В. Л. Бурцев
"Календарь Русской Революции"
(изд. 1907, 1917г.)
КАЛЕНДАРЬ
На первой, странице нашего "Календаря Русской Революции" мы с полным правом могли бы поставить "Издание второе".
Настоящее издание "Календаря" можно назвать первым только потому, что русский читатель будет его иметь в руках, действительно, в первый раз. Но с таким же правом можно было бы назвать его и вторым, потому что оно, хотя и было отпечатано в 1907 г., однако, все оно на корню было заарестовано царским правительством в день его окончания и ни один его экземпляр не попал тогда в продажу. Только впоследствии нам удалось путем особых ухищрений вырвать из рук охранников несколько экземпляров "Календаря", и с одного из этих экземпляров мы и делаем перепечатку настоящего издания.
Переиздавая "Календарь Русской Революции", мы ограничиваемся точным его воспроизведением, как он был издан десять лет тому назад. Мы не вносим в него никаких изменений и не даем никаких дополнений и обзора событий не доводим до последнего времени. Нам только невольно пришлось заменить некоторые портреты.
Наши читатели, надеемся поймут нас, почему мы в 1917 г. решили выпустить "Календарь Русской Революции" прежде всего в том самом виде, в каком он был отпечатан нами в 1907 г.
Составляя "Календарь Русской Революции" в 1907 г., мы смотрели на него тогда не исключительно только, как на историческое издание, и даже, быть может, не главным образом, как на историческое издание, преследующее ту или иную задачу, поставленную при изучении истории общественного движения, а как на такое строго объективное историческое издание, которое в то же самое время, при существовавших тогда политических условиях, имело в виду на своих страницах отразить, в возможно более ярких красках, задачи текущей политической борьбы, как мы понимали их и как их признавали.
Своей задачей в "Календаре" мы ставили: - рассказами об известных событиях русской жизни и должным их освещением высказать свой протест против всего того темного, что в то время было в русской жизни, и в то же самое время указать на ту борьбу в прошлом русской истории, которая, по нашему мнению, единственно, и могла в настоящее время вывести Россию из создавшегося политического тупика.
Таким образом, на ряду с рассказами о важных событиях прошлого, мы давали тексты наиболее знаменательных прокламаций, заявлений, речей и т. д. представителей как левых, так и правых партий: Желябова и Сазонова, Александра III и Николая II.
В истории революционной борьбы мы отмечали наиболее важные моменты активной борьбы всех партий с русским правительством и прежде всего мы останавливали внимание своих читателей на всех важнейших этапах истории партии Народной Воли, преемниками которых в то время для нас были социалисты-революционеры с их Сазоновым, Каляевым, Брешковской, Гершуни, убийством Плеве, убийством Сергея Александровича, с их систематическим политическим террором. Подробнее, чем о чем-либо другом, мы говорили о съездах партии Народной Воли, об ее попытках цареубийств, о процессах народовольцев, речах их представителей на этих процессах, как, напр., Желябова, Кибальчича, Грачевскаго, В. Фигнер и др. Мы отмечали главнейшие этапы рабочего и крестьянского движения,
социал-революционных и социал-демократических партий, знаменательные даты вообще всего освободительного движения и указывали на его наиболее выдающихся деятелей.
Насколько нам удалось, при тогдашних условиях, выполнить в "Календаре Русской Революции" поставленные нами задачи, - об этом пусть судят теперь наши читатели.
Здесь я отмечу только тот факт, что правительство Николая II не прошло мимо нашего издания, не обративши на него своего "благосклонного" внимания. Оно яснее, чем нам того хотелось, поняло, что мы проповедывали на страницах нашего "Календаря", кто были героями нашего романа, в чем мы видели спасение Poccии, и удостоило нас таким вниманием, какое оно редко оказывало другим редакторам и издателям.
По поводу нашего "Календаря Русской Революции" правительство забило тревогу еще до его выхода в свете и позаботилось о том, чтобы ни один его экземпляр не вышел бы из типографии до ареста всего издания. Затем, оно постановило возбудить преследование и против редактора "Календаря" и против его издателей.
Поспешность, с какой было заарестовано целиком все издание "Календаря" до его выхода в свет, лишила правительство каких бы, то ни было юридических оснований для возбуждения против нас судебного преследования, потому что печатание книги с точки зрения закона ни в коем случае не могло считаться законченным.
Судебные власти, действовавшие по указаниям Щегловитова, получали не раз требования начать судебное преследование по поводу издания "Календаря Русской Революции", но в конце концов ни разу ни один прокурор не решился возбудить процесса ни против его редактора, ни против его издателей. Последний раз щегловитовская прокуратура сделала попытку - и тоже не удачную - возбудить за издание "Календаря" процесс против меня в конце 1914 года, когда я был арестован, после моего возвращения из заграницы, и находился в Петропавловской крепости.
Преследование "Календаря" в судебном порядке оказалось невозможным по чисто юридическим формальностям, хотя прокуратура, судя по ее постановлениям, нашла в "Календаре" и сопоставление личностей участников и организаторов террористической борьбы, и "одобрение" деятельности наиболее революционных и "вредных" партий, и апофеоз цареубийства, и "оправдание" наиболее громких "преступных" революционных деяний, и пропаганду систематического "террора" и т. д.
Вот эти-то наши воспоминания, связанные с нашей попыткой издать в 1907 году "Календарь Русской Революции", а также план этого издания его выполнение, какое было возможно для нас при тех условиях русской жизни, при каких он нами составлялся, и побудило нас выпустить его в настоящее время в том именно самом виде, в каком он был напечатан в свое время.
Пред читателем в настоящее время находится книга, где он найдет не только перечень наиболее важных дат и фактов из истории русского освободительного движения событий, но и их оценку. Из нее он увидит, в чем сказалась наша попытка, во время реакции, пред лицом всесильного врага, высказать наше удивление и глубокое уважение к наиболее ярким проявлениям русской революционной борьбы самодержавием.
Эта сторона нашего "Календаря Русской Революции" особенно дорога для нас.
Наши читатели, будут правы, если из того, что мы говорили в своем "Календаре" о Народной Воле, об ее представителях, об ее задачах, о всей ее борьбе, как и о всей борьбе партии социал-революционеров, социал-демократов, кадетов, и т. д. и говорили все, что при с самодержавии, при существовании ее цензуры, они сделают вывод, что теперь, при республике, при свободе печати, мы не только повторим то, что говорили в 1907 г., но и договорим то, о чем мы принуждены были тогда смолчать, и что открыто сказать у нас не было никакой ни надежды, ни возможности.
--
Настоящее издание "Календаря Русской Революции" заключает в себе обзор революционных и общественных движений только до 1905-06 годов.
В настоящее время, мы, по той же самой программе, по какой составлен этот "Календарь", составляем его второй том. В него войдет обзор событий с 1905 по 1917 г. г. Из событий до 1903 года в новом издании будут отмечены лишь те, которые в первом томе были или случайно нами пропущены, или которые мы пропускали сознательно, по тем или иным причинам, в виду тогдашних цензурных условий, когда касаться их или формулировать их так, как это мы считали нужным, было нельзя. Этот второй том "Календаря" будет прямым дополнением первого тома.
Наши читатели-друзья по первому тому "Календаря Русской Революции" могут ясно понять план, до которому будет составлен второй его том, и ту точку зрения, с какой в нем мы подойдем ко всем событиям. Поэтому, мы надеемся, что при желании они легко смогут сами принять участие в его составлении, и второй том нашего "Календаря" будет таким образом составлен не только нами одними и некоторыми из прежних наших сотрудников, но и очень многими нашими знакомыми и незнакомыми друзьями-читателями, кто сочувственно отнесется к нашему изданию.
В готовые рамки выработанного плана нашим друзьям-читателям будет не трудно внести все то, чем они сами дорожат в истории русского освободительного движения и чем они сами хотели бы поделиться с нашими читателями.
Таким образом, настоящее издание "Календаря Русской Революции", заключающее в себе обзор событий русской жизни до
1905 г. поможет нам - мы уверены в этом - широко воспользоваться указаниями компетентных лиц при окончательном редактировании второго его тома, посвященного главным образом событиям русской жизни от 1905 до 1917 г.
К печатанию второго тома "Календаря Русской Революции" мы приступим месяца через два и надеемся, что к тому времени на наш призыв откликнутся наши друзья-читатели, которые пожелают помочь нам и примут участие в его составлении.
Наш адрес: В. Л. Бурцев, Литейный 25, кв. 6.
Петроград (тел. 65-65).
Будем очень благодарны за все сообщения и указания.
Вл. Бурцев.
{5}
ЯНВАРЬ.
1.
1864. Высочайший указ о введении в действие в 33-х губерниях Европейской России Положения о земских учреждениях.
Эта одна из крупнейших реформ шестидесятых годов явилась прямым последствием освобождения крестьян от крепостной зависимости, когда весь старый приказный порядок рушился, и на место его приходилось создавать новый, основанный на началах самодеятельности населения. Прежнее дворянско-бюрократическое управление местными делами и повинностями уже не могло более продолжаться: государство было вынуждено поручить заведывание местными делами самому населению через выборных представителей, иначе не было бы ни правильного и достаточного сбора повинностей местных, ни удовлетворительного ведения местных хозяйственных дел. Первоначально от этой реформы ожидалось многое. Часть дворянства, некоторые губернские комитеты по крестьянскому делу и литература ожидали, что вслед за освобождением крестьян должен последовать призыв "выборных всей земли русской, как единственного средства к удовлетворительному разрешению вопросов, возбужденных, но не разрешенных Положением 19 февраля".
Такое мнение, между прочим, было высказано тверским дворянством, московским, петербургским, новгородским и др. Но Положением 64 года местное население призывалось к заведыванию только хозяйственными делами, при чем, как указывалось в объяснительной записке земству запрещалось "вмешиваться в дела, принадлежащие кругу действий правительственных, сословных и общественных властей и учреждений".
{6} Самое представительство в земстве, хотя и построенное на началах всесословности, было крайне ограниченным, вследствие высокого имущественного ценза и разделения представительства по видам имущества, что в значительной мере совпало и с сословной обособленностью. "Для определения большей или меньшей степени участия каждого в хозяйственных интересах уезда", - говорилось в объяснительной записке, - "не представляется другого видимого признака, как количество имущества, которым владеет в уезде то или другое лицо". Выборы гласных производились: на съездах землевладельцев, на которых участвовали владеющие не менее как 200 дес. земли (по разным уездам разно) или другой недвижимой собственностью, оцененной не менее, как в 15 т.р.; на съездах городских собственников, где участвовали купцы, имеющие купеческие свидетельства, владельцы домов с оценкой не ниже 500 р. (смотря по величине города), владельцы торговых и промышленных заведений с оборотом не менее 6 т. руб. Наконец, право на участие в земском представительстве предоставлено было и сельским обществам, имевшим надельную землю.
Таким образом, земское представительство по Пол. 64 г. разделялось по видам имущественных интересов на: землевладельцев, горожан и крестьян. Каждая из этих трех групп избирала отдельно установленное на уезд число гласных, и, следовательно, хотя земство и было учреждением всесословным, но в действительности представительство было не только представительством по интересам, но и по сословиям. Представительство от крупных землевладельцев и владельцев крупной городской собственности было прямее, т. е. избиратели непосредственно выбирали гласных. Представительство же от мелких собственников и крестьян было двухстепенным. Из мелких собственников пользовались избирательными правами только владеющие землей или другим недвижимым имуществом не менее 1/20 части полного ценза (если полный ценз 200 дес., то неполный - должен быть не менее 10 дес.), при чем они избирали, на особых съездах только уполномоченных на съезд крупных собственников. Крестьяне избирали от каждой волости выборщиков (в числе не свыше трети общего числа членов волостного схода), а затем эти волостные уполномоченные на участковых съездах {7} выбирали уже установленное на уезд число гласных от крестьян.
Такова в самых главных чертах система земельного представительства по Полож. 64 г. Несовершенства ее ясны - это система привилегированности имущественного положения. Но после реформы 1890 г. и эта несовершенная система представительства долгое время в земских сферах считалась чуть не идеалом. Положение 1890 г. выдвинуло на первый план принцип сословной привилегированности, лишило крестьянское представительство всякой самодеятельности, так как от сельских обществ стали избираться на волостных сходах кандидаты в гласные, из которых назначались гласные по усмотрению губернатора. Общее число гласных уездных земских собраний по Положению 64 г. распределялось между землевладельцами, горожанами и крестьянами таким образом, что землевладельцы не имели особых преимуществ. По Положению же 1890 г. во многих уездах число гласных от землевладельцев-дворян равняется, а то и превосходит число гласных от крестьян и горожане вместе взятых. Что касается компетенции и самостоятельности земских учреждений, то первая, как уже было сказано выше, относилась только до хозяйственных дел. В объяснительной записке к проекту Положения 64 г. прямо говорилось, что земства не имеют права "вмешиваться в дела, принадлежащие кругу действий правительственных, сословных и общественных властей и учреждений". Но, как увидим ниже, в силу неясности самого определения "хозяйственных" дел, т. е. того, что относится до земства и какие местные дела относятся к органам администрации, земства с первых же своих шагов невольно вступили в борьбу с местной и центральной администрацией за расширение своих прав.
Провозглашенная ст. 6-й Положения 64г. самостоятельность земских учреждений в кругу "вверенных им дел" тоже в сущности была весьма ограничена, так как, вследствие неопределенности компетенции земства, администрация имела не только контроль и надзор за законностью действий земских учреждений, но вмешивалась в эти действия и по существу. Впоследствии, по Положению 1890 г., вмешательство администрации по существу было уже прямо узаконено в статье 87 Положения 90 г.
Вот что писал А. Д. Градовский по поводу Земск, Пол. 64 г.:
{8} "У нас нет одной цельной системы местного управления, проникнутой одним началом во всех ее подробностях. Мы имеем несколько систем и несколько соответствующих им организмов. В провинции имеется ряд правительственных должностей, ряд установлений сословных (дворянские, крестьянские учреждения), ряд установлений всесословных новейшей формации. Земство старается развить свою деятельность, но от него не отстают губернаторы, исправники, директоры народных училищ. Земские, всесословные учреждения плавают еще на общественной поверхности". (Градовский. Сочин. т. IX, 1904 г., стр. 41).
И тем не менее, несмотря на все эти недостатки Положения 64 г., введением земских учреждений вносились в русскую жизнь новые общественные начала, противоположные приказно-крепостническим, сословным началам старого дореформенного периода. Лучшая часть нашего дворянства, как единственно в то время образованного и культурного общественного слоя, с увлечением взялась за общественную работу. А. И. Кошелев в своих воспоминаниях по поводу первых собраний рязанского губернского земства говорит, что все принятые собранием предложения исходили из "Добрых чувств и намерений". "Особенно радовало, - пишет он, - меня то, что в числе гласных было много крестьян и купцов, что собрание было всесословное, и что из дворян никто не проявлял крепостнических или сословных стремлений. Как все это впоследствии изменилось"-с грустью восклицает Кошелев. Действительно, уже в 70-х годах многое изменилось в земстве. Чем более расширялась земская деятельность, тем больше встречала она препятствий со стороны администрации и тем сильней затрагивала классовые интересы дворянства. В этой борьбе часть земских деятелей отступала перед административно-бюрократическим давлением, неприязненно относилась и к нараставшим общественно-экономическим требованиям, опасаясь за целость своих дворянско-помещичьих интересов. Но, в общем, земство вплоть до середины 80-х годов все-таки оставалось в оппозиции развивающемуся бюрократизму и своей культурно-общественной работой вносило в народную жизнь добрые начала.
Период земской деятельности до начала 80-х годов характеризуется, с одной стороны, чрезвычайно кипучей деятельностью по развитию народного образования и медицины, с {9} другой - ростом либерально-политического движения, которое питалось как, общим развитием политических стремлений в тогдашнем обществе, так и внутренней борьбой земства с администрацией.