— Все кончено! — горько воскликнул 37-летний Жорж Хабаш, друг и соратник доктора Хадада.
В ответ 38-летний Ясир Арафат зловеще ухмыльнулся и пророчески сказал:
— Напротив. Все только начинается!
— Единственный метод — непрерывный беспощадный террор, — объявил в те же дни 25-летний будущий начальник оперотдела «Черного сентября» Али Саляме. — Единственный конец — столкнуть сионистов в море.
Услышав эти слова, Арафат чуть улыбнулся: окончательной победы он не хотел. Арафата устраивало, чтобы конфликт тлел вечно. Саляме был еще слишком идеалистом, чтобы это понять.
Вместе с тем несколько изменился характер терактов. Палестинцы лишились плацдармов, с которых 19 лет предпринимали набеги на израильские поселения. Вот когда в голову окулисту Вади Хададу пришла оригинальная идея терроризма против израильтян за пределами Израиля. По всему миру должна была пройти линия невидимого фронта с тем, чтобы изолировать Израиль, превратить его в гетто, сделав единственным безопасным для его граждан местом на Земле.
Израильтян предстояло выслеживать, а затем убивать или брать в заложники. Так родилась эта организация — Народный фронт освобождения Палестины (НФОП). Второй оригинальной идеей в голове арабского офтальмолога было воздушное пиратство: пассажирские самолеты представлялись весьма легкой добычей.
Третья концептуальная находка доктора Хадада — использование террористов-смертников. Правда, в те годы со смертниками-добровольцами в арабской среде было туговато. Для реализации этой идеи Хададу пришлось использовать боевиков «Японской Красной Армии». 30 мая 1972 года трое японцев от бедра принялись поливать из «калашей» переполненный зал ожидания в аэропорту Лода — то был ответ НФОП на штурм израильским спецназом бельгийского лайнера 21 день назад.
Тогда же Вади Хадад додумался взорвать при помощи камикадзе угнанный самолет над Тель-Авивом — ненавистным оплотом сионизма. Эту идею воплотить в жизнь ему было так и не суждено.
Как видит читатель, весь основной арсенал средств современного терроризма появился на свет в одной-единственной голове на протяжении всего лишь пяти лет. Неудивительно, что доктор Хадад пользовался среди палестинцев легендарной славой, хотя номинальным главой НФОП числился его друг, также врач-окулист Жорж Хабаш.
Особый авторитет Хададу прибавляло то обстоятельство, что, начиная с первого угона лайнера в 1968 году, экс-окулисту оказывал помощь оружием и спецсредствами советский КГБ при личном участии председателя Юрия Андропова и с личного одобрения советского лидера Леонида Брежнева.
СССР оказался больше арабов заинтересован в уничтожении Израиля. Существование вражеского государства сионистов объективно было на руку лидерам соседних стран, поскольку оправдывало диктаторские методы правления в Египте и Сирии, Иордании и Ливане. Если не будет Израиля, такое оправдание исчезнет, и народы потребуют демократии. А вот советские вожди видели в Израиле государство, готовое предоставить свое гражданство евреям из СССР. Так с появлением Израиля все советские евреи стали потенциальными предателями, и это, конечно же, никуда не годилось.
Не удивительно, что доктор Хадад обзавелся подражателями. Уже в 1968 году бывший капитан сирийской армии Ахмад Джабраиль, выйдя из состава НФОП, образовал собственную банду, которую назвал ни много ни мало Главным командованием Народного фронта освобождения Палестины (ГК-НФОП). Годом позже Наиф Хаватмех из Иордании отпочковал от НФОП другой отряд с удивительным для Востока названием Демократический фронт освобождения Палестины (ДФОП).
Новые организации также вошли в ООП, которая в итоге стала конгломератом из 22 террористических группировок, открыла свои посольства в большинстве столиц и провела через «голосовальную машину» ООН в своих интересах множество резолюций.
Сейчас пойдет речь о самом громком «подвиге» как раз «демократов» из ДФОП. Демократия никогда не пользовалась популярностью в мусульманском мире, где издавна правили диктаторские кланы с неограниченными полномочиями. Вот почему ДФОП долго оставалась среди членов ООП одной из малочисленных, малозаметных, а потому и малопочтенных организаций.
Другого столь удачного момента можно ждать годами, и Наиф Хаватмех (родившийся в семье православных арабов) решил действовать, не откладывая. Помолившись и пожав руки остающимся, его люди тронулись в путь. Было около 21 часа. Первым карабкался по склону Юсуф — он, собственно, и принес весть об удачном моменте. Гордый тем, что его информация оказалась полезной, он не ведал усталости, хотя уже проделал немалый путь по горам и высохшим руслам рек.
Основной работой Юсуфа была контрабанда гашиша — высушенных выделений женских растений индийской конопли. Обосновавшись в 1970 году в Ливане, палестинские боевики значительно расширили посевы конопли и развернули широкую наркоторговлю. Но если через границу можно пронести наркотик, почему нельзя пронести оружие?
Следом за Юсуфом ступал Муин. Он появился на свет спустя два года после провозглашения Израиля в нищем беженском лагере «Аль-Бурдж», что в секторе Газа. Оттуда родители перебрались в Хеврон, однако в 1967 году вынуждены были бежать снова, на сей раз в иорданский Амман: Хеврон перешел под израильский контроль.
Это бегство и помогло вербовщику ДФОП найти в сердце юноши горячий отклик и побудить его взяться за оружие. «Фронтовики-демократы» не принимали участия в бесчинствах боевиков ФАТХа по отношению к туземным иорданским бедуинам. Члены ДФОП предпочитали перебраться за реку, подстрелить зазевавшегося солдата или земледельца, после чего безнаказанно скрыться.
Однако в «черном» сентябре 1970-го войска короля Хусейна не стали разбираться, от какой конкретно палестинской банды необходимо очистить страну. Муин бежал вместе со всеми, чудом уцелел и оказался в Ливане. Когда Муину после прихода Юсуфа предложили отправиться в рейд, который прославит ДФОП, парень не раздумывал ни секунды.
Замыкал тройку Махмуд — юноша из состоятельной семьи, обожающий палестинскую поэзию. «Я бы очень хотел поведать вам историю о мертвом соловье, — вдохновенно цитировал он палестинского поэта Самиха аль-Касима. — Я бы мог поведать вам много историй, если бы они не отрезали мне губы».
Под изуверами, убившими соловья и «отрезавшими» поэту губы, подразумевались сионистские оккупанты. У аль-Касима сильные образы: он действительно талантлив. Однако самые эффектные метафоры могут не иметь никакого отношения к реальной жизни. Впечатлительному Махмуду как-то не приходило в голову, что только после захвата Израилем Иудеи, Самарии и Газы здесь впервые пробились ростки демократии. А ведь для этого достаточно было просто почитать ливанские газеты.
Одна из них писала еще в 1971 году: «Мы долго жили под «унижением» арабского национализма. Больно говорить, что пришлось ждать израильского «завоевания», чтобы узнать, что такое человеческие отношения…»
«Арабы не только чувствуют, что живут лучше, чем до 1967 года, — тогда же сообщал другой арабский комментатор. — Они говорят, что, вкусив жизнь при либеральном израильском режиме, они не захотят жить снова под диктатурой».
Под диктатурой здесь подразумевается власть боевиков ФАТХа. Израильтяне практически с нуля создали инфраструктуру захваченных территорий. Израильские агрономы делились опытом передового сельского хозяйства. Десятки тысяч арабов нашли работу на израильских стройках, многие открыли свой бизнес. Они быстро обзавелись личными автомобилями, в арабских поселках росли как грибы роскошные виллы. Израиль построил на «территориях» больницы и поликлиники, детские сады и университеты. Резко упала детская смертность.
— Эвейну шалом алейхем! — пела на все голоса израильская пропаганда. — Мы принесли вам мир!
За несколько лет уровень жизни арабов «территорий» вырос в 3–4 раза по сравнению с уровнем жизни соплеменников в Иордании, Сирии, Ливане, Египте. Израильтяне предоставили арабам право создавать партии и выбирать местное самоуправление. Арабы быстро убедились, что «оккупанты» действительно принесли мир, демократию и экономическое процветание.
— Эвейну шалом алейхем! — стали говорить уже не только евреи, но и арабы.
Но мир — это вовсе не то, о чем мечтали боевики ФАТХа, НФОП, ГК-НФОП, ДФОП и прочих участников ООП. В Газе, Иудее и Самарии они уже потихоньку составляли списки арабов, которые подпевали израильтянам: «коллаборационисты» подлежали ликвидации. И против израильтян террор должен был продолжаться, а иначе зачем жить на белом свете?
Потому и спешили сейчас по камням три пары крепких мужских ног. Пограничные патрули не углядели контрабандную тропку: в горах невозможно полностью перекрыть пути проникновения нелегалов — на то они и горы.
Скоро Юсуф, Муин и Махмуд шагали уже по нагорью Верхней Галилеи — северной части Израиля. От ливанской границы им предстояло тайно преодолеть по прямой около 13 километров.
— Гора Мерон выше тысячи двухсот метров, — указал Юсуф на вершину. — Она самая высокая в Фалястын.
— Ты забыл про Хермон! — напомнил Муин.
— О, высота Хермона почти три километра, — кивнул Юсуф. — У сионистов там лыжный курорт!
— Снег на вершине Хермона растаял только в прошлом месяце, — добавил поэтически настроенный Махмуд.
В темноте показались очертания домов.
— Это и есть Маалот, — сказал Юсуф. — До рассвета еще час.
Он остановился, скинул со спины тяжелый рюкзак. Муин и Махмуд последовали его примеру. Вытащив из рюкзаков автоматы Калашникова, парни щелкнули магазинами. Каждый из них имел перевернутый запасной магазин, прикрученный изолентой: это позволяло в плотном бою молниеносно перезарядить оружие. Застегнули на поясах ремни с подсумками, где лежали другие снаряженные магазины и «лимонки» — советские ручные гранаты Ф-1.
Забросив полегчавшие рюкзаки за спины, трое молодых людей вошли в подъезд ближайшего трехэтажного дома. Ударом ноги Юсуф распахнул первую попавшуюся хлипкую дверь, и незваные гости вбежали внутрь. Им навстречу кинулся мужской силуэт. Прогремела очередь, раздался истошный женский крик, и заплакал ребенок.
— Шекет! — крикнул Муин на иврите, входя в спальню. — Тишина!
Он расстрелял поднимающуюся с постели хозяйку, а Махмуд взял на себя пытавшегося выбраться из кроватки ребенка. Оставив три бездыханных тела, боевики ДФОП выбежали на улицу.
В доме одно за другим загорались светом окна: автоматные выстрелы в предрассветной тиши прозвучали, как канонада. Но возбужденный убийствами Юсуф даже не оглядывался — он уверенно вел к цели.
Она показалась спустя несколько минут — через квартал.
— Вот эта школа, — сказал контрабандист. — Обезьяны назвали ее «Натив Меир», «Озаряющий путь». Так написано на вывеске…
— Сейчас они пожалеют об этом, — заметил Муин, разрезая ножницами по металлу проволочную сетку ограждения. — Мы им тут так всё озарим, что мало не покажется!
Вместо парадного входа Юсуф направился к аварийному выходу в торце здания. Махмуд вставил в щель предусмотрительно захваченную монтировку, бормоча:
— Не зря я нес тебя по горам, маленький железный ключик!
Дверь с треском распахнулась.
— Сгоняем обезьян на второй этаж? — спросил Муин, хищно раздувая ноздри.