…После драмы в ночь с 17 на 18 октября 1977 года Вадц Хадад и Карл ос Шакал, Ясир Арафат и Али Хассан Саляме убедились, что не только израильтяне способны провести спасательную операцию вдали от дома. Причем ведущим странам, как показал сомалийский опыт, даже не нужно — в отличие от Израиля — тщательно скрывать операцию. Никто в мире не посмеет отказать немцам, французам, британцам и уж тем более американцам в освобождении своих граждан где бы то ни было.
Вот и в ООН никому даже в голову не пришло обвинить ФРГ в нарушении суверенитета Сомали. Никакие «геркулесы» для эвакуации заложников также не понадобились. Не были бойцы С8С-9 ограничены и временем пребывания на чужой территории. И уж тем более не было никакой нужды доставлять в Могадишо джипы, вездеходы, крупнокалиберные пулеметы для сражения с сомалийской армией.
В 1978 году нищая латиноамериканская страна перевернула представления о масштабе террористического акта. В ночь на пятницу 24 августа отряд герильяс[19] во главе с команданте Серо спустился с покрытых сельвой гор на берег озера Манагуа и под сенью ночи просочился в одноименный город — никарагуанскую столицу.
Как раз в эти дни здесь проходила сессия Национального собрания — однопалатного парламента страны.
В народе Национальный дворец, место заседания представительной власти, называли не иначе как свинарником: депутатом в Никарагуа мог стать лишь тот, кто беспрекословно поддерживал режим 53-летнего Анастасио Сомосы Дебайле. Вся Америка знала циничные слова его отца — основателя диктаторской династии, брошенные своим покровителям в США:
— Вы выигрываете выборы, а я выигрываю подсчет голосов.
Когда президент США Франклин Рузвельт мягко указал Сомосе-старшему на недостаток демократии в Никарагуа, тот за словом в карман не полез:
— Демократия в моей стране — это дитя, а разве можно давать младенцу все, что он попросит? Я даю свободу — но в умеренных дозах. Попробуйте дать младенцу горячего пирога с мясом и перцем — и вы его убьете.
Тогда-то и вырвались у Рузвельта знаменитые слова:
— Сомоса, конечно, сукин сын, но это — наш сукин сын!
Оставаясь одним из последних диктаторов в Западном полушарии, Сомоса-младший вызывал всеобщую ненависть как в самой стране, так и за ее пределами. Никарагуанцы гибли от брюшного тифа и малярии, истощения и дизентерии, 17 % населения страдали туберкулезом. Вместе с тем на каждую тысячу жителей приходилась единственная больничная койка. Лишь каждый второй ребенок переживал свое младенчество и каждый второй трудоспособный взрослый имел работу.
Третьей после хлопка и кофе статьей экспорта в годы правления Сомосы-младшего стала кровяная плазма: чтобы не умереть с голоду, никарагуанские безработные продавали свою кровь. Консервированием и экспортом плазмы крови занималась компания «Пласмафересис», совладельцем которой был сам… глава государства. Не удивительно, что одной из кличек диктатора пыла «Вампиро», а сомосовских депутатов в народе прозвали «свиньями».
…Наутро переодетые в обычную «гражданку» партизаны, пряча под одеждой оружие и портативные радиостанции, окружили массивное здание «свинарника». Команданте Серо подал условный сигнал: свистнул, подражая кетсалю — священной птице древних индейцев. Полицейские, охранявшие вход в здание, были смяты в мгновение ока, и около 50 «лесных братьев» ворвались внутрь.
Вот когда выяснилось, что операция отрабатывалась десятки, если не сотни раз. Одна часть партизан деловито занялась укреплением здания изнутри на случай штурма. Без лишних слов и движений были заминированы двери и окна нижних этажей. Вторая группа с автоматами наперевес высыпала на ковровые дорожки парламентского зала заседаний. Депутатами овладел шок, а команданте Серо взошел на трибуну.
— Вы в плену, дамы и господа, — обратился он с мягкой улыбкой к перепуганным людям. — Сандинистский фронт национального освобождения объявляет вас своими заложниками-.
Тем временем третья часть бойцов СФНО прочесывала здание. Всех попадавшихся им людей сандинисты сгоняли в заранее намеченные помещения, которые удобно было контролировать. Взаимодействие разных групп партизан друг с другом было налажено безупречно, а в их руках оказалось почти две тысячи человек, включая сразу 60 депутатов. То был абсолютный рекорд в истории терроризма!
Команданте Серо назначил из числа депутатов «переговорную бригаду» во главе с авторитетным епископом ригелем Обандо. Скоро диктатор имел «счастье» лицезреть пакет требований неугомонных герильяс. В обмен на жизни заложников Сомосе предстояло освободить из тюрем около 40 арестованных в разные годы сандинистов, уплатить громадный по никарагуанским меркам выкуп в 500 тысяч долларов и предоставить пассажирский самолет для эвакуации партизан из страны.
Но прежде всего епископ Мигель настаивая на оглашении по национальному радио программы СФНО. Сомоса Дебайле был ошеломлен: несколько десятков партизан нанесли страшный удар под носом у его армии, полиции и спецслужб! Среди заложников оказались члены семьи диктатора, его ближайшие друзья и соратники. Начав свою деятельность в 1961 году с нескольких малочисленных и необученных боевых групп, Сандинистский фронт национального освобождения превратился в целую партизанскую армию с собственными силами специального назначения.
Какое-то время диктатор переваривал новость и обсуждал со своими «силовиками» перспективы штурма Национального дворца. Перспективы не были обнадеживающими. За 17 лет в сельве выросло незнакомое с мирной жизнью поколение. Для расстрела безоружных заложников таким людям явно не придется преодолевать нравственного барьера. А уж попадать в цель партизаны умели: можно было не сомневаться, что команданте Серо отобрал для проведения операции самых метких, выносливых и сообразительных.
Штурм грозил обернуться массовой бойней, в которой суждено было погибнуть не только множеству заложников, но и солдат — тем более что в распоряжении властей Никарагуа не было отрядов коммандос, специально подготовленных для освобождения захваченных людей.
Одновременно никарагуанская верхушка знакомилась с международной реакцией на произошедшее. В бессильной ярости Сомоса сжимал кулаки: сообщая о захвате не слыханного числа заложников в Манагуа, корреспонденты решительно всех информ агентств, телеканалов и газет с трудом скрывали радость. Как по обе стороны Атлантики, так и по обе стороны экватора, герильяс из СФНО выглядели освободителями родины от кровавого деспота. Казалось даже странным, отчего из ненависти к режиму Сомосы нельзя получать, скажем, электричество.
Сомосе ничего не осталось, кроме выполнения всех требований «лесных братьев». Чтобы сохранить лицо, он затянул переговорный процесс на сутки, но это лишь усилило всемирную поддержку сандинистов. Наконец диктатор махнул приближенным рукой — дескать, поступайте, как знаете.
Когда в Национальном дворце услышали из репродукторов голос, зачитывающий требования СФНО, грянули аплодисменты, причем вместе с боевиками били в ладоши захваченные ими люди: «стокгольмский синдром» действовал вовсю, ибо Сомоса вызывал ненависть даже у части собственных приспешников.
Уже назавтра, в субботу 25 августа 1978 года, в международный аэропорт Манагуа были доставлены из тюрем заключенные партизаны. Сюда же прибыли на автобусах их товарищи во главе с ловким команданте Серо и искомым полумиллионом долларов. Безопасный вылет герильяс из Никарагуа добровольно вызвались гарантировать своим присутствием ряд высокопоставленных чиновников и часть депутатов. Спустя 45 часов неволи и страха заложники обрели свободу.
Четко произведя погрузку в «боинг», дерзкие партизаны помахали на прощание растерянным полицейским и были таковы. Весь мир — от коммунистов до консерваторов — аплодировал террористам, причем таковыми их никто не считал. Сперва лайнер вылетел в Панаму. Тамошний лидер, 49-летний бригадный генерал Эррера Омар Торрихос, пришел к власти 10 лет назад в ходе переворота, благодаря чему считал себя революционером. Торрихос согласился принять «товарищей по оружию», чем заслужил симпатии левых экстремистов во всем мире.
Тем не менее в Панаме герильяс команданте Серо надолго не задержались: здесь до них запросто могли дотянуться национальные гвардейцы — верные псы никарагуанского режима. Принять захваченный у Сомосы самолет согласился диктатор с диаметрально противоположными политическими взглядами — Фидель Кастро Рус, Председатель Государственного совета и Совета министров Кубы. Живой щит из никарагуанских чиновников кубинцу тут же отправили обратно, а «героическим» сандинистам устроили восторженный прием.
В 1978 году многие жители Земли были искренне убеждены, что переход от капитализма к социализму — дело неизбежное и, безусловно, прогрессивное. По этой причине в сознании значительной части человечества и даже в международном праве укоренился двойной стандарт. Если захват заложников совершался экстремистами правых взглядов, то это был, конечно же, теракт. Но если поубивать свои беззащитные жертвы обещали революционеры, то это был уже не теракт, а национально-освободительная борьба.
«Прогрессивные круги» во всем мире вдохновляли и подзуживали левых экстремистов, а порой и сами становились в их ряды, как это было в Западной Германии, Италии, Японии, Франции, Бельгии, Греции. Вот лишь один пример. Британский новеллист Салман Рушди называл в ту пору Соединенные Штаты «источником зла» и даже призвал к убийству американцев как к… революционному акту. Книга Рушди «Улыбка леопарда» содержала страстный призыв к поддержке никарагуанских партизан.
Грандиозный захват парламента прозвучал похоронным звоном для режима Сомосы. Уже в июле следующего, 1979, года диктатор бежал в Парагвай. Сандинисты захватили власть и приступили к классическим социалистическим преобразованиям с передачей земли крестьянам, национализацией промышленности и банков. Сандинистский трибунал заочно приговорил Сомосу-младшего к смертной казни.
Уже в 1980-м сандинисты «дотянулись» до ненавистного экс-диктатора — аж за 5500 км от родины! На светофоре 4 в центре Асунсьона неизвестное количество неизвестных лиц снесли выстрелом из базуки крышу бронированного лимузина Сомосы, после чего расстреляли всех, кто находился внутри, и бесследно исчезли.
В Вашингтоне поднялся переполох. Казалось, коммунизм победоносно шагает по планете и уже стучится в ворота самих Соединенных Штатов. Помимо идеологического поражения, американские предприниматели лишились в Никарагуа собственности на сотни миллионов долларов. Между тем в 1912–1933 годах эта страна была оккупирована войсками США. Хотя никарагуанцы восстали и добились вывода американских солдат, вскоре вождь восстания Аугусто Сесар Сандино был убит, а власть захватил Анастасио Сомоса, который проводил проамериканскую политику. Ту же политику продолжат сперва его старший сын Луис, а с 1967-го — младший сын Анастасио.
Теперь решено было во что бы то ни стало восстановить экономическое и политическое господство США в Никарагуа. Ставка в этой борьбе была сделана на те же партизанщину и террор, которые обеспечили успех самим сандинистам. Из бежавших в США остатков сомосовской Национальной гвардии и прочих антикоммунистов американские генералы сформировали, экипировали, вооружили и обучили отряды так называемых контрас (контрреволюционеров).
На протяжении 1980-х годов контрас неустанно атаковали сандинистские войска с территорий проамериканских Гондураса и Сальвадора. Но еще более преуспели контрас в расправах над мирными жителями, которых удавалось уличить в сотрудничестве с новой властью — хотя как же с нею было не сотрудничать? От рук контрас погибли более 30 тысяч беззащитных селян и горожан, по 8 человек из каждой тысячи (все население Никарагуа не превышало четырех миллионов).
Однако эта кровавая вакханалия не прошла бесследно. На примере правого терроризма никарагуанцы осознали наконец вред и терроризма левого. Путем тяжелейших, многократно срывавшихся переговоров обеим сторонам никарагуанского конфликта удалось достичь соглашения о мире.
На всеобщих выборах в феврале 1990 года Оппозиционный национальный союз из 14 правых партий и организаций одолел сандинистов. Сандинистский президент, 45-летний Даниель Ортега, честно уступил власть лидеру христианских демократов Виолетте Барриос де Чаморро. Началось возрождение страны из руин гражданской войны.
А что же англоязычный литератор индийского происхождения Салман Рушди? Как нередко это бывает, он напоролся именно на то, за что боролся. В 1979 году казалось, что геополитические мечтания Рушди начинают сбываться: в Западном полушарии свергнут ненавистный Сомоса, в Восточном — ненавистный шах Ирана. Литератор и помыслить не мог, что 13 февраля 1989 года иранский узурпатор аятолла Хомейни подпишет фётву, приговорившую 42-летнего Рушди к смерти. Отныне любой мусульманин должен был убить литератора при первой же возможности. «Прегрешение» Рушди состояло в том, что в его романе «Сатанинские строфы» Хомейни усмотрел издевательство над исламом.
Хотя Хомейни вскоре после подписания знаменитой фетвы умер, Салман Рушди по сей день вынужден скрываться от исламских фанатиков. В Великобритании его защищают контрразведчики из МИ-6, в США — агенты ФБР. Революционным бредням больше не находится места в голове литератора. В своих сочинениях Рушди на все лады воспевает оплот свободы и демократии во всем мире — Соединенные Штаты Америки. Мучает ли литератора совесть за аналогичные «песни» в честь сандинистских партизан?
О том не ведают ни Сатана, ни сам Аллах.
Десятки тысяч человек тугой змеей передвигались вокруг черной кубической мечети Каабы в Мекке: вершился таваф, обрядовый обход главной святыни ислама. По периметру площади величиной в три футбольных поля высилась трехъярусная крытая галерея, по углам которой торчали минареты. Все паломники были одеты в белые ихрамы — обязательную униформу для совершающих хадж.
Состоят ихрамы из двух длинных, по 2–2,5 метра, кусков бязи, которыми обматывают соответственно нижнюю и верхнюю части тела. Это требует немалого искусства: подол получается то чрезмерно узким и мешает ходьбе, то слишком широким и обнажает лодыжки, а сие непотребство запрещено шариатом. На ноги паломники надевают чувяки без единого стежка. Головы оставляют непокрытыми, дабы аллах мог с легкостью убедиться в чистоте их помыслов и крепости веры.
После облачения ихрам нельзя снимать вплоть до самого окончания паломничества. Если кому-то в силу непреодолимых обстоятельств приходится нарушить этот запрет, то искупить вину необходимо в канун праздника Курбан-байрам принесением в жертву жирного барана. В ихраме не поют, не смеются, не улыбаются, не стригут ногтей и волос, не пользуются мылом. Паломнику запрещено обижать и убивать кого бы то ни было, включая насекомых; нельзя сорвать травинку или листок. Садиться, вставать, ложиться и даже спать нужно так, чтобы тело было постоянно прикрыто от колен и до пупа.
В тот страшный день 20 ноября 1979 года никто не обратил внимания, что около двухсот паломников имели на их рамах дополнения — узкие красные повязки. «Меченые» рассредоточились в ожидании условного сигнала. И вот на двух ближайших минаретах выросли две белые фигурки и призывно взмахнули руками. «Меченые» паломники выхватили из-под ихрамов автоматы и открыли огонь по плотной толпе.
Началось нечто невообразимое. Насмерть топча друг друга, люди с воплями ринулись к воротам. Хотя большей части паломников удалось-таки разбежаться, в руках захватчиков оказалось свыше шести тысяч мужчин в белых ихрамах. Прошлогодний рекорд, когда в Никарагуа стали заложниками около двух тысяч человек, был мгновенно побит.
Всех заложников загнали в обширные подвалы, расположенные под Каабой. Спустя два часа взрыв большой силы разнес автомобиль, подкативший к дворцу короля Халеда в саудовской столице Эр-Рияде. В разных районах страны отряды террористов захватили узлы связи и правительственные здания. Стало ясно, что в Саудовской Аравии происходит государственный переворот.
Власти запаниковали. Национальная гвардия получила безумный приказ немедленно освободить Каабу. Безо всякой подготовки солдаты устремились к воротам мечети и напоролись на шквальный огонь из автоматов и даже пулеметов. Потеряв десятки убитыми, гвардейцы отступили.
На Востоке человеческая жизнь никогда не ценилась высоко. Назавтра солдат вновь погнали на штурм. И опять никому не удалось даже подобраться к воротам: террористы вели прицельный огонь с окружающих Каабу минаретов, словно с пулеметных вышек.
Посовещавшись, саудовские генералы предложили королю новый «гениальный» план, который предусматривал широкое использование боевой техники. В 10 утра 22 ноября небо над святыней раскололось от клекота сразу пяти вертолетов, а по земле в сторону Каабы двинулись 12 бронетранспортеров. Сзади шла пехота — три тысячи человек.
Но «меченые» паломники подготовились на славу. Открыв огонь из противотанковых ружей, они подбили три «броника», после чего умудрились сбить один вертолет. Атака захлебнулась. Король Халед ибн Абд аль-Азис ас-Сауд взмолился о помощи, но аллах явно был не на его стороне. Вероятно, господь прогневался на хранителя исламских святынь за то, что тот недавно предоставил убежище Иди Амину, свергнутому угандийскому узурпатору и террористу, а вдобавок садисту и людоеду.
Пришлось королю Саудовской Аравии обратиться к Валери Жискар д'Эстену, президенту Франции. Тот откликнулся незамедлительно. Поскольку Кристиан Пруто, основатель и глава жандармского спецназа ГИГН, находился в отпуске, «на дело» отправился его заместитель мсье Поль Беррил. К этому времени ГИГН состояла уже из 40 бойцов: три отряда по 12 человек плюс руководство.