68128.fb2
Диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук
Академия Наук Институт философии
На правах рукописи
Э.В. Ильенков
К вопросу о природе мышления
(на материалах анализа немецкой классической диалектики)
А в т о р е ф е р а т
диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук
Москва, 1968
Работа выполнена в Институте философии Академии наук СССР.
Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор Е.П. СИТКОВСКИЙ, доктор химических наук, кандидат философских наук, профессор Ю.А. ЖДАНОВ, доктор философских наук, профессор А.В. ГУЛЫГА.
Отзыв Института философии и права Академии наук Казахской ССР.
Автореферат разослан……………………………………………. 1968 г.
Защита диссертации состоится………………………………. 1968 г.
на Заседании Ученого совета Института философии Академии наук СССР (г. Москва, Волхонка, 14).
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института философии АН СССР.
Ученый секретарь Совета.
Во Введении устанавливается та точка зрения, с которой рассматривается далее подлежащий анализу материал, а также излагаются соображения, по которым избрана указанная в заголовке тема.
Общий замысел работы определяется прежде всего той задачей, которую поставил перед советской философией В.И. Ленин, задачей систематически изложить диалектику как логику и теорию познания современного материализма, современного научного мировоззрения. Понимая, что выполнение этой задачи не по плечу одному человеку и недостижимо пока в рамках одной работы, автор диссертации рассматривает свою работу как фрагмент предстоящего коллективного труда, как своего рода историко-философскую «пропедевтику» к нему.
Вопрос о том, как должна в общем и целом выглядеть большая Логика материализма, какие проблемы перед нею стоят и на каком пути можно их разрешить, вызывает много споров, порождает множество самых разных точек зрения. Автор диссертации избегает, однако, прямой полемики с теми точками зрения, которые не кажутся ему плодотворными, и предпочитает позитивное изложение той позиции, которая ему кажется верной, исходя из того старого соображения, что «утверждение» (одной позиции) есть «отрицание» (всех других), и что прямой спор с другими взглядами на способ разработки большой Логики не является — как показал опыт последних десяти-пятнадцати лет — наилучшим путем к цели. По-видимому, консолидация усилий вокруг решения указанной В.И. Лениным задачи требует прежде всего прояснения исходных теоретических установок на работу, и эти исходные [1] установки необходимо не декларировать, ссылаясь на авторитетные высказывания, а доказать.
Автор диссертации считает, что единственно-доказательным является историческое обоснование, и в основу его сознательно кладет два исторических факта.
Первый: взгляды Маркса и Энгельса на мышление (и на Логику, как науку о мышлении) сложились в ходе критического переосмысления теоретических завоеваний немецкой классической философии конца XVIII — начала XIX века, полнее всего резюмированных в Науке Логики Г.В.Ф. Гегеля. Именно на этом пути была создана Логика, примененная затем в ходе критики политической экономии, в ходе создания «Капитала». Это факт, что логика «Капитала» есть критически-материалистически переработанная гегелевская Логика.
Второй: В.И. Ленин, прямой продолжатель дела Маркса и Энгельса, уже будучи теоретическим и политическим лидером самой революционной партии мира, провел месяцы и даже годы в библиотеках Лондона, Парижа и Берна за критическим изучением достижений той же самой немецкой классической литературы в области Логики, о чем и свидетельствуют «Философские тетради».
По-видимому, и до сих пор путь критически-материалистического переосмысления указанных достижений, то есть критическая переработка аппарата гегелевской «Науки Логики», остается не только кратчайшим, но и единственно плодотворным путем к цели, к написанию Логики марксизма-ленинизма, Логики современного научного мировоззрения. [2]
Текст диссертации и представляет собой попытку следовать этим путем. Акцент при этом всюду делается именно на завоевания философской диалектики, то есть на те моменты классической немецкой философии, которые, на наш взгляд, не могут не войти (в критически-переработанном, разумеется, виде) в состав большой Логики современного материализма. В этой связи философские системы Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля освещаются преимущественно с «положительной» стороны, а критическое отношение к ним осуществляется путем показа тех реальных моментов движения научной мысли, которые нашли в этих системах свое идеалистически-перевернутое выражение и изображение. Иначе говоря, эти системы служат только тем материалом, сквозь анализ которого можно рассмотреть действительные, постоянно воспроизводимые научным мышлением, диалектические коллизии развивающегося научного познания. Чисто-исторические же моменты опускаются в ходе изложения как подробности, в свете поставленной нами задачи большого значения не имеющие. По существу это работа не историко-философская, какой она может показаться на первый взгляд. Это скорее логически-теоретический анализ проблемы мышления и Логики, производимый на историческом материале. По ходу дела в диссертации дается также критическая оценка как неопозитивистской версии «логики», так и экзистенциалистской версии «диалектики», делается попытка провести строгие разграничительные линии между марксистско-ленинским пониманием диалектики и логики — и указанными позициями.
Первая глава посвящена анализу философии И. Канта, его воззрений на цели и средства научного мышления. Его философия [3] представляется нам прежде всего как некритичная систематизация тех логических трудностей, в которые постоянно, — как в его время, так и в наше, — упирается мышление ученого-теоретика, занятого логической переработкой эмпирических данных. Если освободить логические воззрения Канта от той специфической терминологии, в которой они были поведаны миру («трансцендентальная апперцепция», «апрегенезия», «трансцендентальная дедукция», и т. д. и т. п.) и выразить их через понятные каждому современному человеку слова, то перед нами будет достаточно полное описание тех коллизий, которые с необходимостью воспроизводятся развитием научно-теоретического мышления. По этой причине философия Канта и представляется такой «близкой» естествоиспытателям, не прошедшим специальной школы настоящей диалектической философии.
Философия Канта рассматривается нами как схоластически-систематизированное «самосознание» науки, или «позитивное» описание представлений науки о самой себе; это описание, будучи достаточно полным и откровенным (а мышление Канта именно таково), приводит к констатации того простого обстоятельства, что Наука — то есть вся совокупность научных дисциплин — диалектична, то есть кишит логическими противоречиями. Внешне это выражается в том, что в науке всегда наличествуют противоборствующие школы, стремящиеся во что бы то ни стало, не гнушаясь никакими средствами, одержать победу над противоположными воззрениями. Наука, если брать ее в целом, всегда являет собою картину «борьбы всех против всех» — «bellum omnia contra omnes», как говорит Кант, используя крылатую фразу Томаса Гоббса. Картина, хорошо знакомая и ученому XX века. [4]
«Диалектику» — в том непосредственно-негативном смысле этого слова, в котором оно понятно без длинных разъяснений, — Кант фиксирует как фактически-эмпирическую ситуацию внутри современной ему науки, показывая, что эта диалектика становится очевидной сразу же, как только научное мышление отваживается отдать себе отчет в способах своей собственной работы, в формах своего собственного движения. Если это сознание обладает элементарным мужеством и честностью — оно сразу же открывает, что антиномически противостоят не только разные школы в науке друг другу, но и внутри каждой из научных дисциплин незримо царствует та же самая диалектика — наличие положений, стоящих по отношению друг к другу в позиции чисто логического «отрицания»: — «А» то и дело соединяется с «не-A». Кант показывает, что внимательный логический анализ обнаруживает именно это терминологически замаскированное и на первый взгляд незаметное обстоятельство.
Обрисовав «диалектику» как наличное состояние теоретического («чистого») разума предшествующих столетий, Кант пытается — путем анализа логических оснований — понять это состояние не как случайное заблуждение ума, а как необходимый результат совершенно «правильных» (то есть совершающихся по всем правилам логики) действий человеческого мышления.
И хотя в «Критике чистого разума» описание «диалектики» — как фактически-наблюдаемой войны «всех против всех» людей, теорий, категорий, — разворачивается в конце как вывод из анализа «чистого разума», это состояние, несомненно, являлось для Канта именно исходным пунктом теоретических размышлений, той предпосылкой, которая «витала в представлении» с [5] самого начала «критического периода». Диалектика — наличие логических противоречий в составе мышления — как раз и была тем предметом, который Кант взялся объяснить теоретически.
Диалектика, притом в самой острой форме, в форме антиномий, появляется, согласно его анализу, не из логической неряшливости мышления отдельных лиц, не из того, что кто-то и где-то незаметно для себя нарушил «запрет противоречия в определениях», — а именно благодаря тому, что этот запрет ни в одном пункте не был нарушен.
В итоге «диалектика» оказывается «естественной Логикой разума», поскольку «разум», по его терминологии, есть та способность человеческого интеллекта, которая старается осуществить «полный синтез» всех частных теоретических обобщений, всех понятий, выработанных путем обобщения эмпирических данных, данных «опыта».
Стремление мышления (теоретического мышления, мышления ученых) к созданию единой, целостной теории — системы всех частных понятий и суждений, извлеченных рассудочной деятельностью из «опыта», — естественно и неискоренимо. Мышление не может и не хочет удовлетворяться простым агрегатом, простым коллекционированием частных обобщений. Оно всегда старается увязать их в одно целое, связать друг с другом с помощью всеобщих принципов. Где появляется потребность и стремление осуществить такой «синтез», там появляется и «разум».
«Разум» — это тот же «рассудок», только взявшийся за выполнение специальной — и непосильной для него — задачи, за выяснение абсолютного «единства во многообразии», за объединение [6] всех своих схем и результатов их применения к логическому анализу «опыта». Естественно, что и тут «рассудок» действует в согласии со своими исконными «правилами», в согласии с «законом тождества» и с «запретом противоречия в определениях».
Но тут-то и оказывается, что мышление, в точности соблюдающее все «правила» и «нормы Логики» — как «общей», так и «трансцендентальной» — и ни в одном пункте этих правил не нарушающее, все же с трагической неизбежностью, заключенной в его собственной природе, приходит к противоречию с самим собой — к «саморазрушению».
Кант скрупулезно показывает, что этот неприятный финал получается потому, что индивиды неукоснительно следуют правилам «общей» и «трансцендентальной» логики там, где эти правила и нормы бессильны, неприменимы. Вступая в область «разума» (теоретического синтеза всех частных обобщений), человеческий интеллект вторгается в область, где эти законы не действуют, где все происходит как раз по обратным «законам».
Факт наличия диалектики в сфере «разума» и приводит Канта к его специфической позиции в отношении научного знания вообще — к агностицизму. Поскольку претензия на «абсолютный и безусловный синтез» всех частных обобщений, определений любого понятия и условий его применимости равносильна претензии на познание «вещи в себе», постольку именно диалектика, фиксируемая им в составе «разума», и является для Канта признаком «непознаваемости» вещей в себе, в том числе всех вещей внешнего мира. [7]
Здесь он мыслит по схеме Зенона Элейского. Обнаруживая логическое противоречие в выражении движения, Зенон отсюда заключает — значит, движение невозможно. Та же схема лежит и в основе «Критики чистого разума». Зафиксировав напряженную диалектику в ходе «синтеза» всех частных обобщений, в ходе суммирования всех отдельных суждений и понятий в составе теории, Кант заключает — значит, единая теория вообще невозможна, значит, надо оставить надежду на достижение единого связного понимания любой «вещи в себе». Человеческий интеллект устроен так, что он всегда будет стремиться «объять необъятное» — и в наказание за это всегда будет караться логическим противоречием, разрушающим результаты его стараний.
Описание фактически-царствующей в теоретическом познании диалектики — при полной беспомощности найти выход из описанной ситуации — таков, на наш взгляд, смысл всей критической философии Канта.
Что же может и должна дать, по Канту, «критика разума»? Вовсе не способ раз и навсегда уберечь познание от диалектики. Это невозможно и невыполнимо — диалектические злоключения научного интеллекта проистекают из коренных свойств самого этого интеллекта. Познание всегда осуществлялось и всегда будет осуществляться через полемику, через столкновения и борьбу полярно-противоположных идей, взглядов, гипотез, теорий и понятий. Дело не в том, чтобы этот факт отрицать, и не в том, чтобы стараться от него избавиться. Дело может состоять только в том, чтобы борющиеся в науке «партии» были бы взаимно-вежливы и взаимно-уступчивы, а для этого — самокритичны. В этой [8] ситуации возможен только один выход, достойный культурных людей, — добиться того, чтобы законное стремление провести логично и систематически в исследовании определенный принцип не превращалось бы в параноическое упрямство, в догматическую слепоту, мешающую усмотреть «рациональное зерно» в суждениях теоретического противника, исходящего из полярно-противоположной идеи. При условии «самокритичности» разум будет находить в критике противника средство своего собственного усовершенствования.
Таким образом, «критика разума» с его имманентной диалектикой уже у Канта превращается в важнейший раздел Логики, науки о мышлении, поскольку именно здесь формулируются предписания, могущие избавить научную мысль как от косного догматизма, в который неизбежно впадает мышление, предоставленное самому себе (то есть мышление, строго соблюдающее лишь предписания «общей» и «трансцендентальной» логики и не подозревающее при этом о коварных ямах «диалектики»), так и от «скепсиса», естественно дополняющего такой догматизм.
Таким образом, уже у Канта структура Логики как науки о мышлении была очерчена так:
1) Общая логика, компетенция которой ограничивается лишь аналитическими суждениями и потому крайне узка. По своему объему она совпадает с традиционной (чисто формальной) логикой, очищенной от всех дополнений психологического, антропологического, а также «метафизического» характера, от всех соображений, связанных уже не с формой, а с «содержанием» мышления. Эту часть большой Логики Кант изложил в своем учебнике «Логика». [9]
2) Логика истины («трансцендентальная логика» или «аналитика»), излагающая «принципы суждений с объективным значением», то есть категории, категориальные схемы «синтеза» эмпирических данных в единстве «понятия». Это логика производства понятий. Выглядит она как система (точнее — как полный перечень или «таблица») категорий — таких, как «причинность», «количество», «возможность» и т. д. Все эти категории трактуются как «чистые схемы действий ума» — и только.
3) И, наконец, «трансцендентальная диалектика», осуществляющаяся как критика неправомерных претензий логически-правильного ума, то есть мышления, безупречного с точки зрения первых двух разделов Логики, но старающегося при этом перешагнуть границу законной применимости всех своих «правил», старающегося осуществить «безусловный синтез всех понятий» в составе одной теории, познать «вещь в себе», дать полный и безусловный перечень всех научных определений («предикатов») предмета, очерченного «понятием». Этот раздел и определяется Кантом как учение о всеобщих принципах и правилах употребления рассудка вообще, то есть Мышления с большой буквы.
После такого расширения предмета Логики, после включения в ее состав категориальных «схем мышления» и принципов построения теории из разрозненных «обобщений» и в связи с этим — учения о «конструктивной» и «регулятивной» роли и функции идей в движении познания, — эта наука впервые обрела законное право быть и называться Логикой, наукой о мышлении, о всеобщих и необходимых формах и законах развития действительного научного мышления, обрабатывающего данные «опыта», данные [10] созерцания и представления.
Этим самым в состав Логики была введена Диалектика — на правах не только важного, но и венчающего ее раздела. Та самая диалектика, которая до Канта представлялась всем лишь «ошибкой», лишь болезненным состоянием ума, либо результатом софистической недобросовестности или неряшливости отдельных лиц при обращении с «понятиями». Анализ Канта установил, что диалектика — это естественная и абсолютно необходимая форма интеллектуального развития, естественная «форма мышления», занятого решением «высших синтетических задач», то есть построением теории, претендующей на всеобщезначимость и тем самым, по Канту, на «объективность». Именно Кант — по оценке Гегеля — «отнял у диалектики ее кажущуюся произвольность», показал ее естественность и необходимость, определил ее как универсальную (то есть логическую) форму развивающегося теоретического мышления. Диалектика и логика с этого момента сливались в единый образ, а проблема противоречия в составе развивающегося знания превращалась в центральную логическую проблему.
Эта остро зафиксированная Кантом ситуация послужила отправной точкой для дальнейших поисков философской мысли в области Логики.
Во второй главе — «Фихте и проблема логики» — рассматривается классическая попытка разрешить кантовские антиномии разума с точки зрения последовательного субъективного идеализма, то есть «справа». Кантовский дуализм кажется революционно настроенному Фихте проявлением робости, [11] непоследовательности, простительной для старика, но нетерпимой для молодой души, полной энергии и сил, полной решимости сокрушить мир, построенный на фундаменте «ортодоксии». Социальные мотивы фихтевской решимости понятны. В философии же они оборачиваются требованием создания такой Логики, которая была бы чужда половинчатости, компромиссам с идеологическим аппаратом старого мира. Фихте уже не хочет и не может сидеть между двух стульев — между «богом» (то есть его представителями на земле — попами) и «природой» (интересы которой представляют естествоиспытатели). Кантовская же Логика приводила именно к такой позиции, отдавая «богу богово», а природе — естественнонаучное, освящая своим авторитетом права как той, так и другой из борющихся «партий», показывая, что каждая из них отчасти права, отчасти — не права и что диалектическое отношение между ними — вечно и неодолимо. Фихте эта ситуация представляется только временной, переходной. Из разлада духа с самим собой должен, по его мысли, родиться новый синтез, новое единое воззрение на все важнейшие вещи во вселенной.