- Да, - ответил полковник, - если не подоспеет подкрепление, я не знаю, как все это кончится.
- Плохи дела, полковник! Я боюсь, что все мы здесь поляжем. Посмотрите, их больше трех тысяч.
- Не считая тех, кто спешит им на помощь со всех сторон, - печально добавил полковник. - Но что означает этот шум? - спросил он, указывая в ту сторону, откуда доносились звуки трубы.
Четыре сахема, впереди которых шел индеец с белым знаменем, остановились на расстоянии половины пушечного выстрела.
- По-видимому, - продолжал полковник, - они намерены вступить в переговоры. Неужели они рассчитывают заманить меня в ловушку? Майор, распорядитесь выстрелить картечью по этой толпе язычников, чтобы не считали нас дураками.
- Может быть, не стоит, полковник, не лучше ли нам с ними переговорить по крайней мере таким образом мы сможем узнать их намерения.
- Вы, может быть, правы, друг мой, но разумно ли рисковать своей шкурой, когда имеешь дело с этими разбойниками, не имеющими ни веры, ни закона?
- Я пойду, если вы позволите, полковник.
- Вы? - удивился полковник.
- Да, долг предписывает нам всеми способами оберегать несчастных, доверившихся нашей защите и нашей чести. Я - всего лишь один из воинов, и для успеха дела присутствие или отсутствие одного человека не имеет значения, шаг же, на который я решаюсь, способен спасти наше положение.
Полковник подавил вздох, с чувством пожал руку старого друга и прерывающимся от волнения голосом сказал:
- Ступайте, если вы считаете это необходимым.
- Благодарю! - ответил майор и решительно зашагал навстречу индейцам.
VII. Атака президио
Майор Барнум был безоружен. Он сознательно пожертвовал своей жизнью и не хотел взять шпагу, чтобы не оставлять лазейки для рукопашной схватки в случае несогласия.
В многочисленных стычках с апачами ему часто случалось беседовать с ними и он так хорошо усвоил их язык, что не нуждался в переводчике.
- Чего вы хотите, начальники? Зачем вы перешли дель-Норте и напали на наши границы, когда между нами существует мир? - спросил он громким и твердым голосом, церемонно сняв шляпу и тут же надвинув ее опять.
- Вы тот человек, которого бледнолицые называют дон Хосе Калбрис? спросил один из начальников, - и которого они величают комендантом?
- Нет. По нашим законам комендант не может покинуть своего поста, но я майор Барнум, его помощник. Я имею право заменить его. Вы можете мне все изложить.
Индейцы, посоветовавшись между собой, воткнули в землю свои длинные копья и поскакали к майору. Тот угадал их намерение, но не подал виду и не выказал ни малейшего удивления, увидев их возле себя.
Индейцы, рассчитывающие на внезапность своих действий, рассчитанных на то, чтобы удивить, а может быть, и испугать парламентера, были внутренне оскорблены подобным бесстрашием, но в то же время и восхищены.
- Отец мой храбрый, - сказал начальник, говоривший от имени всех.
- В мои лета не боятся смерти, - меланхолично ответил майор, - часто даже ее считают благодатью.
- Отец мой носит на челе снег многих зим. Он должен быть мудрецом у своего народа, молодые люди с уважением слушают его у огня советов.
Майор скромно поклонился.
- Не будем говорить обо мне, - сказал он. - Нас должен занимать более серьезный вопрос. О чем вы желаете говорить?
- Разве отец мой не пригласит нас к огню совета своего народа? спросил начальник вкрадчивым голосом. - Прилично ли великим начальникам говорить о важных делах, сидя на лошадях между двумя армиями, готовыми сразиться?
- Я понимаю, чего вы желаете, начальник, но я не могу исполнить вашего желания. Когда город в осаде, ни один неприятельский начальник не может войти в него.
- Неужели отец мой боится, что мы четверо способны взять город? сказал индеец, смеясь, но внутренне раздосадованный. Видимо, в крепости у них были свои люди, с которыми они желали согласовать свои действия.
- Я имею привычку ничего не бояться, - возразил майор, - просто я сообщаю вам то, чего вы не знаете, вот и все. Теперь, если вы хотите воспользоваться этим предлогом, чтобы прекратить разговор, вы можете это сделать и мне остается только откланяться.
- О, о! Какой отец мой живой для своих лет. Зачем же прерывать разговор, когда мы его еще и не начинали.
- Говорите же.
Начальники переглянулись и шепотом быстро посовещались, после чего тот же начальник заговорил:
- Отец мой видел великую армию апачей и всех союзных племен?
- Видел, - равнодушно ответил майор.
- Отец мой бледнолицый и очень учен. Сосчитал ли он воинов, составляющих эту армию?
- Да, насколько это было возможно.
- И сколько их по расчету моего отца?
- Боже мой! Начальник, - воскликнул майор с небрежностью, - признаюсь вам, что для нас численность не имеет значения.
- И все-таки, сколько насчитал мой отец? - не унимался индеец.
- Откуда мне знать? Тысяч восемь, девять, не больше. Начальники были поражены равнодушием, с каким майор утроил численность их армии. Начальник апачей продолжал:
- Отец мой не пугается числа этих воинов, собравшихся под одним начальником?
Удивление сахемов не укрылось от майора.
- Зачем мне пугаться? Разве мой народ не побеждал более многочисленную армию?
- Может быть, - ответил индеец, закусив губу, - но эта не будет побеждена.
- Как знать! Поэтому вы и хотели вступить со мной в переговоры, начальник? Если так, вы могли бы не утруждать себя.
- Нет, не поэтому. Пусть отец мой имеет терпение.
- Говорите же. Со всеми вашими индейскими обиняками никогда не знаешь, когда доберешься до сути.
- Армия великих племен подошла к президио, чтобы получить удовлетворение за все зло, которое бледнолицые причинили индейцам с тех пор, как ступили на землю краснокожих.