Слухи о его смерти сильно преувеличены
Однако уже на следующий день сообщения о гибели Яндарбиева были опровергнуты. Один из лидеров чеченской диаспоры президент благотворительного фонда «Единение» Хож-Ахмед Яриханов сообщил «Интерфаксу», что преемник Джохара Дудаева жив и здоров. По его словам, в ночь на 29-е машина с Яндарбиевым действительно попала в засаду в Урус-Мартановском районе, при этом погиб один из его охранников, но сам он не пострадал.
В ночь на 1 мая Яндарбиев предстал уже собственной персоной на подпольном чеченском телеканале. Он вновь заявил, что борьба за независимость будет продолжаться «до последнего чеченца».
А днем 1 мая новый ичкерийский президент появился перед журналистами на пресс-конференции, которую он провел вместе с Асланом Масхадовым где-то на юге Чечни. Среди прочего здесь было заявлено, что ни о каком расколе в рядах чеченской оппозиции нет и речи – все это, как сказал Яндарбиев, «стопроцентная выдумка российских спецслужб, направленная на то, чтобы расшатать монолит наших рядов».
Что касается перспективы мирных переговоров, новый чеченский лидер подтвердил свою крайне жесткую позицию: «Их условием должен быть полный вывод войск. Без решения этого вопроса встреча, может быть, и состоится, но переговоры могут не состояться».
Так что гибель чеченского писателя и политика откладывалась. Смерть от руки киллеров – по-видимому, российского происхождения – настигнет его лишь восемь лет спустя, в феврале 2004-го в Катаре.
Реакция Москвы на жесткие заявления воскресшего Яндарбиева была достаточно спокойной. «Чтобы по достоинству оценить слова Зелимхана Яндарбиева по поводу переговоров, надо знать – это его личная точка зрения или консолидированная позиция сепаратистов», – заявил 2 мая пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев. Он заметил, что со стороны дудаевцев было много высказываний ультимативного характера, так что очередной ультиматум ни у кого не должен вызывать удивления. «В любом случае урегулировать обстановку в Чечне можно только путем переговоров. Так считает президент, и он будет придерживаться своего плана урегулирования в Чеченской Республике, одобренного Советом безопасности», – заверил пресс-секретарь.
Генерал-майор авиации
С Дудаевым мы встретились в июле 1992-го. Обстоятельства этой встречи были довольно забавны. Чеченскому президенту меня рекомендовал его хороший московский знакомый, а потому встречать меня в Грозном, по всем приметам, должны были «на высшем уровне», в соответствии со всеми канонами знаменитого кавказского гостеприимства.
И в самом деле, в грозненском аэропорту прямо к трапу – самолет прилетел поздно ночью – подкатила шикарная BMW. Двое чеченцев – сотрудники аппарата Дудаева – доставили меня в гостиницу «Кавказ», прямо в центре города, напротив президентского дворца. Заехать за мной пообещали в восемь утра. День должен был начаться с «культурной программы» (все как у людей).
И тут дернула меня нелегкая сказать дудаевским помощникам, что я еще должен связаться со Звиадом Гамсахурдиа и выяснить, когда он меня примет (едучи в Грозный, я решил совместить два дела – побеседовать и с чеченским президентом, и с грузинским экс-президентом, который в качестве изгнанника жил в то время в чеченской столице). Трудно описать, какое впечатление произвело на встречающих меня чеченцев мое сообщение насчет Гамсахурдиа. Это был настоящий шок. «Как – Гамсахурдиа! – бормотали они в растерянности. – Здесь один хозяин – чеченский президент». Они не в состоянии были допустить даже мысли, что, приехав на встречу с президентом Дудаевым, я мог себе позволить одновременно думать еще о чем-то другом – о встрече с каким-то Гамсахурдиа.
Естественно, ни в восемь, ни позже никто за мной не приехал. Никто даже не позвонил. Ни о какой «культурной программе» уже не было и речи. Поговорил с бывшим грузинским президентом (он принял меня без промедления). После сам себе организовал «культурную программу» – погулял по городу, тогда еще целому, не разрушенному.
На следующее утро стал названивать помощнику Дудаева Мовлену Саламову. Звонил из автомата (в гостинице телефон не работал). Около двенадцати явился в дудаевскую приемную на один из верхних этажей президентского дворца и прождал там… до десяти вечера. Мимо меня в кабинет Дудаева проходили все кому не лень, все, кто только появлялся в приемной, а меня он все не принимал и не принимал: слишком сильно я перед ним провинился.
Наконец около десяти я вошел в обширный кабинет чеченского руководителя. Дудаев сидел в левом углу на диване, а напротив справа, отдельной группой, располагались человек двадцать его приближенных. Как я понимаю, все – или почти все – будущие полевые командиры будущего чеченского сопротивления. Жаль, что в ту пору я никого из них не знал в лицо, а то, не исключено, разглядел бы и Басаева, и Масхадова, и Яндарбиева… Все два часа (около того), что мы разговаривали с Дудаевым, они молча, терпеливо слушали наш разговор. Лишь к концу его стали проявлять некоторое нетерпение, так что Мовлен Саламов подскочил ко мне и прошипел злобно: «Вы опоздаете на самолет!» Но Дудаев жестом отстранил его: дескать, ничего, дай поговорить. Видно, разговор был ему небезынтересен.
А начал он его с нескрываемым злорадством: «Ну что, устали ждать?» Стало окончательно ясно, что инициатор наказания, которому я подвергся, – именно он. Я ответил, что ожидание для меня дело привычное, такова моя профессия. И в самом деле, помнится, в Вильнюсе беседы с Ландсбергисом мне пришлось дожидаться примерно столько же. Правда, тогда у литовского руководителя были извиняющие обстоятельства. Это была мартовская ночь 1990 года, на Вильнюс, принявший незадолго перед этим акт о независимости Литвы, со стороны Каунаса двигался российский механизированный полк – несколько десятков то ли танков, то ли БТРов или БМП (вся информация поступала в республиканский Верховный Совет от людей, не очень разбирающихся в военной технике). Все были уверены, что Кремль решил скинуть своевольную литовскую власть…
Я спросил Дудаева, как он считает, действительно ли Чечня созрела, чтобы существовать независимо, отдельно от России. Ни малейших сомнений на этот счет у моего собеседника не было:
– Безусловно. Прежде всего она достигла зрелости по состоянию своего человеческого потенциала, уровню его развития. Главное, что характерно для нашего народа, – осознание того, что самостоятельность является единственным приемлемым вариантом его будущего. Ни один народ на земле не прошел такую проверку на зрелость, как чеченский народ. Природные ресурсы, научно-технический потенциал, производственный потенциал, географическое положение, особенности исторического развития – все это в совокупности также создает предпосылки для нашей независимости. Если нам не будут мешать, наша республика, без сомнения, в ближайшем будущем совершит мощный скачок и в области экономики, и в области гражданского строительства, обеспечения демократических и правовых норм жизни.
– К сожалению, – добавил Дудаев, – метрополия не только не осознала своей ответственности за все, что сотворено с этим народом, но и делает все, чтобы усугубить тяжесть его положения после выпавших на его долю испытаний.
На вопрос, когда у него впервые возникла мысль заняться той деятельностью, которой он теперь занимается, Дудаев ответил, что готовился к ней всю свою сознательную жизнь.
– Несправедливость насилия, его тягостный пресс, давящий на мою душу, на душу моего народа, да и не только моего, я осознал еще у ту пору, когда рос в землянке с рождения, в сибирских условиях, в голоде, в нужде, в репрессиях… Самое страшное было – это ощущение полного бесправия и незащищенности ни со стороны закона, ни со стороны государства. Наоборот, твое уничтожение как человека, как личности ставилось целью.
До новой чеченской войны оставалось более двух лет. Что Дудаев думал в тот момент по поводу возможного вооруженного конфликта с Россией? Как собирался действовать в случае, если он возникнет?
– Сколько можно! – воскликнул чеченский президент, отвечая на соответствующий мой вопрос. – За триста лет Россия уже столько навязала нам военных конфликтов! Чего только мы не натерпелись от нее. И чего только не продолжаем терпеть. Сюда вводились войска. Осуществлялась прямая агрессия… Наши сыновья гибли и гибли… Наш народ был поставлен на грань физического уничтожения… Но в дальнейшем любое вооруженное вмешательство России в дела Чечни будет означать новую кавказскую войну, смею вас заверить. Причем войну жестокую, учитывая наличие современного оружия и фактор колоссального перемешивания населения на огромных территориях бывшего Союза, в том числе и чеченцев, их нахождения во всех концах земного шара. За последние триста лет нас научили выживать. Причем выживать не индивидуально, а в качестве единой нации. Да и другие кавказские народы готовы вспыхнуть, как порох… Кавказ своеобразен. И стоит начать с Чечни, как вспыхнет сильнейший пожар. Соседние народы не останутся в стороне. А ведь есть безмозглые головы, которые усиленно провоцируют эту войну.
Предсказание Дудаева насчет широкого распространения войны по кавказской территории, которое тогда казалось не очень обоснованным, сегодня, при Путине, похоже, начинает сбываться. Помимо Чечни, стрельба, взрывы слышны уже в Ингушетии, Дагестане, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии…
Еще один дудаевский прогноз, тоже тогда казавшийся довольно странным:
– На своей территории мы воевать не собираемся. Хватит трехсот лет кровопролития на этой земле. Нас хорошо научили переносить эти войны туда, откуда они исходят. Это будет война без правил.
Тогда это обещание представлялось неким хвастовством. Но сегодня, вспоминая многочисленные теракты едва ли не по всей России – взрывы в метро, в поездах, в самолетах, на рынках, в жилых домах, на улицах российских городов, Норд-Ост, Беслан, – понимаешь, что именно подразумевал чеченский лидер под войной без правил и за пределами чеченской территории (хотя ее-то собственную территорию огонь войны обуглил и опалил в первую очередь).
Острый вопрос – о роли ислама в Чечне. Его главенствующая роль в этой республике при Дудаеве, а особенно после него, общеизвестна. Однако сам он, судя по его ответу, относился к исламу довольно сдержанно.
– Я бы хотел, – сказал он мне тогда, – чтобы Чеченская Республика была конституционным светским государством. К этому мы стремимся, этот идеал преследуем. Религия как духовная среда должна играть исключительно важную роль в духовном обогащении народа, в развитии морали и человечности. Если же религия берет верх над светским конституционным устройством – появляется испанская инквизиция, исламский фундаментализм в ярко выраженном виде… Ни одной религии, оказавшейся во главе государственных структур, не удается выдерживать чисто религиозную целевую программу, вытекающую из ее существа… Неизбежно возникает противостояние, противоборство.
Чувствует ли он себя продолжателем дела Шамиля? Ответ лапидарно-отрицательный:
– Я не чувствую себя продолжателем дела кого-либо.
Не боится ли Дудаев за свою безопасность? В его ответе (его я уже цитировал) слышна бравада:
– Говоря честно, ничего я не боюсь. И никого, кроме Всевышнего. От всего не перестрахуешься. И если какому-то дураку вздумается выстрелить, от этого тоже не уйдешь. Это все ерунда – охрана, защита, бронированные машины, спецаппаратура… Все это ерунда. Шлепали и президентов Соединенных Штатов…
По словам Дудаева, его охрану составляют четверо парней-добровольцев, не получающих за это никаких денег (дескать, озаботиться зарплатой своих охранников ему, президенту, как-то неловко).
У меня самого сложилось несколько иное впечатление о президентской охране. Пока я дожидался приема, имел возможность наблюдать за работой дудаевской службы безопасности. Множество людей, вооруженных пистолетами и автоматами, постоянно ходили туда-сюда. Когда Дудаеву потребовалось перейти из кабинета в зал совещаний – это рядом, – они заставили всех посетителей выйти из приемной в вестибюль, там оттеснили всех к стенке, образовав живой коридор, и только после этого провели президента по нему. Меня несколько раз подозрительно спрашивали, почему я так долго сижу в приемной, хотя, как уже говорилось, это совсем не от меня зависело. Наконец, непосредственно перед дверью дудаевского кабинета попросили открыть «дипломат» и тщательно осмотрели его.
На все это Дудаев возражал, что, должно быть, я принял за его охрану кого-то из комендантского взвода или из других подразделений.
Так или иначе, все эти охранники не уберегли авиационного генерала от авиационной ракеты.
Отклики на гибель Дудаева
Ведущие страны практически не откликнулись на гибель Дудаева, посчитав это внутренним российским делом. Кое-какой отклик – правда, тоже неофициальный – пришел из Турции, Прибалтики, Украины (Львовщина, Крым)…
Самой массовой была реакция в Турции. 26 апреля десятки тысяч жителей совершили намаз в связи с гибелью чеченского лидера. Манифестации под антироссийскими и прочеченскими лозунгами прошли во всех крупных городах страны. Особенно многочисленными они были в Анкаре и Стамбуле. Одна из улиц турецкой столицы по решению муниципалитета была названа именем Джохара Дудаева.
Его же имя волей рижской городской Думы присвоили одной из улиц латвийской столицы. Однако официально, на государственном уровне выражать соболезнование в связи с гибелью президента Ичкерии не стали, чтобы не портить отношения с Россией. Соответствующие телеграммы послали лишь отдельные депутаты.
Так же было в Литве и Эстонии.
Неугомонный Витаутас Ландсбергис на заседании Парламентской ассамблеи Совета Европы призвал почтить память Дудаева вставанием и минутой молчания. Его призыву последовали лишь около двух десятков человек…
Еще одна табличка с фамилией Дудаева появилась во Львове. Именем чеченского генерала была названа бывшая улица русского офицера Лермонтова, который, как известно, тоже участвовал в колониальной войне на Кавказе (во Львове припомнили ему это).
Весьма резко на убийство Дудаева отреагировали крымские татары. На своем экстренном заседании, прошедшем уже 24 апреля, меджлис принял заявление по этому поводу. «Имя Джохара Дудаева для крымских татар, как и для их чеченских братьев, всегда будет символом несгибаемого борца, подвижника, шиита – человека, отдавшего жизнь за свой народ, – говорилось в нем. – Убийство президента Республики Ичкерия Джохара Дудаева ляжет несмываемым позором на нынешнее руководство России, страны, возведшей терроризм в ранг государственной политики… Кровь тысяч жертв войны в Чечне никогда не даст забыть ни одному народу, что политика России несет в себе прямую угрозу для всего человечества».
Отклики российских деятелей на гибель Дудаева свелись к полемике, облегчит ли она разрешение чеченского конфликта или не облегчит. Мнений «за» и «против» было примерно поровну.
Данные социологов
(28 апреля 1996 года)
Если бы выборы состоялись «сегодня», за Зюганова проголосовали бы 27 процентов собирающихся участвовать в голосовании, за Ельцина – 21, за Явлинского – 11, за Жириновского – 9, за Лебедя – 8, за Святослава Федорова – 4, за Горбачева – 2.
На выборы предполагают пойти 70 процентов опрошенных.