подсчетам экономистов, требовались в сумме не менее 450 руб. даже в ближайших областях Сибири, а практически они не превышали 100 руб. Большинство переселенцев (61,5 %) имело при себе менее этих 100 руб. Если начальная часть ссуды расходовалась на прокормление, а не на хозяйство (что было обычным явлением), то переселенец терял право на получение оставшейся части. Повсеместно переселенцы сталкивались с бесконечными поборами чиновников. Все это нередко приводило к возвращению неудачных новоселов в родные края. Общее число переселенцев за 1906–1916 гг. составило более 3,1 млн человек, процент возвратившихся в первые годы равнялся 9 %, в последующие поднимался до 31 %. Дополнительные сложности возникали у переселенцев из Европейской России, в основном русских и украинцев, направлявшихся в Туркестан, Степной край, Закавказье. Отвод земель, пригодных для земледелия, сопровождался здесь нередко отчуждением их у коренных народов или земельным утеснением местного населения. Организация переселенческого движения проводилась на уровне минимальных государственных затрат и с очевидной попыткой переложить все тяготы освоения новых земель, в том числе финансовые, на крестьянские плечи. При этом недостаток государственных средств был не в реальном их отсутствии, а в продолжавшейся безмерной и многоканальной поддержке дворянского землевладения.
В стремлении уменьшить аграрное перенаселение и повысить доходы крестьянской семьи правительство намеревалось поддержать развитие кустарных промыслов. Поскольку промыслы, особенно в селах, ставших очагами кустарной промышленности, были основным занятием и источником дохода крестьянства, власть надеялась использовать этот канал для понижения крестьянского спроса на землю. Однако к проведению намеченных мероприятий, требовавших больших средств, которые правительство не находило даже на земельную часть реформы, фактически не приступили.
Общие данные о динамике развития хуторов и отрубов, имевших, как правило, больше земли на двор, чем общинники, свидетельствуют об определенных положительных тенденциях в их производственной деятельности. За сравнительно короткий срок в них увеличилась стоимость сельскохозяйственных орудий на двор, несколько возросла площадь посевов и урожайность хлебов; повысилась доля хозяйств с улучшенным севооборотом. Однако во многом повышение итогов сельскохозяйственного производства в отдельные годы проведения столыпинской аграрной реформы связаны с чередованием урожайных и неурожайных лет в России, которое целиком определялось природно-климатическим фактором. В пятилетие 1908–1912 гг. крупными недородами отмечены 1908 и 1911 гг., а остальные, и особенно 1913 г., отличались очень высокими урожаями. Правительству не удалось разрушить общину, так как показатели выхода крестьян очень быстро пошли на убыль, и общий итог оказался незначительным. Ряд современных исследователей полагают, что успех реформы мог быть ощутимым только через 50–80 лет. Иначе говоря, это срок постепенного формирования крупных капиталистических ферм, которые при краткости рабочего сезона в российском земледелии могли существовать лишь при возможной резкой концентрации рабочей силы и техники в ключевые моменты аграрного производства. Но такая перспектива к самой реформе Столыпина уже непосредственного отношения не имела.
Неудача столыпинской реформы резко оттеняет трагизм социально-экономического развития России. Волею судьбы оказавшись в самых неблагоприятных природно-климатических и географических условиях среди основных европейских стран, великорусский социум еще в Средневековье создал механизмы своего выживания и развития в лице крепостничества и сохранения общины. В XIX в. с активным ростом промышленности роль этих механизмов неуклонно ослаблялась, набирая отрицательные качества. Поиск новых компенсационных механизмов в силу развития в стране капитализма был ориентирован на опыт западной цивилизации, но в начале XX в. он оказался неудачным.
* * *
Содействие государства в период третьеиюньской монархии модернизационным процессам в индустриальной сфере было минимальным. Еще в начале 1900-х гг. его роль в процессе промышленного развития была поставлена под сомнение. Сторонники этой позиции считали, что государство должно прежде всего способствовать подъему сельского хозяйства и кустарных промыслов. Предприниматели ратовали за сбалансированное внимание власти к отечественной индустрии и аграрному сектору. Отказ от какой-либо государственной поддержки промышленности был крупнейшим просчетом правительства, вина за который лежит прежде всего на Столыпине и министре финансов, а с 1911 г. председателе Совета министров В. Н. Коковцове. Они не оценили и не продолжили экономическую политику выдающихся реформаторов второй половины XIX в., включая Витте. Не финансировались даже отрасли (сельскохозяйственное машиностроение, производство минеральных удобрений), которые должны были содействовать развитию сельского хозяйства в целом и нарождавшемуся в Центральной России хуторскому крестьянскому хозяйству. Недостаточно внимания уделялось строительству казенных элеваторов, холодильников, обеспечивающих длительное хранение сельхозпродукции.