Беньёвский ожег его гневным взглядом:
- Наш флаг, господин Степанов! Наш! Срамить который я никому позволенья не даю! - и резким, неприятным голосом вдруг прокричал: Штурман! Штурман!
Василий Чурин, отделившись от ватаги мужиков, сражение с дикарями обсуждавших, загребая косолапыми ногами, к адмиралу поспешил:
- Чего изволите?
- Якоря сейчас же поднимай и двигайся вдоль берега, место для стоянки подходящее ищи! Понял?
- Как не понять, - и вдруг замялся Чурин: - да токмо, государь, не изволишь ли сей план похерить?
Беньёвский закричал на штурмана так громко, что повернулись мужики:
- Ты как говоришь? Как говоришь, смерд? Кто право тебе дал на возраженье мне, адмиралу твоему?
- Воля ваша, - с твердой покорностью ответствовал Чурин, - хулите и браните, ежели охота, а все ж не лучше ль мимо Формозы нам пройти, коль житель здешний столь дик и непотребен оказался? До Филиппин уж недалече...
В разговор вмешался Магнус Мейдер, воздел вверх руку, просяще заблеял:
- Ваша милость, Девой Марией молю вас отойти скорее от острова сего проклятого, пока дикари не спалили судно наше огненными стрелами!
Раздувая хищные, злые ноздри, заговорил Панов:
- Вранье, вранье все сие! Голозадых дикарей страшиться будем, мы, с ружьями и пушками! Довольно с нас того, что от японцев, хвост задравши, улепетывали!
- Правильно! - пробасил Хрущов. - Произведем на остров нападение десантом!
- Безрассудство! - коротко заявил Степанов и пошел в кают-компанию.
Беньёвский проводил Степанова нехорошим взглядом и сказал штурману:
- Делай, что я велел.
Галиот снялся с места и пошел вдоль берега. Наконец Чурину, лавируя в течении, удалось подвести корабль поближе к острову, где нашлась и удобная для стоянки бухта. Бросили якоря, повернувшись правым бортом к берегу. На этот борт Беньёвский тут же приказал перекатить все пушки, изготовить их к стрельбе и неотлучно быть при них Батурину со Степановым и подручными пушкарскими. Однако приготовления воинские, похоже, излишними явились - ещё только снаряжали для экспедиции на берег команду крепкую, а от земли к галиоту устремились лодки-долбленки, в которых сидели дикари, такие ж с виду, что повстречались Иосифу Батурину, только безоружные совсем. В лодках своих везли они плоды, кучей наваленные на дно, кур и даже небольших свиней. Мужики обрадовались, но скорей не потому, что по свежатинке соскучились, а тому, что драться с дикарями им, как видно, не придется. Беньёвский, тоже изрядно довольный поворотом событий, пригласил туземцев на галиот. Когда взобрались на палубу десятка полтора дикарей, все с интересом принялись их рассматривать, поначалу осторожно, правда. Дивились искусной, затейливой татуировке, покрывавшей почти что полностью черные их тела, палкам бамбуковым дивились, что продеты были в уши. Удивлялись их бесстыдству, оттого что привели они с собой и чернокожих баб своих, имевших на теле лишь бусы да узкий тесмяный поясок. Видя наготу их, по добросердечию наделяли дикарей материями легкими из неистощимых запасов купца Казаринова, пуговицами медными, иголками и прочей мелкой чепухой, которая, однако, так дикарям пришлась по вкусу, что, благодаря, упали на колени, а после и на животы, да так и лежали, распластавшись, долго не смея подняться.
- Ну, - радовался адмирал, - разве ж не по глупости рану свою оболтус Андриянов получил? Напугали, должно быть, чернозадых, вот они с испугу и стрельнули!
И все довольны были предводителем, а также дикарями, гостеприимными и смирными.
С новой экспедицией Беньёвский распорядился так: прежних мужиков и их начальников всех заменить, поелику надежд не оправдали, и отправить новых под предводительством Василия Панова, который донельзя был доволен возложенной на него задачей: произвести разведку и определить, способна ли та местность к разбивке лагеря.
- Через три часа возвернусь, - сказал Панов, молодечески пихая за пояс пистолеты и скалясь недоброй своей улыбкой.
С пятнадцатью гребцами, вооруженными сверх меры даже, среди которых было пять артельщиков, спустился Панов в ялбот, помахал рукой, затянутой в грязненькую перчатку, и двенадцать весел дружно резанули голубую воду.
До берега было теперь чуть больше полверсты, и скоро ялбот уж втаскивали на белый, ласковый песок. Увидели стоящие на "Святом Петре", как скрылись их товарищи в сочной, густой листве прибрежных зарослей, пышных и дремучих, позавидовали и хотели идти уж было по своим делам, как вдруг остановила их на месте частая ружейная пальба и вопли, дикие, истошные, что понеслись из леса. К борту подбежал Беньёвский, с треском першпективную трубу раздвинул, с дрожащей от ярости щекой смотрел на заросли.
- Пали-и-и!! - заорал неистово Батурину, потрясая зажатой в руке трубой.
Бывший полковник артиллерийский, давно уж наведя орудие на макушки крайних к берегу деревьев, сморщив красивое свое лицо, тронул зажженным фитилем, что тлел на пальнике, орудийную затравку - пушка дернулась назад, выстрел оглушительно прогрохотал, запрыгало, забилось эхо дробное уже где-то на берегу, и белое, остро пахнущее облачко мгновенно ветром отнесло от борта. Успели заметить онемевшие от тоски внезапной мужики, как протрещало, ломая ветви, пущенное Батуриным ядро. И, словно ожидая выстрела, как будто по сигналу, из зарослей на берег стали выбегать посланные с галиота люди, направляясь прямо к шлюпке. Оборачивались на ходу и стреляли куда-то в лесную чащобу. Лодку в воду столкнули с невиданным проворством, кто за весла сразу взялся, другие, роясь в сумках, патроны доставали, быстро-быстро шомполами двигали, заряжая ружья, палили так же торопливо, лишь бы поскорей ответить огнем кому-то невидимому, но беспредельно страшному. И сидело их в лодке уже не шестнадцать, а только лишь одиннадцать.
- Не иначе как сражение у них случилось... - глупо заметил кто-то из мужиков, хотя и без того все было ясно.
- Кого нет, ребята? - дрожащим голосом спросил Спиридон Судейкин, растерявший остроту глаз за канцелярской борзописью.
- Ваньки Попова нет, - высматривали зоркие, - Рюмина Ивашки...
- Сидит твой Ивашка в лодке, - поправлял другой, - чаво будет тому чертяке.
- Андрюхи Казакова нет, господина Панова, Кудрина Ваньки, Логинова тож. Эх, добрый был казак!
- Пятерых, стало быть.
- Да, пятерых. Эвона, прокатились ребята...
Шлюпка подплыла к борту. Сидевшие в ней молчали, понурив голову, только тяжело и часто дышали. Беньёвский перегнулся через борт, закричал:
- Чего молчите, шкуры барабанные! Докладайте живо!
Ему ответствовал Игнат, без дела спускавший и поднимавший курок на широкоствольном мушкетоне, и все услышали, как мелко дрожал его голос, хотя желал казаться равнодушным Суета:
- Ну... сунулись мы в лес, идем собе, под ноги смотрим, по сторонам. Господин Панов с четырьмя нашими... коих не видите вы средь нас, во главе шествуют. Вдруг откуда ни возьмись дьяволы энти черные, с пиками в руках, со щитами дощатыми - и прямо на передних. Глазом моргнуть не успели искололи товарищей наших мерзкими своими копьями. Но тут уж мы им из мушкетонов влепили - семь али восемь человек не встанут боле.
- А дальше? - сквозь плотно стиснутые зубы процедил Беньёвский.
- Опосля ж, как стволы опорожнили, мы к ялботу кинулись, плыть за подмогой...
Беньёвский дернул себя за галстук - он, видно, задыхался:
- Как... вы посмели... оставить поле боя и раненых своих товарищей? спросил он еле слышно.
- Ваша милость, - чуть виновато сказал Игнат, - дикарей в лесу, что вшей на нищем, - не выстояли бы. К тому ж, государь, заметили мы, каким манером искололи дикари товарищей. Раненых там не сыщешь.
- Вы-ы-ы!!! - почти завизжал Беньёвский, до неузнаваемости коверкая бешенством свое лицо. - Подлецы! Назад плывите! Живых ли, мертвых, но всех, кого побили, доставить сюда!
Игнат ответил тихо и спокойно:
- Не поедем. Смерти не ищем покамест. Ты сию блажь с гульбой да стоянками затеял, сам и поезжай.
Все видели, что произошло с Беньёвским: он больше не кричал, а только побледнел, сравнявшись цветом лица с хорошо отстиранным и подкрахмаленным галстуком китайчатым, обвивавшим короткую шею его. Все со страхом ждали окончания беседы адмирала с Игнатом Суетой, думая, что завершится она пистолетным выстрелом, но не дождались. Митя Бочаров, штурманский ученик, со шканцев крикнул:
- Глиди-ко-о! Лодка с дикарями! - и показал рукой.
Все повернули головы - от берега к галиоту шла лодка, и вышла она в море в полутора верстах от места, где произошло сражение. Была она долбленкой больших размеров, и сидели в ней семь человек туземцев, которые уж и руками махали, поднимали вверх, показывая то ли ананасы, то ли тыквы с водой. Не знали дикари, как некстати сейчас их появление...
Беньёвский лишь махнул рукой Винблану, и тот все понял, кинулся с Хрущовым в корабельный арсенал, откуда вернулись они уже минуты через две, таща на каждом плече по три фузеи длинноствольных. Человек десять мужиков безо всякого приказа к оружию рванулись - месть влекла их, - разобрали ружья, к борту кинулись.