- Если он еще сумеет его захватить! - живо откликнулась донна Гермоса.
- Конечно, это само собой разумеется, сеньорита.
- Почему ты удивляешься этому, Люсиано? - спросил добродушно дон Педро. - Боже мой! На свете случается столько необыкновенного! Я знаю множество людей, которым угрожали тем же, а между тем они живехоньки.
- Все равно, я на месте дона Фернандо поостерегся бы.
- Но сейчас речь не об этом. Возвращайся в асиенду, Люсиано, и не забудь моих распоряжений.
- Положитесь на меня, сеньор, но еще одно слово.
- Говори, друг мой, только поскорее.
- Я очень встревожен насчет дона Эстебана, - сказал он, понизив голос, чтобы не услыхала донна Мануэла. - Вот уже шесть дней, как мы о нем ничего не знаем.
Донна Гермоса лукаво улыбнулась.
- Эстебан не такой человек, чтобы исчезнуть, не оставив следов, сказала она. - Успокойтесь, вы увидите его, когда придет время.
- Тем лучше, сеньорита, потому что это человек, на которого можно положиться в любой ситуации.
- Дон Торрибио! - сообщила донна Мануэла.
- Гм! Стало быть, мне пора убираться.
- Пойдемте, пойдемте, - сказала Мануэла.
Поклонившись дону Педро и донне Гермосе, Лючиано последовал за Мануэлой.
Едва захлопнулась одна дверь, как отворилась другая, и вошел дон Торрибио.
На нем был великолепный индейский костюм, но выглядел он озабоченным и печальным. Поклонившись донне Гермосе, он дружески пожал руку дону Педро и сел на предложенный ему стул. После положенных приветствий дочь асиендера, встревоженная видом молодого человека, наклонилась к нему и с весьма искусно разыгранным трогательным участием спросила:
- Что с вами дон Торрибио? Какие-нибудь неприятности?
- Нет, сеньорита, благодарю вас за трогательное участие, которое вы неизменно принимаете во мне. Будь я честолюбив, все мои желания были бы удовлетворены через несколько дней. Получив вашу руку, я осуществлю мечту всей моей жизни. Вы видите, сеньорита, - добавил он с печальной улыбкой, я открываю перед вами сокровенные глубины моего сердца.
- Я благодарна вам, дон Торрибио, однако все эти дни вы были совсем другим. Должно быть, что-нибудь случилось...
- Ничего, уверяю вас, касающееся меня лично, - перебил он. - Но чем ближе минута, когда должна совершиться церемония вступления во владение этой завоеванной нами землей, тем сильнее овладевает мною уныние. Я отнюдь не одобряю намерения Тигровой Кошки официально объявить себя независимым начальником. Это сумасбродство, которое я не могу понять. Тигровая Кошка должен прекрасно понимать, что ему не удастся удержаться здесь. При всей своей храбрости апачи не в состоянии противостоять хорошо обученному и снаряженному войску, которое мексиканское правительство незамедлительно направит против нас, как только узнает о случившемся.
- Нельзя ли уговорить Тигровую Кошку переменить свое намерение?
- Я употребил немало усилий, чтобы убедить его в неблагоразумии задуманного им, но он ничего не желает слушать. Человек этот преследует какую-то цель, которую он тщательно скрывает. Все его рассуждения о необходимости защитить индейцев от истребления и сохранения их, как биологического рода, представляются мне всего лишь предлогом.
- Вы меня пугаете, дон Торрибио. Если так, то зачем же вам оставаться с этим человеком?
- Что я могу сейчас сделать? Я - отступник. Признаюсь вам, сеньорита, хотя внешне все обстоит благополучно и, по-видимому, меня ждет лучезарное будущее, но вот уже несколько дней меня снедает тоска, все видится мне в мрачном свете, словом, меня мучит какое-то тягостное предчувствие, и я буквально не нахожу себе места.
Донна Гермоса окинула его проницательным взглядом.
- Прогоните прочь эти печальные мысли. Ваша судьба уже решена, ничто не может ее переменить.
- Я это понимаю, сеньорита, как гласит пословица, пока несешь чашу к устам, она может ненароком разбиться.
- Полно, полно, дон Торрибио! - весело сказал дон Педро. - Прошу к столу. Вероятно, это последний наш завтрак до вступления во владение Тигровой Кошки. Ведь церемония, если не ошибаюсь, назначена на сегодня?
- Да, - ответил дон Торрибио, предлагая руку донне Гермосе, чтобы проводить ее в столовую.
Завтрак был великолепен.
Поначалу за столом царило молчание. Казалось, сидевшие там были чем-то стеснены, но мало помалу, благодаря усилиям донны Гермосы и ее отца, атмосфера оживилась, и потекла спокойная беседа. Однако дону Торрибио было трудно скрыть обуревавшие его тревожные мысли.
В конце завтрака дон Торрибио обратился к донне Гермосе.
- Сеньорита, сегодня вечером решается моя судьба. Присутствуя на сегодняшней церемонии в костюме индейского начальника, я открыто бросаю вызов моим соотечественникам и тем самым подтверждаю, что перешел на сторону краснокожих, и то, что они сочли обычным набегом индейцев, в действительности было организованное Тигровой Кошкой и мною восстание целого народа. Мне известны амбиции белых. При том, что они просто не в состоянии обрабатывать земли, которыми владеют, они не захотят позволить нам пользоваться законно приобретенными нами посредством оружия землями. Мексиканское правительство предпримет против нас войну. Могу я положиться на вас?
- Прежде чем отвечать, прошу вас, дон Торрибио, объясниться яснее.
- Сейчас я это сделаю. Испанцы опасаются, что после восстания индейцы начнут истреблять белых. Мой брак с мексиканкой будет служить залогом мира, гарантирующим испанцам в дальнейшем свободу торговли и прочих сношений, которые мы установим с ними. Каковы бы ни были возражения старейшин индейских племен, Тигровая Кошка и я не сойдем с избранного нами пути. Поэтому прошу вас, сеньорита, честно и прямо ответить на вопрос: вы действительно решили отдать мне вашу руку?
- Какая необходимость сейчас обсуждать столь важный вопрос? - ответила она. - Разве вы не уверены во мне? Дон Торрибио нахмурился.
- Всегда один и тот же ответ. Дитя, вы играете со львом. Если я не взял бы вас под защиту в эту неделю, вы были бы убиты. Неужели вы думаете, что мне неизвестны ваши уловки и что я не вижу ваших намерений? Вы затеяли опасную игру и сами угодили в расставленные вами сети. Вы целиком в моей власти. Теперь я диктую свое условие: завтра вы обвенчаетесь со мною. Залогом вашего повиновения будут служить головы дона Педро и дона Фернандо.
Схватив хрустальный графин со свежей водой, он наполнил свой стакан и разом опорожнил его.
- Через час, - продолжал он, так грохнув стаканом по столу, что он разлетелся вдребезги, - начнется торжественная церемония. Вы должны стоять рядом со мной.
- Я там буду, - спокойно ответила донна Гермоса.
- Прощайте, - все так же мрачно сказал он и вышел, бросив на нее холодный взгляд.
Донна Гермоса быстро поднялась и, налив из графина воды, прошептала:
- Дон Торрибио, дон Торрибио, ты же сам сказал: пока несешь чашу к устам, ненароком можешь ее разбить. Или жаждущий умереть...
- Пора кончать, - сказал дон Педро.
По знаку дочери он вышел на террасу и поставил у балюстрады две жардиньерки с цветами. Должно быть, это было условным сигналом, потому что буквально через несколько минут Мануэла вошла в гостиную, говоря:
- Он здесь.
- Пусть войдет, - воскликнули одновременно дон Педро и его дочь.
Дон Эстебан вошел в столовую.