- В Вене, - ответил канадец, - в советском консульстве.
- Но в Вене нет советского консула с такой фамилией, - возразил дежурный.
- Я этого не знаю, в моем паспорте стоит виза.
- Ваш паспорт не в порядке, мы не можем вас выпустить.
Мистер Файф в раздумье потер рукой шею. М-да!..
Оказывается, прямая между двумя точками служит кратчайшим расстоянием только в учебнике геометрии... Положение неожиданно осложнилось. Мистер Файф попросил, чтобы ему разрешили пойти к начальнику контрольно-пропускного пункта. Когда он остался наедине с капитаном-пограничником, за окном прозвучала тройная сирена уходящего парохода.
Канадец еще раз выразил свое возмущение. Капитан развел руками:
- Я ничего не могу сделать, господин Файф, граница закрыта, пароход выходит на рейд. - И снова та же фраза: - Ваш паспорт не в порядке.
Тогда мистер Файф перешел на русский язык и сказал:
- Видите ли, товарищ капитан, моя фамилия другая, не та, что указана в паспорте. Я Клаузен, Макс Клаузен, еду по специальному заданию. Прошу вас связаться с комкором Урицким...
Капитан никак не выразил удивления. На границе бывает всякое.
- В таком случае, товарищ Клаузен, возвращайтесь в гостиницу, сказал он. - У меня нет никаких указаний относительно вас. Ждите. Известим вас, как только получим указания из Москвы...
И снова "мистер Файф" изнывал в гостиничной духоте. Потом выяснилось: дело было совсем не в фамилии мифического советского консула в Австрии, Клаузен никогда не бывал в Вене. Пограничники обнаружили иной дефект в паспорте канадского туриста. На последней странице наклейка, на которой стояла сургучная печать, была сдвинута на какие-то доли миллиметра. Это и вызвало подозрение. Очевидно, техник, изготовлявший паспорт, не совсем точно поставил наклейку на место.
Так или иначе Максу Клаузену пришлось возвращаться обратно в Москву. Прошло уже три недели, как Рихард Зорге уехал в Японию, а радист все еще ждал, когда подготовят документы для другого маршрута.
Прошло еще около месяца, и на этот раз уже другой иностранный турист, уже другой национальности, под другим именем выехал из Ленинграда в Хельсинки. Оттуда направился в Стокгольм и через несколько дней самолетом прибыл в Амстердам. Впервые за много лет Клаузен пролетел над родными местами - над островом Нордстронт на Фризском архипелаге.
Прямо с аэродрома он зашел в бельгийское консульство за транзитной визой и, получив ее, выехал в Париж. Там он порвал свой паспорт, достал из чемодана другой, поехал в Вену, потом обратно во Францию и, запутав следы, взял билет на морской экспресс "Лафайет", уходивший из Гавра в Соединенные Штаты.
Но и на этом еще не кончились приключения недавнего тракториста. Уже в океане, рассматривая свой новый паспорт на имя Ганемана, Макс с тревогой обнаружил, что одна из страничек начала выцветать. Вместе с этой страничкой бледнел и Клаузен, в предвидении встречи с эмигрантскими властями в нью-йоркском порту.
Но все обошлось благополучно. Офицер из эмигрантского бюро небрежно взял паспорт, мельком перелистал его, посмотрел на транзитную визу.
- Сколько имеете денег? - спросил он.
- Восемьсот долларов.
- Сколько времени намерены пребыть в Штатах?
- Дня три.
- С такими деньгами можно бы погулять и подольше.
- Не могу, кончается отпуск. К сожалению, в субботу должен быть в Монреале.
- О'кей! Желаю успеха!... - Офицер поставил штамп и отдал Клаузену паспорт.
"Пронесло!" - подумал Макс и спустился по трапу. Он распорядился, чтобы его багаж доставили в ближайший отель, где он рассчитывал получить помер. Здесь уже не требовалось документов, и Клаузен назвал портье вымышленную фамилию: - Никсон. - Портье выдал ключи.
- Прошу вас, мистер Никсон!..
И в этот момент Макс услышал за спиной знакомый голос:
- Гер Ганеман?.. Как тесен мир! Вы тоже поселились в этом отеле!?
Перед Клаузеном стоял улыбающийся сосед по каюте на "Лафайете". Портье не обратил внимания на его возглас, и Клаузен поспешил отвести общительного знакомого в сторону. Нелепая опасность, мелькнувшая как молния, прошла стороной.
Какое-то время Макс затратил на восстановление старого, но уже настоящего паспорта. Моряк Клаузен явился в германское консульство, сказал, что последние месяцы работал под Нью-Йорком слесарем в мотеле, в подтверждение чего показал справку. До этого плавал на американском грузовом пароходе, ходил в Европу, в Южную Америку. Старый паспорт Макса Клаузена был испещрен самыми разными визами, штампами, печатями, на нем не было живого места. Паспорт давно был просрочен, и немецкий моряк просил консула дать ему новый, потому что он намерен поехать в Китай.
Через день в кармане Клаузена лежал новый паспорт, выданный ему на пятилетний срок. Клаузен снова сделался самим собой. Китайский консул, к которому он обратился за въездной визой в Шанхай, при нем поставил штамп с лиловыми иероглифами, и радист в тот же вечер выехал в Сан-Франциско. Он пересек весь Американский континент и на японском парохода "Тациту-мару" отплыл в Иокогаму. Кроме паспорта для выезда из Штатов требовалась справка об уплате налога. Макс предъявил и ее документы немецкого предпринимателя, уезжавшего на Дальний Восток, были в, полном порядке.
А Рихард Зорге нетерпеливо ждал своего радиста в Токио. Каждый вторник в условленное время - от четырех до шести он сидел в ресторанчике "Фледермаус", рассеянно поглядывая на входную дверь, ожидая, что вот-вот появится плотная фигура Макса. Прошло уже три месяца с того времени, как Рихард выехал из Москвы. Он не мог себе представить, что случилось, почему Клаузен задерживается. На запросы в Центр он не получал ответа. Впрочем, на быстрый ответ Зорге и не рассчитывал - радиосвязь нарушилась, передатчик вышел из строя, и радисты - супруги Бернгардт - не могли его восстановить. Неопытных радистов Рихард отправил в Москву, а связь с Центром поддерживали только кружным путем с помощью курьеров.
Осенью в немецкой колонии устраивали большой вечер-маскарад. Рихард придумал себе костюм уличного продавца сосисок. Одетый, как заправский берлинский торговец боквурстами, он расхаживал по клубу, спускался в сад, и отовсюду доносился его веселый голос заправского саксонца, говорившего на уморительном диалекте.
Вместо "бротхен", он называл булочки "бротчен", и одно это вызывало улыбки.
- Сосиски Ашингер!.. Сосиски Ашингер! - выкрикивал он. - Они вечны, как время, и всегда свежи, как газетные новости... Покупайте сосиски, горчица бесплатно... Берите бротчен, бротчен...
Рихард таскал на лямке большой фанерный ящик с нарисованным поваром-поросенком. От сосисок шел пар, он раздавал их, густо намазав горчицей, и каждому покупателю - "бротчен". Деньги, не глядя, бросал на дно ящика. Вечер был платный, и деньги предназначались какому-то благотворительному обществу.
Он подошел к князю Ураху, который стоял с белоголовой Хельмой Отт, одетой баварской пастушкой.
- Послушай, Ики, - смеясь, обратился к нему князь, - почему же сосиски вечны, как время?
- О, так это же фирма Ашингер! Она существует с прошлого века, пережила империю кайзера, большую войну. Веймарскую республику, вступила в наш тысячелетний рейх... В мире все может измениться, но сосиски Ашингер останутся вечны. Германия не сможет существовать без сосисок.
И в этот момент Рихард увидел среди гостей... Макса Клаузена. Утром он приплыл в Иокогаму и, узнав о вечере в немецкой колонии, явился сюда. Рихард прошел мимо. Чуть позже он, предлагая Максу сосиски, тихо шепнул ему:
- Завтра вечером у "Фледермауса"... Представься обергруппенлейтеру Ураху, он стоит в углу с высокой беловолосой дамой в костюме пастушки... - Потом громко и весело снова закричал: Сосиски Ашингер! Сосиски Ашингер!
Рихард подошел к Ураху, когда Клаузен знакомился с руководителем нацистской организации. Макс представился коммерсантом, который решил надолго поселиться в Японии.
- Хочу открыть экспортно-импортную фирму по продаже автомобилей, - поделился своими планами Клаузен.
- Отлично, отлично, - одобрил князь Урах. - Завтра в два заезжайте ко мне в посольство, поговорим... А вот познакомьтесь доктор Зорге, он может быть вам полезен. Не правда ли, Ики?
Так состоялось официальное знакомство прибывшего коммерсанта с немецким корреспондентом.
Потом осматривали в фойе выставку берлинских художников, привезенную в Токио. Среди картин был портрет Гитлера, написанный Мияги. Это была ироническая идея Рихарда. Он уговорил художника изобразить фюрера в японской национальной одежде. Гитлер стоял в коричневом кимоно, свисавшем с узких плеч, с вытянутым постным лицом. В сухой, костлявой руке он держал маленький цветочек с белыми лепестками. Это был почти карикатурный портрет, но все останавливались, и восхищались самобытной манерой художника.
- Вам в самом деле нравится портрет Гитлера? - спросила Рихарда фрау Хельма.
Рихард ответил уклончиво: