— Ты почему не хочешь на выпускной? — возмущается Танька. — Муж не пускает?
Я поморщилась. Дайте мне аттестат уже и я пойду отсюда. Трехмесячный животик еще не так был виден, но шевеление ребенка я уже ощущала. Вспомнила, как это было первый раз. Проснулась ночью, в туалет. Частые позывы — обычная вещь для беременных. На что это похоже? Во мне, будто рыбка завелась. Непередаваемое ощущение! Легкие касания… Начинаю тормошить Савелия.
— Что! Что случилось? — соскочил, как ошпаренный, готовый отразить любое нападение.
— Шевелится, — беру его руку и кладу на животик.
— Да? — хрипит и смотрит мне в глаза.
Малыш затих. Мы почти не дышали. Сквозь тонкую ткань ночнушки меня пробивало тепло от руки мужа. И маленькая рыбка снова зашевелилась. Удивление. Восторг читаю в его глазах. В душе расцветают цветы. Маленькая "рыбка" бьется в руку своего отца. Мы тянемся к друг другу в объятья. Где-то в груди тянет от переполняющих чувств. Я всхлипываю.
— Девочка моя, солнышко мое ясное, — гладит по спине.
Поглаживания становятся все настойчивее и разрастаются до нижних округлостей. Символ нежных чувств уже упирается мне в живот. Сама пищу и лезу навстречу…
— Ритааа! — возвращает к реальности голос Шатровой.
— А?! — сглатываю слюну, которая чуть не потекла от воспоминаний. И ворчу на подругу, чтобы отстала с выпускным.
После занятий, решаю поехать к Савелию, в офис, без предупреждения, сюрприз сделать. В лифте поправляю растрепавшиеся волосы. Услышав "дзинь" открываемой двери, шагнула на нужный этаж. На меня несется девица, размазывая слезы по щекам.
— Эй, ты чего? — офигеваю, когда она меня отталкивает, чтобы дотянуться до кнопки-вызова лифта.
— Обидел кто-то? — решаю выяснить причину этих слез, ведь бежала она из приемной Нестерова.
— Гад такой! — решила излить обиду заплаканная.
— Кто у нас гад? — уточняю.
— Нестеров, конечно! — фыркает мадама. — Я к нему со всей душой! — выпячивает грудь четвертого размера.
— А он не оценил душевные порывы? — сдерживаю улыбку.
— Говорит, что жена у него, любимая…, - машет руками. Ее явно не останавливает наличие жены.
— Глафира! — слышу ор своего ненаглядного и мы с "душевной" поворачиваем головы на звук. — Уволь, как ее там… эту, которая сейчас была!
— За что, Савелий Николаевич? — слышен вопрос секретаря.
— Нехрен, тут сиськами трясти! — слышна резолюция причины увольнения.
Ты ж моя лапа! — потянуло его увидеть. На скулящую дамочку уже не обращала внимания. Глафира увидев меня, набрала воздух в легкие. Я прижала указательный палец к губам: "молчи". Осторожно открываю двери и просачиваюсь внутрь. Савелий стоит "руки в брюки" и пялится в окно. Потом резко разворачивается. По лицу понимаю, что еще спиной почувствовал меня.
— Ты бы предупредила, малыш, — голос становится мягким и отдает вибрацией в мое сердце.
— Пойдем кушать, — опускаю руку на животик, что мы уже голодные.
— Что сегодня желаете? — оказывается рядом. Одной рукой приобнял за талию, а другую опустил на мою руку, на животе.
— Сладкого хотим и копченой колбаски, — захлебываюсь слюной.
У меня начались вкусовые бжики. Я могла котлету заедать шоколадкой и мне жутко хотелось пива. Пива хотелось так, что начинало трясти и кружило голову.
— Пей! — поставил тогда передо мной большой бокал пива Савелий.
Вопросительно смотрю на него.
— Безалкогольное, — кивает он на пенное.
Трясущимися руками обхватываю бокал и жадно пью. С чем сравнить эту жажду? Только с помешательством. Отбери у меня тогда это пиво — убила бы, честное слово. Но как только жажда была утолена — больше не хотелось, совсем.