11. Радости и беды
глава одиннадцатая
РАДОСТИ И БЕДЫ
Однажды я записалась на уроки самообладания,
но преподаватель вывел меня из себя.
Даринда Джонс "Первая могила справа".
Говорят, Бог любит троицу. Похоже, это утверждение справедливо не только для моего родного мира, но и для мира приемного. Во всяком случае, три последующих дня, а точнее будет сказать, ночи принесли с собой радости и беды, столь же удивительные, сколь и необратимые. А началось всё с разыгравшейся непогоды.
Ещё до обеда светило щедрое летнее солнце, в ветвях чирикали птицы, зеленела листва, редкие кучевые облака лениво плыли по безмятежному небу. Но едва завечерело, как в деревьях тревожно зашумело, налетевший незнамо откуда яростный ветер сначала редкими порывами, а затем все чаще и чаще, стал завывать в каминных трубах, рвать нежную зелень, клонить могучие многолетние тополя к земле. Приближалась буря.
Я коротала первый свободный за долгое время вечерок на господской кухне в компании Геррарда, Флока и вечно брюзжащей Козетт. Внизу, у моих ног, практически под столом, прямо на полу сидел Тай. Привязав к прутику нитку и сложенную бантом бумажку, он играл с Фру-фру точно так же, как когда-то в далеком детстве я играла с котёнком. Попутно сынишка не забывал подкармливать своего питомца кусочками домашней колбасы, и Флок беззлобно ругал его за это.
Фру-фру и в самом деле следовало задуматься о диете. За последние дни этот ласковый, верещащий дурным голосом по утрам пуховой комочек, изрядно отяжелел и стал совершенно круглым. Из-за образовавшихся жировых запасов на пушистом пузике и щеках лапки его стали казаться совсем уж короткими. Вероятно, поэтому хомар очень любил передвигаться по дому, устроившись у меня или Тая на плече, сладко при этом посапывая. Когда Фру-фру посещало особое торжественное настроение, он распускал свой роскошный павлиний хвост, пестрые кончики которого возвышались над его головой точно корона. Словом, название этому чуду света я дала самое подходящее.
— Ну, вот. — Тай вздохнул с видом уставшего от мирской суеты философа. — Снова уснул.
— Ещё бы! Столько жрать! — фыркнула Козетт, сноровисто начищая медную сковороду.
— Пускай поспит, — посоветовала малышу. — Вы давно играете, видимо, Фру-фру просто устал.
— Но раньше он так часто не спал, — поделился Тай своим беспокойством.
— Может на погоду, — кивнув в сторону окна, за которым, похоже, начинался настоящий ураган, выдвинул свою версию Геррард. — Большинство зверей в такое ненастье забивается в норы и дремлет.
— Я бы и сам сейчас подремал, — подтверждая свои слова широким зевком, согласился Флок.
Он ловко шинковал какой-то корнеплод и сваливал ровные дольки в большую глиняную миску.
Версия с погодой понравилась Таю и, успокоившись, он вылез из-под стола и уселся подле меня на лавку. Я поспешила подложить под его попу подушку, высокую и туго набитую, которая с некоторых пор жила на кухне, дабы одному милому мальчику было удобно сидеть и кушать.
Что ни говори, а компания у нас сложилась славная. Как это ни странно, вписалась даже Козетт. Более того, сварливая посудомойка оказалась весьма полезна, так как обладала прямо-таки выдающимися талантами по части сбора сплетен и прочей любопытной информации. Поэтому, как правило, за беседой никто не скучал.
Для нас с Таем эти вечерние посиделки стали своего рода психологической группой поддержки. Так мы отогревались душой. А уж что из данного общения черпали Гер и его команда, можно было лишь догадываться. Возможно, мы вносили приятное разнообразие в их не слишком яркую, полную тяжелой работы жизнь. Так или иначе, а новым распорядком, казалось, были довольны все.
Сегодняшние разговоры в основном крутились вокруг утреннего происшествия. А именно — здоровенной корзины с сумеречными колокольчиками. Редчайшими цветами, которые являлись широко известным негласным символом Тарквинии. Также колокольчики изображались на гербе одного небезызвестного посла… Они потрясающе пахли и стоили целое состояние. Тем более, такое их количество.
Цветы доставили в мою комнату, но вот любовалась я на них недолго. Отлучившись на занятия, по возвращении я застала не благоухающую «клумбу», а ледяную скульптуру. В воздухе все ещё витал нежный аромат, но сам подарок был безжалостно уничтожен.
Долго гадать, чьих это рук дело, не приходилось. Я уже неоднократно наблюдала, как сорвавшаяся с поводка магия Лорда рисует морозные узоры то тут, то там. Однако, увидеть на собственном кофейном столике столь впечатляющую глыбу льда я, конечно же, не ожидала. И когда только успел?
Ко всему, уж не знаю каким образом, но весть о произошедшем быстро разнеслась по дому. Эльмар счел это чем-то незначительным, Каспар с Хэйденом веселились, Ланзо выражал солидарность со старшим братом. Как к подобному событию отнесся Волкер проверить не представлялось возможным, так как он вновь не вылезал из своих зловещих лабораторий. Зато дядюшка Цвейг бурно гневался и грозился отправиться на аудиенцию к королю, дабы настаивать на взятии посла под стражу.
Это старый ундер ещё не знал, что Эктор Озарийский посмел пригласить меня на танец, а я взяла да и не отказала.
После приема, на обратном пути, в экипаже было так холодно, что замёрз, по-моему, даже кучер, который сидел на облучке. Возвращались домой мы в урезанном составе. В просторном, обитом бархатом салоне кареты сидели я, Рэт и дядюшка. То и дело мой взгляд натыкался на постную физиономию Лорда, хотя я и пыталась запретить себе даже смотреть в его сторону.
В каком-то смысле прием у герцогини закончился моей победой, однако была она горько-сладкой, с отчетливым привкусом поражения. Наверное, идея заставить Рэта ревновать — не самая революционная, но до определенного момента казалось, что она неплохо работает. По крайней мере до тех пор, пока в разноцветном вихре кружащихся рядом на паркете пар я не увидела своего Лорда, бережно обнимающего довольную Балалайку…
Эталонная аристократка по представлениям местной знати легко и грациозно выписывала сложные пируэты, всячески демонстрируя чуткую послушность воле ведущего её в рилсе мужчины.
Вид Рэта, танцующего с другой, вероятно, гораздо более привлекательной для его вкуса женщиной, неожиданно меня потряс и больно ужалил в самое сердце. Отчего-то до этого момента я была уверена в том, что глава Тайного Приказа относится к породе вечно хмурых и совсем не склонных к светским развлечениям людей. На самом же деле оказалось, что Рэтборн прекрасно вальсирует и умеет быть галантным. Вот только не со мной.
Но больше всего злило выражение лица Балалайки. На мгновение, когда наши с ней взгляды встретились, на дне её выразительных темных глаз явственно вспыхнуло злорадное торжество. Торжество и угроза, словно Рэт был желанным трофеем, а я посмела на него посягнуть. Посягнуть и остаться не у дел.
Тот факт, что Свирская считала, будто Уркайский отдавал свои предпочтения ей, а вовсе не нелепой сопернице, которая непонятно откуда взялась, раздражал неимоверно. Как и то обстоятельство, что настойчивое внимание, которое вдруг принялся уделять мне посол Тарквинии, похоже, и вовсе играло противной аристократке на руку.
Как итог, на обратном пути в закрытом пространстве экипажа между нами с Лордом летали молнии. Я злилась на него из-за Балалайки, он на меня — из-за Озарийского. Хотелось верить, что причиной тому была ревность, однако точащее душу сомнение упрямо твердило, что Уркайский просто не выносит непослушания.
Так или иначе, а обстановочка вышла накаленная. Однако, самый старший мужчина в семье, казалось, совсем не замечал ни холода, ни враждебной тишины. Дядюшка Цвейг, укрыв ноги теплым клечатым пледом, спокойно устроился в углу роскошной кареты и в наступившем полумраке безмятежно спал, тревожа меня излишней бледностью.
Дома мы с Рэтом не сказали друг другу ни слова. А наутро доставили цветы из посольства, и Лорд таки выразил своё отношение к происходящему, впрочем, снова обойдясь без слов.
Наверное, меня должна была огорчить порча столь утонченного и ценного подарка. Вот только вместо этого я, напротив, вдруг почувствовала себя какой-то невесомой и счастливой.
Меня так и подмывало отыскать Рэтборна и полюбопытствовать, кому придется убирать сотворенный им беспорядок, однако хитрый Лорд, как назло, отсутствовал в особняке до самого вечера. Женское чутье подсказывало — Уркайский избегает встреч намеренно. После приема между нами словно что-то перещелкнуло и закоротило. Назревал разговор, к которому никто из нас пока не был готов.
***
Уже два часа как миновала полночь. Бой здоровенных уродливых часов с маятником в холле в этот раз звучал особенно зловеще из-за бушующей за окном непогоды.
Мне не спалось. Вместо этого я тихо лежала в полумраке собственной спальни, посильно охраняя сон Тая, который сегодня тоже был какой-то тревожный. Наконец, устав от бездействия, я осторожно поднялась с постели и на носочках подошла к столу, на котором стояли кувшин с водой и пара фарфоровых чашек. Утолив жажду, я прислушалась к тонкому, едва слышному завыванию ветра в дымоходе. В нём мне слышался слабый мистический плач.
Я встревоженно обернулась на кровать, спеша убедиться, что с Таем всё в порядке и его не мучают кошмары. Видит Бог, у этого славного маленького мальчика было множество реальных причин для них.
Убедив себя, что волноваться не о чем, решила вернуться под одеяло. Но едва улеглась, как какая-то неведомая сила словно толкнула меня изнутри, побуждая срочно куда-то бежать.
Постепенно неясно откуда взявшееся беспокойство росло, пока не сделалось невыносимым. При других обстоятельствах я разбудила бы кого-нибудь из слуг и попросила проверить дом, однако, учитывая, кто в особняке Уркайских выполнял их роль, подобная идея отметалась сразу. Оставался единственный вариант — обзавестись напарником и сделать все самой.
Долго гадать над кандидатурой не пришлось.
Эльмар открыл дверь, едва я в неё постучала. Несмотря на глубокую ночь, он был одет и без лишних уговоров согласился поучаствовать в моей сомнительной затее. Как оказалось, парню тоже не спалось. Будто бы в воздухе витало ощущение стремительно надвигающихся перемен, и он не хуже меня улавливал эти волнующие колебания.
Наверное, в прежние времена я бы попыталась проигнорировать зудящее где-то на подкорке предчувствие, однако жизнь в мире, где есть магия, быстро научила доверять собственному чутью. И вот сейчас это самое чутьё настоятельно меня подгоняло.
Для начала мы прогулялись по верхним этажам, где располагались хозяйские апартаменты. Все было спокойно, как всегда мрачно и неестественно тихо. За время своего пребывания в особняке Уркайских я почти привыкла к его неуютным готическим интерьерам. Иногда они даже начинали казаться мне симпатичными. Однако ночью всякий флер темной романтики слетал с этих стен и я снова вспоминала, отчего поначалу этот огромный старый дом так сильно меня пугал.
По счастью, Эльмар никакого трепета перед наводненным гротескными тенями особняком не испытывал. Скорее, ему было любопытно. Подобное отношение оказалось заразным, и я с облегчением сбросила с себя трусливую дрожь, рожденную чересчур бурным воображением.
Наконец, мы оказались внизу. Широкая центральная лестница вела к парадному холлу, такому же тяжеловесному и мрачному, как и большинство здешних помещений. Вправо и влево от холла тянулись длинные узкие коридоры, ведущие в галерею комнат, которые служили приемными для ожидающих просителей, гостиными и кабинетами. Также на первом этаже располагались большая библиотека, пара столовых, музыкальная комната, кухонный блок и заброшенный зимний сад.
— Ты это слышал? — отчего-то шепотом спросила я Эльмара, намекая на характерный звук, который мне почудился, пока мы спускались по лестнице.
— Да, — так же негромко ответил юноша, — словно хлопнула входная дверь.
— Может, кто из братьев вернулся домой с гулянки? — поделилась предположением, которое казалось наиболее вероятным.
Эльмар с некоторым удивлением посмотрел на меня. Я не стала тратить время и выяснять, что именно его так озадачило. Возможно, в его шовинисткой системе координат мне, как женщине, не полагалось знать ни о ночным мужских загулах, ни уж тем более говорить об этом вслух.
— В таком случае, мы бы с ним встретились, — тем временем справедливо заметил парень.
На несколько мгновений мы погрузились в тишину, решая, куда двигаться дальше. Отчего-то меня упорно тянуло налево.
— Пошли, — руководствуясь внутренним компасом, скомандовала я и поспешила свернуть в указанное крыло.
Чем быстрее мы двигались, тем отчетливее становились слышны легкие приглушенные шаги. Так в этом доме передвигались только переделанные Волкером феи. Обычно на ночь они собирались в особой комнате вокруг светящейся стелы и, как загипнотизированные, таращились на неё до самого утра. Выглядело это жутко. Но ещё более будоражащим было обнаружить одну из этих инфернальных служанок бродящей ночью по спящему дому.
Нагнали мы её только возле кладовой. Та соседствовала с главной кухней и скрывала в своих недрах ледник, где хранились туши и прочие скоропортящиеся продукты.
В руках служанка несла большую корзину с ворохом тряпок внутри.
— Стой! — несколько нервно приказала я фее, и та замерла, уже наполовину приоткрыв дверь кладовой. — Зачем ты сюда пришла?
— Положить на ледник мясо, — лишенным каких-либо эмоций голосом ответила служанка.
— Какое мясо? — удивился Эльмар и наши взгляды, как по команде, сошлись на загадочной корзине.
— Сегодня среда, — все также сухо принялась пояснять служанка. — По средам мясник доставляет к черному ходу свежее мясо. Но в этот раз он перепутал место и положил свой товар на парадное крыльцо. Его нужно положить в холод, пока не испортилось.
Внутри корзины что-то завозилось, а затем тоненько-претоненько запищало.
У меня волосы встали дыбом от пришедшей на ум шокирующей невероятной догадки…
— Ребенок?! — опешил Эльмар, едва я выхватила у служанки её ношу и развернула содержимое.
— Девочка, — не сдержала вздоха умиления, настолько милая кроха в коротенькой кружевной рубашечке лежала на мягкой подстилке. — Какое счастье, что мы вовремя успели.
Я устало потерла глаза, в которые от недосыпа словно песка насыпали.
— Страшно представить, что бы случилось, проведи дитя ночь в холоде ледника. Как можно перепутать младенца с куском мяса?! — набросилась на служанку, которая так и стояла рядом, безучастно наблюдая за происходящим.
— Феи плотоядны, — напомнил парень. — Для неё ребенок и в самом деле не более чем…
— Не продолжай! — прервала леденящие душу пояснения и тут же озадачено уставилась на свою находку.
По понятным причинам, в настолько маленьких детях я разбиралась плохо, поэтому могла лишь предположить, что девочке от силы месяцев пять. Зато было очевидно, что её подкинули на крыльцо особняка Уркайских неспроста. Сам собой напрашивался вывод: один из братьев — отец сего маленького чуда. Вот только кто из?
В первое мгновение мысли сами собой обратились к Рэтборну, но я тут же отмела подобную вероятность. Строгать детей на стороне — поступок, противоречащий его характеру. Волкер же вообще не отрывал головы от своих экспериментов. Хэйден был жестоко научен прежним опытом и, думается, избегал даже вероятности подобного развития событий. Хотя, сбрасывать его со счетов окончательно я бы всё же не стала. Что касается Ланзо, то он производил впечатление циничного, помешанного на контроле головореза, и представить его в роли незадачливого папаши я, как ни старалась, не могла. В отличие от любвеобильного Каспара. Не удивлюсь, если малышка и в самом деле его незаконнорожденная дочь.
— Как по-твоему, на кого она похожа? — наклоняя голову то так, то этак, спросила Эльмара, при этом внимательно разглядывая самозабвенно сосущую кулачок девочку.
— Лучше осмотреть как следует корзинку, — не пожелал играть в «угадай родителя» парень.
В четыре руки, но так, чтобы не слишком потревожить или, не дай бог, напугать ребенка, мы обыскали её импровизированную люльку. Письмо обнаружилось быстро. Я тут же прочитала его вслух.
«Не буду тратить время на пустые приветствия. Надеюсь, корзину найдут быстрее, чем случится непоправимое, ну а ежели нет, значит, такова её судьба. Да, Ланзо, это твоя дочь. Она родилась девятнадцатого января, и я практически сотворила невозможное, дабы скрыть факт её рождения от мужа. Более заботиться о ней я не могу. Мне велено в кратчайшие сроки возвращаться домой. Оставляю девочку на твое попечение. А впрочем, как знаешь.
Прощай.»
— Что значит: «Как знаешь»? — возмутилась я, дочитав послание.
— Я могу быть свободна? — внезапно вклинилась в разговор служанка.
— Да-да, иди, — поспешила отпустить откровенно пугающее меня создание.
— То и значит. Что здесь непонятного? — пожал плечами Эльмар. — Теперь судьбу дочери будет решать её отец. Захочет — признает и окружит роскошью. Захочет — сделает вид, что никакого ребенка нет, отдаст в приют. В приютах, если ты вдруг не знала, такие маленькие дети выживают редко.
Я схватилась за сердце.
— Только через мой труп! — понимая, что, по всей видимости, такими темпами очень быстро стану многодетной мамой, тем не менее, решительно заявила я.
Эльмар пожал плечами, видимо, в единой для подростков всех миров скучающей манере.
— Эта бездушная ехидна, её мать, даже не удосужилась дать ребенку имя. По крайней мере, в письме об этом ни строчки, — поразилась я, погладив девочку по головке, где крупными колечками свились тонкие темные локоны.
Малышка сонно моргала, но выглядела, по счастью, здоровой и крепкой. Закутав в атласное одеяльце, я взяла её на руки и, прижав к груди, стала укачивать.
— Ну и дела, — протянул Эльмар, разглядывая получившийся «натюрморт».
— Вот тебе и дела, — хмыкнула, пытаясь на ходу сообразить, как быть дальше.
Ночь София (так было решено назвать кроху) провела в моей комнате. Я так и не уснула, терзаемая тревожными мыслями о ближайшем будущем уже второго ребенка. Казалось, сама судьба вверяет в мои руки брошенных детей, побуждая исправить свершенную в их адрес страшную несправедливость.
Однако сейчас я не мыслила столь глобально, озабоченная куда более насущным вопросом — чем кормить девчушку? Очевидно, она была ещё слишком мала, дабы вводить прикорм, да и сам по себе он бы не решил проблему. Поэтому, как можно скорее нужно было отыскать кормилицу. И тут без посторонней помощи мне было уже не обойтись.
Под утро домой вернулся Хэйден. Я караулила его в коридоре, чувствуя, что уже буквально валюсь с ног и едва ощущаю одеревеневшие под тяжестью драгоценной ноши руки. Боясь, что раскричавшись от голода, София разбудит Тая, я была вынуждена всю ночь её укачивать. Разлученная с матерью, девочка спала беспокойно, но, по счастью, пока не капризничала.
— Хэйд! — бросилась я к мужчине, едва завидев его в дальнем конце холла. — Ты мне нужен! — заявила громким шёпотом, едва мы поравнялись.
— Это что, младенец?! — с ходу предположил он, не отвлекаясь на моё суетливое «приветствие».
— Самый настоящий. Точнее — настоящая. Это девочка, — пояснила я и чуть отодвинула сверток от груди, демонстрируя хорошенькое румяное личико спящего ангелочка.
— Чтоб меня черти подрали! — воскликнул принц, и я рассерженно не него шикнула:
— Что ты орешь?! Разбудишь.
— Откуда она у тебя?
Хйэден нетрезво пошатнулся и поспешил опереться о стену. Вместо ответа я вручила ему письмо.
— Её оставили на крыльце…
— Это невозможно, — сражаясь с конвертом, возразил Уркайский. — Ночью активируются охранные плетения, они не реагируют только на членов семьи и гостей дома.
— Ещё как возможно. Ты лучше читай, читай, — велела я, усмехнувшись.
— Вот так поворот! — снова слишком громко воскликнул Хэйд, едва ознакомился с содержимым бумаги, а затем вдруг запрокинул голову и захохотал.
В попытке призвать его к тишине, весельчака пришлось ткнуть локтем под ребра.
— Ой, — охнул он, потирая ушибленное место, — вижу, Ланзо отлично тебя натаскал. Удар что надо.
— Это материнский гнев, — сострила я.
— То есть, хочешь сказать, что сей плод незаконной любви ты тоже решила оставить себе? — Хэйден даже не пытался быть серьезным.
— Себе — не себе, но в обиду малышку не дам! Она должна воспитываться в любви и безопасности, рядом с родным отцом, раз уж её мамаша решила сделать вид, что не причём. И вообще, что не так с вашими женщинами? — не удержалась от вопроса.
Хэйд посмотрел на меня неожиданно трезво и внимательно, а затем, словно в досаде, взъерошил белокурые волосы и покачал головой.
— Хотел бы я знать…
— Так ты мне поможешь?
— Что именно ты от меня хочешь? В данном вопросе я мало что решаю. С кем тебе на самом деле следует поговорить касательно девочки — так это Ланзо и Рэт.
— А при чём тут Лорд? — удивилась я.
— Реджи-Реджи, — протянул принц, — разве ты ещё не поняла, — он развел в стороны руки, словно указывая на окружающие нас предметы, — кто здесь на самом деле всем заправляет?
Конечно же, я давно об этом догадалась. Власть потерявшего разум ундера уже давно стала номинальной. Не скрою, того, как к девочке отнесется Рэтборн, я опасалась даже больше, чем возможной реакции её биологического родителя. Впрочем, проблемы следовало решать по мере их поступления, поэтому, отбросив в сторону мешающее думать беспокойство, я вернулась к главной теме.
— Ладно, с вопросами иерархии буду разбираться позже. Главное, помоги мне как можно скорее отыскать для Софии кормилицу. Малышка вот-вот проснется и явно будет голодна… Ты же не хочешь, чтобы твоему крепкому сну мешали детские крики?
— А вот и шантаж. — Хэйден широко улыбнулся.
В его золотисто-желтых, пронзительных, как у хищника, глазах светились ум и ирония.
— Ну Хэ-э-эйд, — жалостливо протянула я, очень рассчитывая на оперативную помощь.
— Ладно, — сказал он, внимательно наблюдая за моими попытками укачать вновь заворочавшегося младенца, — будет тебе кормилица.
— И поскорее, — деловито поторопила, на что Хэйден снова покачал головой и заметил:
— Я уже почти скучаю по своей прежней спокойной безрадостной жизни.
— Не ври, — отмахнулась я. — Спокойствие переоценивают.
— А радость? — уточнил он.
— С детьми, дядюшка Хэйден, у тебя её будет просто завались.
Мы оба переглянулись, обменявшись робкими улыбками.
— Прошу тебя, поспеши, — видя, что принц, даже не заглянув в свои комнаты, дабы переодеться, куда-то уходит, прошептала я ему вослед.
— Буду через пару часов, — не оборачиваясь, он помахал мне рукой и стал спускаться вниз.
Как и было обещано, ровно через два часа, примерно в восемь утра в дверь моей спальни постучалась высокая полногрудая женщина весьма примечательной внешности. За её спиной стоял темноволосый мальчик лет девяти. Он держал на руках завернутого в старенькое, но чистое лоскутное одеяльце ребенка. Судя по размеру, младенец был даже младше Софии.
— Я Клара, госпожа, — представилась будущая кормилица. — А это мои дети. Старший — Александр и младшая — Марина. Если позволите, я буду вам помогать.
У женщины, которой на вид едва ли было больше двадцати пяти, оказались чуть раскосые ярко-зеленые глаза и рыжевато-золотистые вьющиеся волосы. Она смотрела открыто, спокойно и уверенно. Хотя руки, которыми Клара бессознательно стискивала подол своего сильно поношенного темно-серого платья, все же выдавали то сильное беспокойство, которое, видимо, терзало её изнутри.
— О, какое счастье! — воскликнула я, не забыв улыбнуться серьезному черноглазому мальчугану. — София безостановочно плачет уже минут тридцать, но кажется, что прошла вечность.
— Бедняжка, должно быть, сильно хочет есть, — посочувствовала Клара.
— Проходите скорее! И ты, Александр, — обратилась к мальчику, явно испугавшемуся, что останется в коридоре совсем незнакомого дома один.
— Что вы, госпожа? Нам выделили комнату, Алекс подождет меня там. Я просто хотела, чтобы вы с ним познакомились и сказали, не возражаете ли, чтобы мои дети жили здесь со мной?
Её удивительные совершенно колдовские глаза выражали такую надежду…
— Вы шутите? Да это же замечательно! — поспешила всех успокоить. — Таю совсем не помешает друг. У него есть замечательная игровая. Уверена, мальчикам там будет весело вдвоем.
Кормилица посмотрела на меня недоверчиво. Из ступора её вывела новая порция пронзительного детского плача. Её собственный ребёнок, мирно спящий на руках старшего брата, проснулся и тоже стал попискивать.
— Покачай её, — велела Александру мать и поспешала на крик проголодавшейся Софии, которую, в свою очередь, пытался безуспешно отвлечь несколько ошеломленный произошедшими за одну ночь переменами Тай.
Новый день обещал быть безумным.
Если быть откровенной — получить в качестве подопечной кроху пяти месяцев от роду, я была совершенно не готова. Как-то так сложилось, что дожив до столь солидного возраста, я ни разу не имела дела с младенцами. София казалась невыразимо прелестной и невероятно хрупкой. Я боялась своими неловкими движениями как-то её побеспокоить или навредить. Ко всему, судьба девочки и без того виделась слишком неясной и какой-то безрадостной.
И всё же в душе, несмотря на все попытки попридержать лошадей, стремительно пускала корни горячая привязанность. Оттого я беспрестанно переживала, что ребенка заберут и перепоручат заботам совершенно посторонних людей. Тот факт, что я и сама не более чем посторонняя, отчего-то совершенно мною игнорировался.
Как на иголках я ждала предстоящих переговоров. Реакция Ланзо казалась непредсказуемой, а от встречи с Рэтом и вовсе не стоило ждать ничего хорошего. Однако, сколь я ни страшилась грядущего диалога с братьями, а находиться в подвешенном состоянии оказалось ещё мучительнее. Ожидание затягивалось. Все мужчины рода Уркайских словно сквозь землю провалились.
Целый день до самой ночи особняк стоял, будто вымерший. Возможно, в королевстве случилась какая-то диверсия, в результате чего занятые на государственной службе братья так долго не возвращались домой. Так это или нет, мне оставалось лишь гадать да тревожиться.
А ночью нас ожидал очередной сюрприз.
— Мама, — выдернул меня из сна шёпот Тая.
Спать хотелось ужасно и я малодушно сделала вид, что всё ещё пребываю в царстве Морфея. Рядом с нашей кроватью всё в той же корзине — по счастью, она была для этого достаточно большой — словно в колыбели безмятежно спала-посапывала малышка. Полночи девочка беспокойно ворочалась, хныкала и кряхтела, самозабвенно пуская слюни. Клара быстро постановила, что у малышки режется первый зуб.
Словом, умоталась я настолько, что отрубилась, едва София успокоилась и затихла в своем уютном гнездышке.
— Ма-а-ам, — уже куда более громко и настойчиво снова позвал Тай и тут же повторил, тормоша меня за плечо: — Ну, ма-а-ма.
Я кое-как разлепила глаза, сквозь обрывки прилипчивого сна начиная различать какое-то странное то ли попискивание, то ли поскуливание.
— Тс-с, — заплетающимся языком, точно слегка под хмельком, отозвалась я, чувствуя, как мои веки вновь тяжелеют и опускаются. — Софу разбудишь.
Сынишка с неожиданной для пятилетнего мальчугана силой потянул меня за руку, и я безвольно уселась на кровати.
— Что это за звук? — наконец сообразив, что что-то явно не в порядке, удивилась и торопливо огляделась.
— Вот! — Тай отбежал чуть в сторону, к месту, где у нас располагалась подстилка Фру-Фру, и взволнованно указал на неё рукой. — Я проснулся, а тут… Они! — шумно выдохнув, закончил мальчик.
Сначала сознание просто отказывалось признавать очевидный и весьма невероятный факт — Фру-Фру окотился… Не знаю, как ещё можно назвать этот физиологический процесс в отношении зверька магической породы. Учитывая, что наш королевский хомар был созданием, существующим сугубо в единственном экземпляре, наличие пяти уменьшенных его копий ввергало в ступор. Выходило, что либо Фру-фру оказался способен к партеногенезу*, либо был уже в положении на момент своего магического преобразования.
— Какой кошмар! — придушенно воскликнула я, когда стайка разноцветных пушистиков весело засеменила по полу и облепила сначала ноги Тая, а затем и мои. — Твой папа будет вне себя.
***
— Ты превратила мой дом в проклятый балаган.
Голос Лорда, несмотря на смысл его речи, звучал подчеркнуто спокойно и холодно. Отчего тот разнос, который я была вынуждена терпеть в его исполнении, казался ещё более унизительным.
— Какая моя вина в том, что ваш брат производит детей вне брака, а затем они оказываются на пороге, как вы изволили выразиться, вашего же дома?!
Спорить и выяснять отношения с Рэтом я предпочитала исключительно на «вы».
В этот раз наш разговор состоялся в одной из гостиных первого этажа — некрасивой угрюмой комнате с лакированной мебелью из темного дерева и сине-зеленым ковром. Из высокого шкафа-витрины, стоящего тут же, зловеще скалилась коллекция черных резных масок, чем-то напоминающих африканские.
— Так что в балаган дом превращаю вовсе не я!
Спорное утверждение, но мне хватило ума стоять на своем.
— Детей? — Рэтборн приподнял густую, словно припорошенную серым пеплом бровь. — Слуги доложили, что ребенок один. Или есть ещё что-то, о чём мне следует знать?
Я пожала плечами, искренне сомневаясь, что есть что-то под этой крышей, о чём бы Лорд и в самом деле не знал. Видимо, это была очередная проверка. По счастью, врать мне было ни к чему.
— Есть ещё дети кормилицы, которую пришлось нанять для Софии. Марина — ровесница дочери Ланзо и Александр, на четыре года старше Тая. Их разместили в одной из пустующих комнат для прислуги на чердаке.
— Как интересно получается… — Сложив руки за спиной, Рэт подошел к высокому окну и замер, что-то выглядывая на улице за ним. — Ты уже распоряжаешься набором персонала?
— Мне помог Хэйден, — сухо ответила, не желая попадаться ещё и в эту ловушку.
— А что дальше? Ты соберешь всех беспризорников в округе? — проигнорировал новость Лорд, продолжая задавать провокационные вопросы. — Или пойдешь дальше и организуешь на территории поместья питомник по разведению магических тварей? — явственно намекая на хомячий приплод, уточнил он.
Усилием воли я заставила себя сохранить невозмутимое лицо. Хотя, учитывая то обстоятельство, что в широком рукаве моего камзола притаился один из новорожденных хомарчиков, сделать это было неимоверно трудно.
Вообще, детёныши у Фру-фру получились занимательные. Они явно превзошли свою родительницу по супер-способностям. Например, самый мелкий из помета, с серебристо-розовой шерсткой и бордовой пуговкой носа лазал по вертикальным поверхностям и даже по потолку не хуже пресловутого человека-паука. Его мы назвали Пит. Самый пушистый, с длинным, неимоверно пестрым хвостом и желтым брюшком, умел становиться невидимым. При этом в комнате разливался характерный аромат ванильного зефира. Его все очень быстро прозвали Клопик. Бело-голубые двойняшки вообще могли перемещаться в пространстве, появляясь то тут, то там. Их было решено окрестить Дым и Туман. Последний, пронзительно красный, с неожиданно тонким антрацитово-черным хвостиком и маленькими рожками, так сильно напоминал мне бесенка, что быстро обзавелся кличкой — Мефистофель. Таланты его покамест были неизвестны, однако именно он сейчас и сидел в моем рукаве.
— Надеюсь, этого не потребуется, — меж тем, возразила я Рэту. — Не уверена, что моего педагогического таланта хватит на такое количество людей.
Не скрою, ответ прозвучал несколько вызывающе и явственно намекал на то странное влияние, которое я оказывала в отношении большей части семейства Уркайских.
И в самом деле, трудно было не заметить, какие стремительные перемены захватили прежде безмолвный, точно склеп, особняк безумного ундера. Честное слово, я совсем не стремилась внести в одинокую размеренную жизнь его обитателей какие-либо катаклизмы. Скорее уж просто пыталась выжить, попутно стараясь поступать по совести.
Как следствие, на мою дерзость Рэтборн отреагировал тяжелым препарирующим взглядом. В комнате стало прохладно, и я невольно зябко поежилась. От этого действа притихший Мефистофель словно слабо завибрировал, и мне почудилось, что от его маленького пушистого тельца стали разливаться волны умиротворяющего тепла.
— Этого ребенка ты тоже поселила в своей спальне? — неожиданно проницательно предположил Лорд.
Отчего-то этот вопрос меня смутил.
— София такая крошечная, её нельзя оставлять одну, — попыталась объяснить свой поступок. — А у Клары своих двое. Женщина рвется мне помогать, но я считаю не очень верно, чтобы она оставляла грудного ребенка на девятилетнего мальчика. Поэтому девочка находится при мне, а кормилицу я приглашаю только когда малышка проголодается.
О том, что София оказалась весьма прожорливой крошкой, пришлось временно умолчать. Вряд ли Рэтборну понравилась бы новость о том, что я разрешила Кларе брать свою дочь с собой, и мы как две мамаши-наседки проводили время в компании друг друга. По счастью, Тай с Александром быстро нашли общий язык и уже второй день практически не вылезали из игровой.
Словом, жизнь стремительно менялась, все больше напоминая дикий горный поток. Я с замеревшим сердцем ждала, какой вердикт для всех нас вынесет глава Тайного Приказа.
— Ты же позволишь Софии остаться? — умоляюще заглядывая в глаза, попросила я.
По моим нехитрым расчетам, доверительное «ты», сказанное вкрадчивым умиротворяющим тоном, должно было смягчить всё ещё хмурого Рэтборна.
Он выгнул темную бровь и надолго замолчал. Проклятая пауза все длилась и длилась, изрядно подтачивая моё самообладание. Если бы не крошка-Мефистофель, отвлекающий и успокаивающий не хуже мурлыкающего под боком кота, я бы точно начала седеть от переживаний. Что за мужчина?! С ним вечно как на пороховой бочке! Хотя, с виду он и так чуть теплее ледышки. Вот такой парадокс.
— Это должен решать её отец, — наконец снизошел до ответа мой мучитель.
Я некультурно фыркнула.
— С Ланзо уж как-нибудь договорюсь, — пообещала, хотя совсем не была в этом столь уверена.
Вдобавок ко всему, забывшись, я весьма резко махнула рукой, суетно поправляя выбившийся из прически своенравный локон, и тут же испуганно замерла. К несчастью, рука была той самой, с «секретиком». Предсказуемо, не ожидающий столь резкого движения притаившийся в рукаве хомар, пронзительно пискнул.
— А это ещё что такое? — тут же насторожился Рэт.
— М-м-м, — неопределенно промычала, пытаясь придумать, как лучше выкрутиться.
Впрочем, быстро поняла — «шила в мешке не утаить». Новорожденные пушистики имели досадное свойство расползаться по всему особняку, сколько бы мы ни пытались удержать их в пределах одной комнаты.
— Это Мефистофель, — призналась, втянув голову в плечи.
Рэт снова молчал, буравя меня недобрым взглядом. Видимо, ждал пояснений. Вздохнув, я осторожно извлекла хомарчика из его укрытия.
— Разве он не прелесть? — пробормотала, поднеся питомца ближе к магу на сложенных ковшиком ладонях.
Лорд посмотрел на кроху так, словно я подсунула ему таракана. Мне стало обидно за Мефистофеля и я прижала его к груди, защищая.
Внезапно на суровом лице Рэтборна проступили следы глубокой усталости. Лорд словно сдулся, сняв почти сросшуюся с ним маску арктической невозмутимости. Он не спеша развязал и снял тугой галстук, зажал его в руке и, покачав головой, признался:
— Я все больше слоняюсь к мысли, что ты — стихийное бедствие. Только я придумываю, как взять тебя под контроль и упорядочить происходящее, как ты снова порождаешь новую волну хаоса.
— Зато так гораздо… веселее… — не зная, как лучше оправдаться и стоит ли оправдываться вообще, неуверенно протянула я.
— Скучать и в самом деле не приходится, — саркастически заметил Рэт.
— Ну так что? — переспросила на свой страх и риск. — Можно Софии остаться со мной?
— При двух условиях, — как-то слишком легко согласился Уркайский.
Я сделала вид, что внимательно слушаю.
— Во-первых, это должно быть согласовано с Ланзо.
Требование звучало разумно, и я кивнула.
— А во-вторых?
— А во-вторых, каждую среду, включая сегодняшнюю, ты будешь ночевать в моих покоях.
Мне так хотелось оставить девочку при себе, что я кивнула попросту недослушав скандальное утверждение Рэта. Но едва понимание сказанного достигло моего сознания, как я замерла каменным истуканом, до глубины души потрясенная произошедшим.
— Вы что же, — снова перешла на «вы», — хотите шантажом принудить меня к близости?
Ответ Лорда ошеломлял ещё больше. В последнюю очередь я ожидала от него подобных откровений:
— Я устал сопротивляться. Меня тянет к тебе так, что иногда я чувствую, как выкручивает мои жилы.
Воздух мгновенно застрял в легких, а слюна сделалась вязкой как растаявший пластилин. Глупо было отрицать, что подобное в его адрес давно ощущала и я…
— Что же делать, согласиться? — лихорадочно спрашивала саму себя, уже представляя, как сильные руки Лорда жадно скользят по моему неидеальному телу. Приходилось самой себе признаться — я была слаба. А ещё чертовски влюблена и слишком долго жила монашкой. Самое смешное, что данное обстоятельство не помешало обзавестись детьми и целым выводком очаровательных хомарчиков. В каком-то смысле они тоже были моими малышами.
Медля с ответом, я машинально оглядела Рэтборна с ног до головы, стараясь представить, что вижу его впервые. Щёки тут же обдало жаром. До чего же хорош! Конечно, как ни крути, и я сама просто офигенна, но всё же… Неужели сам глава Тайного Приказа изволит ответить мне взаимностью?
Весь парадокс заключался в том, что его попытка гнусного шантажа с треском провалилась. И не потому, что оголтелая феминистка внутри меня, которой я на самом деле никогда не умела заткнуть рот, рвалась грудью на амбразуру, готовая с гневом отвергнуть нескромное предложение. Вовсе нет. Дело в том, что из всего сказанного я услышала только одно. Рэт без меня не может. Я ему нужна. Настолько, что он готов быть негодяем лишь бы я оказалась рядом.
— Выдвигаю встречное предложение. Каждую среду мы проводим у тебя, а каждую субботу гуляем с детьми в саду, — слова сами собой сорвались с губ и я тут же поняла, что, если Лорд согласится, окажусь на все сто довольна заключенной сделкой.
— Договорились, — убийственно серьёзно ответил Рэт, а затем притянул меня к себе и медленно поцеловал.
Я тут же вспыхнула как сухая прошлогодняя трава и пролилась растопленным воском в его объятья.
Да, комната с масками была откровенно ужасна. Но клянусь, теперь это одно из самых любимых мною мест в доме.
***
Весь остаток дня, после разговора с Рэтборном, я пребывала в придурковато-счастливом состоянии. Я то впадала в рассеянную медлительность, на счастье теперь у меня была в помощницах незаменимая Клара, то подскакивала в безумной ажитации, понимая, что первая ночь с любимым мужчиной от женщины требует определенной подготовки… Нужно было срочно приводить себя в порядок!
А ещё следовало решить вопрос с пелёнками и распашонками для Софии, уделить время Таю, который теперь шёл в комплекте с его закадычным другом Александром. Понадоедать Эльмару, чтобы он не думал, что все на него наплевали и бросили. Ну и, разумеется, не забыть о дядюшке Цвейге, который стал заговариваться и всё больше тревожил нездоровым цветом лица. И куда же деваться без милейших, но очень непоседливых хомаров?
Словом, к ночи я валилась с ног, и во многом виной тому была не загруженность делами, а простое нервное истощение. Я банально переволновалась и больше всего на свете мечтала сейчас о сеансе простого крепкого сна.
Так и пришлось заявить Рэту, явившись в его спальню в компании с Мефистофелем. Он нагло отказывался спать без меня и стоило только отправить детёныша к родной мамочке, начинал обиженно пищать и поскуливать. Учитывая, что и София, и Тай, и присматривающая за ними Клара вполне себе благополучно задремали, голосящего на все лады хомара просто пришлось взять с собой на ночное свидание.
— Зачем он здесь? — разглядев в чьей компании явилась его без пяти минут любовница, весьма конкретно спросил Лорд.
— Он так верещал, что едва не перебудил весь дом, — отчего-то шепотом ответила ему, — что мне было делать? К тому же, мне кажется, ты ему нравишься.
Хомар и в самом деле смотрел на Рэта с видимым обожанием. Может, Мефистофель девочка? Пока узнать это доподлинно не представлялось возможным.
— Ты снова заговариваешь мне зубы, — покачал головой Уркайский и неожиданно бережно взял на руки пушистика.
Он уцепил за уголок диванную подушку, взбил её попышнее и устроил на ней маленького манипулятора.
— Ложись и спи. И чтобы ни звука, — назидательно, но не зло велел он хомару, — понятно?
Клянусь, Мефистофель ему кивнул и разве что не козырнул, как это делают военные, отдавая честь.
— Теперь твоя очередь, — тоном, не терпящим возражений, заявил он, и я с широкой улыбкой поспешила лечь в застеленную темно-фиолетовыми простынями постель…
В камине приятно потрескивал огонь. На подушке, свернувшись в пушистый шарик, сопел хомарчик, а впереди меня ждала ночь, полная наслаждений.
Вот только судьба внесла в этот чудесный план свои ужасные коррективы. Вновь налетела буря, принося с собой встревоженный топот всполошенных слуг, ночной визит и дурные вести.
Давясь слезами, я сжимала в руках два старых, потрепанных временем свитка. В голову упрямо лезла сцена из одного знаменитого мультфильма, где герой упорно пытался разгадать секрет воина-дракона. Я как глуповатая панда таращилась на нежданные дары, испытывая то шок, то ужас, то беспросветную растерянность. Сердце сжималось от тоски и чувства непоправимой потери.
На расстоянии вытянутой руки неподвижно лежал сухонький, точно полуистлевший пергамент, дядюшка Цвейг. Но прежде, чем некогда великий и могущественный ундер Уркайских погрузился в магическую кому, которую в Андалоре было принято называть «последний сон» или «иссякание», он вручил мне это…
Считавшаяся навсегда утраченной святыня жгла руки. Я прижимала заповедные скрижали к груди, понимая, что должна выполнить последнюю волю ундера и прочитать их. Но читать было отчаянно страшно. Заигрывать с древней прамагией не стоит, если ты не готов поставить на кон всё. А я ни за какие сокровища мира не стала бы рисковать детьми, заботу о которых мне так щедро доверила судьба.
И всё же… скрижали манили их развернуть и хотя бы немного, всего одним глазком, взглянуть на те секреты, что они таили.
Я тряхнула головой, пытаясь прояснить спутанные мысли. Оставалось только гадать, как подобное сокровище, искомое множество веков лучшими из лучших, могло оказаться у спятившего старика. Но ещё сильнее удивляло то обстоятельство, что он пожелал отдать их мне. Хотя, казалось бы, любой из его сыновей подошел бы на эту роль куда больше.
— Подойди, — едва слышно попросил дядюшка, стоило мне только оказаться в его спальне.
После визита доктора, который и поставил столь неутешительный диагноз, пока ещё пребывающий в сознании ундер потребовал привести к нему Реджинальда. Я влетела в его покои с выпученными от паники глазами, просто отказываясь верить в реальность происходящего. Дядюшка Цвейг стал мне родным, я искренне к нему привязалась, чувствуя от старика ответные тепло, любовь и защиту. Теперь же я совершенно не представляла, как буду жить без него. Без наших совместных обедов, без восторженных рассказов Тая о том, как дедушка учил его осаде, без хитрого прищура неожиданно ясных глаз, привычки всеми командовать и навязчивой идеи как можно лучше устроить мою судьбу.
Перед внутренним взором так и стояла картина нашего с ним прощания.
— Дядюшка, — прошептала я, опускаясь на пол рядом с его кроватью.
Не удержавшись, сжала его чуть теплую ладонь и приникла к ней виском.
— Слушай внимательно… девочка… — вызывая у меня очередной шок, просипел ундер.
Неужели он всегда понимал, кто перед ним?
— Я хочу тебе кое-что передать. Вот.
Он откинул край одеяла и я с удивлением обнаружила два намотанных на узкий длинный цилиндр свитка.
— Возьми. Теперь они твои.
— Что это? — на мгновение позабыв о плачевном состоянии любимого человека, спросила старика.
— Ответ на все вопросы. Обещай, что исполнишь мою последнюю волю и прочитаешь их!
Ундер неожиданно сильно разволновался, заговорив хрипло и надрывно.
Я сжала его руку сильнее, как бы успокаивая.
— Не волнуйтесь, дядюшка, я прочитаю, — опрометчиво пообещала.
Но разве у меня был выбор? Каким надо быть человеком, чтобы хотя бы не попытаться исполнить волю умирающего…
— Вот и хорошо, — тут же успокоился он и затих, обессилено опустив налитые свинцом веки.
— Я знаю… — прошептал старик на грани слышимости и словно забредил: — Знаю… ты сделаешь все правильно, девочка… Я дурной человек… хорошо, что мои жены не стали рожать мне детей. Да-да, я знаю… все знаю.
Он засмеялся, словно где-то вдалеке закаркал простуженный ворон.
— Я всегда любил только власть. Власть и свою страну. Большую часть своей жизни я посвятил тому, чтобы отыскать… скрижали… Но оказался слишком слаб перед их величием и мощью. Они свели меня с ума и выпили всю магию. Теперь я умираю. Слышишь?! — вновь вскричал дядюшка, до боли сжимая мои пальцы.
— Скрижали шепчут имя. Твоё имя, Реджи, они выбрали тебя! И я, я тоже тебя выбрал…
По желтой, словно свечной воск, щеке скатилась одинокая слеза. По моим же бледным, напряженным скулам давно бежал целый поток.
— Дядюшка, но меня же зовут Ада, — вяло возразила, понимая, что ундер вряд ли когда-либо это знал.
Однако ответа так и не дождалась. Уркайский сказал свои последние слова. Он всё ещё дышал, но сознание уже покинуло его. Последний сон стремительно утягивал пожилого мужчину в свои невозвратные глубины.
Горло перехватило от спазма. Я и сама не заметила, как сжала в руках предмет главной сокровенной тайны дядюшки Цвейга.
Никакого благоговения или трепета скрижали у меня не вызывали. Больше всего на свете мне сейчас хотелось обменять их на здоровье для угасающего старика. Ну, или в крайнем случае, просто их где-нибудь понадежнее закопать. Подальше от сомнительных личностей или тех, кому древнее сокровище может причинить нечаянный вред. Вот только обещание, данное дядюшке, жгло мне душу.
На ватных ногах я поднялась с пола и, даже не думая прятать прощальный подарок ундера, вышла из спальни.
***
Удивительно, но на свитки в моих руках никто не обратил внимания. Рэт, так и не успевший проститься с отцом, тут же недрогнувшим голосом стал отдавать различные распоряжения, а после скрылся в отцовской спальне. Я же попыталась пристать к доктору, который все ещё не покинул особняк и, как мне удалось понять, теперь будет находиться подле дядюшки постоянно, вплоть до момента, когда тот уже окончательно отойдет в мир иной. Думать об этом без пронзающей сердце боли было совершенно невозможно.
— Скажите, разве нет средства как-то подпитать его силы? — спросила эскулапа в страстной надежде отыскать волшебное средство.
— К сожалению, нет, — ответил среднего роста почтенный господин, с густой, абсолютно седой шевелюрой и пышными бакенбардами.
Облачен он был в классический для людей его профессии красно-коричневый фрак с черным жилетом, края которого украшало серебряное шитье из перевернутых восьмерок, пузатых колб и черепов. Символика, на мой взгляд, больше подходящая какому-нибудь некроманту, но таких, как я узнала, в Андолоре не водилось. — Причина нынешнего состояния больного — необратимое магическое истощение, — словно маленькой, пояснил мужчина.
— Но неужели нет ни одного мага, ни одного волшебного эликсира, способного это как-то исправить?! — в отчаянии вскричала я, не желая так легко сдаваться.
Мы же в магическом мире, в конце концов!
Доктор сочувственно покачал головой.
— Существуют легенды о том, что некогда среди носителей силы встречались выдающиеся целители, которые могли вырвать человека из капкана «последнего сна». Но, увы, маги данного таланта давно и бесследно исчезли. Теперь медицина — удел таких простых людей, как я. А мои возможности, к сожалению, весьма ограничены. Я не чудотворец, госпожа, и мага-целителя из шляпы вам не достану. Нужно принять неизбежное. Дни вашего дядюшки подходят к концу.
Я заплакала, уткнувшись носом в грудь подошедшего к нам хмурого, словно грозовое облако, Ланзо.
— Ланзо, — всхлипывая, сдавленно прошептала, понимая, что если немедленно не сниму груз с души, то просто доведу себя до нервного срыва. — Твой папа в коме, а у меня в комнате спит маленькая чудесная девочка. Твоя дочь. Я назвала её София. Даже не думай её куда-нибудь услать. Она будет расти вмести с нами. Хорошо?
Я подняла лицо, с надеждой всматриваясь в суровые черты. Эта дикая смесь мольбы и угроз звучала, должно быть, бессвязно и совершенно дико, но на лучшее я сейчас все равно была не способна. По крайне мере, мне хотелось верить, что братья семьи Уркайских и в частности, этот конкретный брат — создания стойкие, и поток моих ошеломляющих новостей его если и покачнет, то не сломит.
— Поговорим позже, — даже не поведя бровью, ответил Ланзо. — Где отец? Я хочу видеть его.
— В своей спальне, мой господин, — поспешил сообщить доктор.
— Там Рэт, — добавила я, но Ланзо уже скрылся за дверью.
— Вам лучше пойти и немного поспать, — посоветовал медицинский светила.
Прозвучавшие в его голосе заботливые нотки так напомнили мне интонации ундера, что я на мгновение словно утратила способность дышать. Таким сильным ударом под дых оказалось это открытие.
— Что ж, благодарю, так я и сделаю, — кивнула мужчине и медленно побрела на свой этаж.
К детям, к сердобольной уютной Кларе, к мягким шебутным хомарчикам. Пускай одна из мощных опор моей жизни трещала и крошилась под натиском неумолимого рока, зато остальные все ещё были при мне. Ради них я просто обязана быть сильной, уверенной, спокойной и обязательно верить в лучшее.
А ещё — верить последним словам дядюшки и исполнить его волю. Нужно лишь как следует выспаться и собраться с мыслями.