И сам Ездра, прибывший в Иерусалим позже других, больше восстанавливал в памяти прошлое, чем пророчествовал о будущем. Он собрал разрозненные части из книг Моисея, сличал рассказы о войнах царей Израиля и открыто призывал к новому провозглашению истинной Торы, учебника жизни евреев. Как священник и законодатель он осудил практику браков между евреями и чужеземцами и соблюдал очень сдержанную позицию по отношению к новообращенным, подтверждая отказ принимать самаритян в общество Израиля. Вновь, как тысячу лет назад, народ принял Закон…
Могли ли иудеи придумать лучшее завершение для построения храма, чем провозглашение нового царя Израиля в лице Зоровавеля?
В 520 году, когда храм еще не был завершен, некто Таттенай, сатрап провинции, находящейся на севере от Евфрата, видимо, по наущению соседей, враждебно относящихся к иудейскому возвращению, прибыл в Иерусалим и спросил, кто разрешил евреям строить здание, посвященное их богу. Репатрианты напомнили, что храм был построен много веков тому назад великим царем Израиля, а затем был разрушен царем Вавилона, сославшим в Халдею еврейский народ. Они утверждали, что храм восстанавливался по приказу персидского Кира и что они лишь выполняли его волю.
Таттенай не поверил им и написал в столицу, спрашивая, слышали ли там о таком декрете Кира и следует ли его подтверждать. В Экбатане нашли следы пресловутого указа основателя Персидской империи, и Татгенай позволил продолжать работы.
Документ, обнаруженный во времена Дария, несколько отличался от указа Кира. Там было написано следующее: «В первый год царя Кира, царь Кир дал повеление о доме Божием в Иерусалиме: пусть строится дом на том месте, где приносят жертвы, и пусть будут положены прочные основания для него; вышина его в шестьдесят локтей, ширина его в шестьдесят локтей; рядов из камней больших три, и ряд из дерева один; издержки же пусть выдаются из царского дома. Да и сосуды дома Божия, золотые и серебряные, которые Навуходоносор вынес из храма Иерусалимского и отнес в Вавилон, пусть возвратятся и пойдут в храм Иерусалимский, каждый на место свое, и помещены будут в доме Божием»[136].
Как объяснить разницу между этими двумя текстами? Кир сперва произнес имя бога Израиля, тогда как это признание отсутствует в декрете, найденном в Экбатане. Так что существует некоторое расхождение между речью, допускавшей суверенитет бога евреев, и письменным приказом, где опущена эта преданность богу. К тому же декрет, найденный десятью годами позже, содержал указание о размерах реконструируемого храма, тогда как в речи не говорилось об этом.
Дарий поспешил восстановить порядок. Не силой, поскольку евреи не думали о вооруженном восстании, а лишь подтвердив знаменитый указ Кира. Так, евреям было повторено главное задание: вновь отстроить Иерусалим. В 515 году был освящен храм, который через полтысячелетия посетит некто Иисус из Назарета и который разрушит римлянин Тит в 70 году нашей эры…
У Дария развязаны руки, чтобы продолжить дело Кира… Но применима ли еще либеральная политика по отношению к инородцам, начатая объединителем Востока? Восстания по всей империи доказали, что речь уже не может идти о предоставлении губернаторам полной свободы действий, как во времена Кира. Одного имени Дария уже недостаточно, чтобы объединить народы. Создать централизованное государство, продолжать далекие победоносные походы, чтобы положить конец малейшим попыткам сопротивления персам, — таков новый политический план Дария. Заботясь о порядке внутри страны, он навязывает правителям сатрапий присутствие военачальника, подчиненного непосредственно ему. Назначает также высокопоставленного чиновника, отвечающего за сбор налогов, и увеличивает количество генеральных инспекторов, которые постоянно разъезжают по территории империи.
Экономические успехи облегчаются улучшением дорог. Если караваны, двигаясь из Сардов в Сузы по царской дороге, проходят расстояние в две тысячи шестьсот восемьдесят три километра за девяносто дней, царские курьеры покрывают это же расстояние за одну неделю. Таким же образом обстоит дело и со связью от египетской границы до крайнего востока Персидской державы.
Победы Дария увеличили площадь империи. На востоке, на северо-востоке и на западе она достигла крайних пределов мира той эпохи. Но Ахеменид вынашивает великий замысел, касающийся Европы… Новый император решил отрезать Грецию от источников ее снабжения зерном и деловой древесиной, необходимой для строительства и обновления военного флота. Он собирается пройти по необозримым равнинам нынешнего юга России, Черноморского побережья и Греции. Для осуществления этой операции Дарий собирает армию в семьсот тысяч человек и направляет ее на баржах через проливы. Персы занимают Восточную Фракию и шагают к устью Дуная, а в открытом море движется их бесчисленный флот. Увы, нападения скифов заставляют Дария отступить. При этом он теряет восемьдесят тысяч бойцов, но зато Фракия входит в состав империи. Результат достигнут: Персия сделала шаг в Европу. Бунт ионийских греков быстро подавляется, тогда как в самой Греции Афины и Спарта продолжают вести междоусобные войны, а молодая партия демократов конфликтует с аристократами.
Дарий предпринимает второе наступление, и флот из шестисот судов появляется в виду горы Афон. Ахеменид надеялся, что этой простой демонстрации сил будет достаточно, чтобы поддержать партию демократов, более склонную к союзу с персами, и она придет к власти. Но поднялся невиданный шторм, и двадцать тысяч воинов и половина флота оказались на дне моря.
Нужна будет третья кампания… Сам Дарий в окружении своей личной гвардии, состоящей из «бессмертных», высаживается близ Марафона. Афиняне, возмущенные тем, что персидский командующий разрушил их храмы, решили, не ожидая подкрепления спартанцев, напасть на войска Дария. Греки одержали победу. В то же время в Египте вспыхнуло восстание. Дарий срочно возвращается в Азию.
Победа у Марафона способствовала укреплению единства греков. Однако мощь персов не была поколеблена… На пороге смерти Дарий сможет с гордостью сказать, что он был продолжателем Кира: он завоевал новые территории как на востоке, так и на западе, в Европе; дал империи небывалую административную организацию и даже сделал то, чего не сделал Кир: провозгласил юридический кодекс наподобие законов Хаммурапи. Вот надпись на могиле Дария:
Велик бог Ахурамазда, который создал воды,
и который создал эту землю, и людей создал,
который для человека благополучие создал,
который Дария царем сделал, единственным царем
из множества царей,
который командует множеством…
Я — Дарий, царь великий, царь царей,
царь стран многоплеменных;
царь этой великой и обширной земли,
сын Гистаспа, Ахеменид,
перс и сын перса.
Говорит Дарий царь…
Зло содеянное я обратил во благо,
народы, друг друга убивавшие…
благодаря Ахурамазде
больше не сражались,
каждому я определил его место,
и они соблюдают мои решения,
дабы сильный не бил
и не грабил бедного…
Говорит Дарий царь:
Бог Ахурамазда и другие боги
да хранят меня и мой дом.
Сын Дария Ксеркс легко поддавался влияниям, он был буквально зачарован примером отца. Подавив египетское восстание, он сравнял с землей стены Вавилона, где также был бунт, но с греками, живущими в Европе, уже не ссорился. Воинственно настроенная часть общества в конце концов толкнула его на продолжение дела Дария: завоевать Европу.
Колоссальная армия, состоящая из представителей сорока шести народов, под командованием двадцати девяти персидских военачальников двинулась на Грецию. Финикийцы, союзники Ксеркса, построили мост из барж, что позволило персам переправиться через проливы за семь дней. Фессалия и Македония не оказали сопротивления, греки севера страны покоряются. Но Афины и Спарта, на этот раз союзники, решают обороняться и поджидают противника у горного прохода Фермопилы. Тем временем буря на море разбросала персидский флот. Воспользовавшись изменой в лагере греков, войска Ксеркса опрокидывают эллинов и одерживают победу. Персы входят в Афины, огню преданы святилища на акрополе, как и другие храмы и жилые дома…
У греков остается надежда победить на море. Их флот сосредоточивается в Саламинском проливе. Там, на берегу, взобравшись на возвышение и восседая на походном троне, Ксеркс стал свидетелем победы греков и полного разгрома морских сил персов. Великий царь потерял треть своих войск.
И на этот раз поражение персов не имеет решающего значения. Вся Греция оккупирована армией персов, сопротивляющихся почти нет… Но Ксеркс, под впечатлением поражения в Саламинском проливе, возвращается в Азию. Он предлагает грекам мир, но получает отказ и возобновляет наступление. Терпит поражение при Платеях, его флот разбит в Микале, близ Самоса. Разгром. Европа окончательно отбрасывает азиатов за Геллеспонт…
Переправляясь через Дарданеллы, отделяющие молодую Европу от тысячелетней Азии, Дарий не просто совершил победоносный акт, он опрокинул мировой порядок, чего никто до этого не делал. Перебросив мост между двумя континентами, Ахеменид вышел из своего пространства в чужое. Кир погиб, переправляясь через Оке, чтобы напасть на массагетов. Когда Ксеркс попытался соединить берега Геллеспонта, он был окончательно побежден. «Это нарушение в пространстве является также нарушением божественного пространства и агрессией по отношению к богам».
Фемистокл, возглавлявший партию демократов и советовавший афинянам направить всю свою энергию на строительство флота и построивший порт в Пирее, торжественно заявил на следующий день после победы в Саламинском проливе: «Ревнивые боги и герои не захотели, чтобы один человек правил и Азией, и Европой».
Из деяний Ахеменидов, сменивших Ксеркса, — Артаксеркса I, Дария II, Артаксеркса II, Артаксеркса III и, наконец, Дария III, — история сохранила одни и те же уроки: подавлять бунты, расширять границы, освобождать народы, править государством, развивать экономику, приносить богам дары, а величайшему из них, Ахурамазде, должное поклонение и, наконец, главное — уважать в лице царя представителя высшей власти, сниспосланного на землю, чтобы дать людям свет своей мудрости. Всем хотелось прослыть потомком или наследником Кира, но никому не удалось осуществить полностью старую мечту о свободе для всех народов, вдохновлявшую первого великого царя…
Когда Александр Македонский предпринял свой безумно сложный поход, приведший его к воротам Китая, он хотел примирить людей Европы и Азии. Но едва ступив на азиатский континент, он уже не принадлежал истории только Греции, а стал еще и важнейшим звеном истории персов. Оказавшись втянутым в игру царей Востока, он стал их учеником, ставленником, орудием. Но был ли он ясновидцем?..
Покидая свою страну в возрасте двадцати лет, Александр видел себя в роли полководца, призванного покорить Восток. Никто из его соратников и тех сторонних людей, кто поддержал его кампанию, не сомневались, что вдохновляла его в этой авантюре военная задача, что больше всего он хотел отдалить от своей родины опасность персидской экспансии и что целью его было покончить с главным источником опасности — варварами, угрожавшими молодой греческой цивилизации.
Однако едва Александр переправился через проливы, новые политические реалии стали смутно подсказывать ему, что его предвидениям не суждено осуществиться. Через несколько месяцев после первых переходов по азиатской земле сын царя Филиппа понял, что он не будет царем по образцу тиранов, правивших в Греции. Он станет монархом, но по образцу владык Востока, в обстановке пышности и загадочности.
Чтобы убедить тысячу и один народ, над которыми он рассчитывал установить владычество, ему придется прилаживаться к местным привычкам, одеваться в нарядные одеяния царей Востока и подстраивать свое поведение к этикету ассиро-вавилонских монархов. Незаметно, потихоньку душа македонянина поддалась идее, чуждой народам Европы, а именно что только сверхчеловеческая сила может дать царскую власть. Александр открывал для себя, что царь получает власть от неба; ни сила оружия, ни мудрость, ни ум не позволят ему завоевать странную землю, по которой он ехал, где нет царствования, помимо божественной воли.
Юный военачальник должен был, таким образом, забыть важность одобрения и доверия, которое ему оказывали его сограждане в соответствии с его храбростью и воинским умением; главное же — чтобы он включил в свое мировоззрение новое отношение к божеству. Греческие боги были слишком многочисленны, разнообразны и наглядны, чтобы внушать подобную идею власти. К тому же они вовсе не претендовали на то, чтобы руководить поведением людей или лепить их по подобию своему. Сократ, Платон и даже Аристотель, наставник Александра, исследовали главные правила мудрости вне всякой теологии.
Александр, как и весь его народ, неясно представлял себе единосущность божественного, тем не менее вдохновлялся таким мировоззрением и старался примирить две великие традиции, которые господствовали каждая на своем континенте, словно поделили между собою весь мир. А политическое и культурное единство, о котором мечтал завоеватель, было возможно лишь при условии, что Запад воспримет теологические концепции Востока.