— Ну, — передразнил его, уже заранее зная, что плакал тихий ужин.
— Что у нас на перекус? — Юра довольно потирал руки просачиваясь в дверной проем. Его глаза и щеки ярко сигнализировали лишь одну эмоцию: «Жрать!» Не ожидая приглашения, «генерал» плюхнулся на стул и утвердился на нем.
— У меня для вас есть дерьмо кошачье под сладким соусом. Вчерашнее, но можно разогреть, — мрачно глядя предложил я для них меню в своем понимании.
— Ну а нам, тогда, пожалуйста, колбаски, — ничуть не возмутимо отчеканил Юра.
— Оно и есть в виде колбаски, — злобненько пробурчал я и добавил про себя матерно.
— Ладно, зови Филиппа! — Катя решила взять инициативу в свои руки. До нее скорей дошло то, что мы в любом случае не отделаемся от назойливых посетителей. — Нам нужна печка. Сейчас будем чего-нибудь готовить.
Через несколько минут привели Филиппа. Силу применять для этого явно не пришлось. Он уже знал, что готовится сабантуй и суетился, предлагая свою помощь.
— Ну, чего, ребятки, разбогатели? Молодцы! Сейчас чего-нибудь сообразим. Давайте картошечки, еще чего-нибудь.
Через полчаса «чего-нибудь» резали, «картошечка» начала глухо шкворчать на сковородке, густо приправленная жирной свининой. Филипп колдовал над ней, приговаривая себе под нос заклинания или просто повторяя «рецепты домашней кухни». Мы сидели вокруг и за этим внимательно следили, сглатывая потоки слюны. У всех она давно наполнила желудок до предела и с каждой минутой становилось все больше невмоготу. У меня срабатывал рефлекс на жаркое, у всей компании на предполагаемую бутылку. Филиппа эта тема, как оказалось, тоже занимала. Оторвавшись от камлания вокруг сковородки он, наконец, задал долгожданный вопрос.
— Ну как, господа хорошие, нужно что-то сообразить по такому случаю?
Его вопрос заранее не предусматривал возражений. В ответ Юра и Леня дружно загудели, а я поддерживающее кивнул головой. Филипп, как человек не слов, а действий, достал из кармана хрустящую немецкой свежестью зеленую двадцатку и протянул Юре.
— На, сходи к югам, возьми пачку сигарет, ну и чего-нибудь там.
Юра в таком деле оказался расторопным и быстро вернулся с сигаретами и коньяком.
— Сорок четыре оборота! — оценивающее посмотрели на бутыль с плескавшейся в ней омерзительно-коричневой жидкостью. Я предложил позвать Бориса, чтобы хоть таким образом подпортить настроение Юре.
— Да, ребятки, он из вашей компании, — Филипп поддержал инициативу.
— Ну его! Он — дурной! — Юра скривил губы. — Зачем он вам нужен?
— Тебе жалко? Боишься, что тебе не достанется? Твою порцию съедят?
— Боюсь! — петушился он, и был вполне искренен: вправду боялся.
— Так тебе и так никто не даст.
Я пошел за Борисом, не обращая внимания на недовольные выступления Юры. Он обиделся, что его мнение не приняли. Ну и пускай его!
Борис лежал у себя на кровати и учил немецкий или делал вид, что учит.
— Пойдем! — позвал я его.
Тот быстро откинул книжку и спустился с кровати.
— А к-куда? — спросил он, продолжая оставаться в состоянии готовности, но несколько удивленно.
— Мы там решили чего-то отпраздновать, — нетерпеливо потянул я его к выходу.
— Чего отпраздновать? — (Чтоб его забрало! Педант проклятый! Все надо знать!)
— Пока не знаю, но Филипп ставит. Наверное, он и решает, чего!
— Да я не хочу, — произнес он без большого энтузиазма, скорее ради куража, но все равно стал двигаться вперед.
— Пойдем, пойдем! Потом не будешь хотеть, когда пойло закончится.
У нас компания уже крутилась вокруг стола с бутылкой, почти танцуя гопака от явного нетерпения.
— Ну, что, ребятки, — это слово присутствует у Филиппа постоянно. Давайте по одной. Нельзя ж так душу мучать. За что страдаем?
— Так картошка еще не готова! — удивленно вытаращился я на него. Вот дают! Без закуса. Лишь бы нажраться!
— Ну, мы как раз и согреемся — убедительно продолжал он тянуть в свою сторону.
— Нет, извини, без закуски я не могу, — я и вправду не могу. Пьем-то для кайфа, а не чтобы блевать потом!
— Давай, давай, потом закусишь! — Ленины глаза горели, как огромные кошачие изумруды при виде валерьянки.
— Ты что — не русский? — «генерал» раздражался совершенно серьезно и очень злобно. Одно это обстоятельство улучшало мое настроение. — Русские после первой не закусывают.
— Ну, во-первых, немцы уже пару дней как лишили меня этого звания. Во-вторых, русские не закусывают по привычке, у меня такой привычки нет.
Юра клацнул зубами от моей твердости. Но портить настроение не хотелось. Пришлось, вздохнув, вытащить колбасу и разрезать ее тоже. Разлили виньяк по чашкам.
— За что пьем? — Борис единственный вспомнил правила приличия.
Компания напряглась, как бегуны перед стартом и молчаливо посмотрела на меня. Проклятье! Терпеть не могу говорить тосты. Не умею… Они смотрели на меня своими добродушными глазами, а я стал терятся, как ребенок.
— За нас с вами, за хрен с ними! — я высказал свой традиционный тост. Меня дружно поддержали, опрокинув в себя содержимое чашек.
Жидкость в сорок четыре оборота была дрянью. Пфу-у-у! Порядочной, надо отметить, дрянью! Я пробовал и более поганые штуки, но до сих пор никто меня не убедил, что в нормальных условиях их возможно употреблять.
Скривив лицо и стараясь не вдохнуть воздух, положил в рот пару кусков колбасы — вдруг поможет. Уф! Не очень помогло. Другие участники попойки или званого ужина — каждый называл, как нравится, принялись довольными голосами расхваливать дрянь: «Коньяк, хоть и дерьмо, но пить можно!» Я с ними не согласен ни в том, что это — коньяк, ни в том, что его можно пить.
Несмотря на заявления, что русские после первой не закусывают, все дружно расхватали мою колбасу. Я бросился отбирать тарелку, но было уже поздно.
На сковородке шла тяжелая битва, прерываемая трескам и шумом. Оттуда разносился чумящий запах съестного. Однако, само это съестное готовилось слишко медленно. Голоса у нас повеселели и все заметно расслабились.
— Вот, ребятки, что значит выпивка! — Филипп принял позу философа. Он был нашим штатным Сократом. — Она разбивает барьеры между людьми. Человек, когда он выпил, всегда поймет другого. И сам он сможет раскрыть душу так, как никакой трезвый не сумеет.
— Да, но его поймет только выпивший. Трезвый пьяному — не товарищ, опытным голосом вклинился Юра и поводил головой в подтверждение своих слов. Я уже отмечал, что этот был нашим штатным трепачом и клоуном по-совместительству. — Я дома, как с армии пришел, каждый день пил. Бабки были, — его нос почти задел потолок, но все же не обрушил.
— Я тоже, — поддержал Леня — еще один новоявленый «крутой» нашей компании. — У нас в Эргли меня все знали. Так то там позовут, то здесь. Я, как с женой развелся, то часто пил.
Из всех оттенков его интонации страшно сквозило старческим опытом в юношеском изложении.