Однако Навуходоносор хотел сохранить хотя бы видимость некоторой самостоятельности евреев. Губернатором Иудеи он назначил потомка Давида по имени Годолия. Царствовать над остатками народа, в прошлом такого гордого, было делом нелегким. Годолия поставил себе целью поддержать призывы Иеремии к непротивлению: «Не бойтесь быть подвластными халдеям, селитесь на земле и служите царю вавилонскому, и будет хорошо вам»[32].
Военачальник Навузардан, когда разрушался храм, оценил моральные и воинские качества иудеев и то влияние, которое оказывают на них священнослужители, поэтому решил, что у пророка Иеремии судьба должна сложиться иначе. Конечно, божественный прорицатель евреев постоянно советовал им не сопротивляться вавилонянам, и халдейский военачальник должен был отблагодарить его за это. Но Навузардан понял также, что Иеремия мог бы успокаивать народ, который намечалось отправить в Вавилон, если он будет сопровождать иудеев в чужую землю. Он послал за Иеремией и «он взял его, скованного цепями, среди прочих пленных иерусалимлян и иудеев, переселяемых в Вавилон» и обещал ему свободу, сказав: «Господь Бог твой изрек это бедствие на место сие, и навел его Господь и сделал то, что сказал; потому что вы согрешили перед Господом и не слушались гласа Его, за то и постигло вас это. Итак вот, я освобождаю тебя сегодня от цепей, которые на руках твоих. Если тебе угодно идти со мною в Вавилон — иди, и я буду иметь попечение о тебе; а если не угодно тебе идти со мною в Вавилон, — оставайся. Вот, вся земля пред тобою; куда тебе угодно, и куда нравится идти, туда и иди»»[33]. Иеремия отказался от заманчивого изгнания и предпочел остаться с Годолией.
Сразу после восшествия на трон Давида князь, избранный Навуходоносором, узнал, что против него готовится заговор. Но не захотел защищаться, как если бы знал, что судьба его предрешена. Через семь месяцев после восшествия Годолии на престол Измаил, человек царского рода, в присутствии десяти иудейских сановников казнил наследника царей Иудеи.
Другого выхода не было. Население думало лишь как покинуть это место, где произошло столько несчастий. Иудеи ушли из разрушенного Иерусалима. Видимо, опасаясь окончательного разрыва с Богом, они заставили Иеремию вместе с его верным спутником Варухом следовать за ними через пустыню, на юг.
И вот добровольные изгнанники направились в Египет. Но шли они не так уверенно, как идут люди в спасительную землю, а медленно, словно сомневаясь в правильности выбранного пути. Сыны Иудеи передвигались скрытно, тогда как войска Навузардана рыскали по всей пустыне в поисках беглецов. Семьсот сорок пять из них были пойманы и сосланы в Вавилон. Потерялись ли иудеи навсегда в бескрайних пустынях, окружающих несчастную родину их?
В стране халдеев к изгнанникам отнеслись не так, как относятся к поверженным врагам. Им предоставили немного свободы, и довольно скоро они смогли самоорганизоваться, конечно, не так, как это делают граждане, свободные в своих действиях, а как иммигранты, слегка презираемые, но настоящего преследования не испытывающие. Им отвели земли в полусотне километров на юго-восток от Вавилона.
Территорию орошал длинный канал Хевар, один из рукавов Евфрата. Иудеи жили в селениях Тель-Мелах, Тель-Харка, Керуб-Аддан, Имма и Тель-Авив. Иммигранты принадлежали к военной и предпринимательской аристократии Иудеи, и несмотря на то, что земля была очень плодородна и надо было лишь следить за орошением ее, этих людей вовсе не привлекали полевые работы, ведь они привыкли жить в Святом городе, куда приезжало много иностранных гостей, где в каждом доме происходили долгие обсуждения новостей.
Неподалеку от тех мест, где поселили иудеев, находился большой красивый город Ниппур, который считался одним из старейших городов мира. Шумерская столица была основана за пять тысячелетий до нашей эры. Незадолго до появления изгнанников в этих местах Навуходоносор восстановил величие города, повелев снести храм в честь вавилонского бога Бела. И в городе возник некоторым образом теологический вакуум. У Ниппура было все, чтобы стать городом, сравнимым с Иерусалимом, каким он оставался в сердце иудеев. Оказавшись между Вавилоном и Ниппуром, имея возможность без особого труда отправиться в тот или другой из этих городов, не заботясь, как прежде, о своем военном величии и мощи государства, сохранив как культ свою веру в Иерусалим, иудеи порой становились привилегированными партнерами власть имущих халдеев.
Удивительные встречи устраивает иногда история: в VIII веке сыны Иудейского царства повстречали в Ниппуре немало выходцев из Самарии. Последние в 721 году прошли через испытание, подобное судьбе иудеев, и в большинстве своем были высланы в верхнюю Месопотамию или еще дальше в город Раги, неподалеку от Каспийского моря, а также в Ниппур.
В ходе того же процесса интеграции, который произошел с вновь прибывшими иудеями, самаритяне также занимали часто почитаемые посты в общественной и экономической жизни. И хотя были они сынами враждующих царств, обе группы последователей Моисея, быть может, из-за удаленности от родной земли, почувствовали родство своих корней и начали сближение внутри своей диаспоры, это было своего рода историческое примирение. Однако в отличие от иудеев израильтяне не обладали таким исключительным видением Иерусалима, чтобы вечно сохранять верность своему Богу. К тому же много израильтян судьба раскидала по необозримым просторам Азии, ибо после падения Самарии племена израильтян пустились в изнурительный поход на восток, многие пересекли иранское плато и горы Афганистана, дошли до берегов Инда и дальше до Китая. Но те, что обосновались в Вавилонии, постарались слишком не удаляться. И прибытие других последователей Авраама показалось им, несмотря на все невзгоды, предвестием грядущего возрождения…
Вот в каком контексте Иезекииль повторял пророчества Иеремии, подталкивая народ на поиск тесного единения с халдеями, на отказ от всякой идеи восстания, и предсказывал, что Иерусалим будет восстановлен. Напоминая о царе Седекии, символизирующем бесполезность сопротивления халдеям, Иезекииль повторял слова Господни: «Он презрел клятву мою, чтобы нарушить союз, и вот, дал руку свою и сделал все это; он не уцелеет»[34].
Таким образом, евреи должны были уважать власть Всевышнего, поставившего их в подчинение вавилонянам. Но такое положение не будет вечным, и пророк предсказал: «Я возвращу их из народов и соберу их из земель врагов их и явлю в них святость Мою пред глазами многих народов, и узнают, что Я — Господь, Бог их, когда, рассеяв их между народами, опять соберу их в землю их и не оставлю уже там ни одного из них»[35].
Так, с самого начала переселения их в Вавилон иудеи установили разницу между своим положением и той ситуацией, в которой оказались их предки в Египте. В стране халдейской потомки Авраама были не рабами, а просто перемещенными лицами. Пророки никогда не жаловали египтян, им они всегда предпочитали ассирийцев и вавилонян: в бою последние были беспощадны, но соблюдали какое-то уважение к иудеям. На берегах Хевара, несмотря на удаленность от храма, переселенцы могли соблюдать свои верования: именно в изгнании Иезекииль увидел колесницу небесную — неопровержимое доказательство присутствия божественного начала в народе.
Однако в умах каждого возникал странный вопрос. Если пророки призывали смириться с судьбой, отведенной иудеям и израильтянам без различия их, если они настаивали на бесполезности бунта, не должны ли евреи сделать вывод, что Навуходоносор отнюдь не является их преследователем, а, наоборот, послан им как необходимое испытание? И хотя имя Навуходоносора содержит шесть слогов, означающих одновременно «победитель, строитель и тиран», но не был ли он тем помазанником, которого они так ждали? Не говорил ли Бог устами пророка Иеремии: «И ныне Я отдаю все земли сии в руки Навуходоносора, царя Вавилонского, раба Моего… И если какой народ и царство не захочет служить ему, Навуходоносору, царю Вавилонскому, и не подклонит выи своей под ярмо царя Вавилонского, — этот народ Я накажу мечом, голодом и моровою язвою, говорит Господь, доколе не истреблю их рукою его»[36].
Если это так, как объяснить ссылку, пытки, столько вызовов божественному покровительству? А главное, — как объяснить разрушение храма, надругательство над самим именем того, кто вывел свой народ из Египта? Перед лицом всех этих вопросов иудейские священнослужители хранили молчание. Но постепенно все изгнанники прониклись сознанием, что несчастье их временно и даже если их положение с годами улучшится, Иерусалим не должен быть забыт. «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе… Там пленившие нас требовали от нас слов песней… Как нам петь песнь Господню на земле чужой? Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя. Прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего»[37].
При дворе царя вавилонского взятие Иерусалима, победа над иудеями, ссылка их в Ниппур были встречены как события банальные, как все прочие победы над второстепенными народами Азии. Для славы Навуходоносора значение имело только его участие в разгроме Ассирийской державы и разрушении Ниневии.
В 573 году, после тринадцати лет осады, жители Тира, неуязвимые финикийцы, наконец капитулировали. Навуходоносор жестоко расправился с царем Хирамом, незадачливым правителем Тира; кстати, последний приходился ему отчимом. Но и эта победа не воспринималась как важное событие. Навуходоносор интересовался больше усилением духовного влияния Вавилонии и развитием шумеро-аккадской цивилизации, наследником которой он являлся.
Юный Даниил вырос в непосредственном окружении царя и был известен вавилонской элите. Он был толкователем снов Навуходоносора и в этом качестве имел влияние на царя. Как гласит еврейская легенда, в Вавилоне жили три друга Даниила — Анания, Мисаил и Азария — молодые придворные, оказавшиеся заложниками в ходе первой оккупации Иерусалима; однажды Навуходоносор решил заставить их помолиться идолу одного из вавилонских богов. Когда они отказались, царь повелел бросить их в большую раскаленную печь. И потом на протяжении веков евреи будут уверять, что отроки были защищены от ожогов, воздействия жары и дыма незримым экраном и поэтому не погибли в огне. При виде этого чуда Навуходоносор стал преклоняться перед Богом Израиля, причем с таким горячим самопожертвованием, что небо специально послало ангела, чтобы остановить царя Вавилона в его порыве, дабы он не сравнялся в святости со знаменитым царем Давидом.
Для иудеев той поры и для тех, кто систематизировал устную традицию иудаизма, Навуходоносор оставался странным, необычным человеком, каким-то слепым орудием, совмещавшим в себе разрушительные импульсы и бессознательное подчинение идеям, которые превосходили его разумение.
Однако политика сохраняла главное место в жизни царя. В 568 году Навуходоносор был готов осуществить мечту своих предков и великую цель своего царствования: напасть на Египет и победить его. Но царь вавилонский начал стареть. Вот уже тридцать шесть лет, как он у власти… И потом, разве он не добился своей цели? Падение Тира позволило ему усмирить весь Восток. Сам по себе Египет не представлял сильную державу. Господствующую династию там сменил какой-то клоун, сумевший с помощью дорогостоящего бунта стать царем. Быть может, лучше не связываться с таким иллюзорным противником. Однако Навуходоносор, по-видимому, помнил о своем отступлении под Пелусием. Он, начинающий полководец, должен был срочно принять наследство своего отца, знаменитого Набопаласара, и ему пришлось кратчайшим путем возвращаться в Вавилон, чтобы овладеть скипетром. Было это в 604 году. Сколько времени прошло…
В конечном итоге речь шла скорее о победоносном налете, чем о победе. Фараон Амасис, конечно, отступил, но не был разбит или свергнут, а Навуходоносор не стал подниматься по долине Нила, не пошел на Эфиопию. Так что властитель Вавилона не повторил побед Асархаддона и Ашшурбанипала, одержанных сотней лет раньше. Однако у него сложилось впечатление, что египетская мощь существенно подорвана и наконец-то воцарилось спокойствие в его гигантской империи, простирающейся от Мидии на севере и побережья Средиземного моря, благодаря победам в Киликии, до Персидского залива и пределов Египта.
Чтобы поставить последнюю точку в деле возведения замка своего величия, Навуходоносор обратился к своему городу, Вавилону. Экономические успехи, достигнутые во время его царствования во всех регионах, где господствовали халдеи, дали ему возможность заняться собственной столицей. Ливан поставлял большое количество гигантских кедров для возведения храмов и дворцов. Навуходоносор с гордостью говорил о своей роли созидателя: «Я обеспечил мир всем моим народам, и при мне они собирали неслыханный урожай зерна. Затем я перестроил дворец, царское жилище, достойное сильного народа, дом радости и счастья, куда я разрешал вход представителям всех племен. Я клал фундамент, докопавшись до глубин, где только смола и кирпичи, велел доставлять огромные кедры из великолепных лесов Ливана, используя их для покрытия, обнес дворец высокой стеной… здесь я принимал царские решения, указы… Во всем Вавилоне не было места более достойного царского жилища»[38].
Навуходоносор украсил также центральную дорогу для религиозных процессий длиною более трехсот метров, по обе стороны которой были возведены стены толщиною в семь метров. На этих стенах, украшенных кирпичами, покрытыми темно-синей глазурью, выступали шестьдесят львов с каждой стороны. Казалось, они сопровождают процессию, с разинутой пастью и с опущенными хвостами, бьющими воздух… Над воротами дворца видны были «изображения белых розеток на зеленом фоне, диких быков синего цвета и голубовато-серых драконов». Навуходоносор так описывает свое личное участие в царской архитектуре: «Я украсил мебель в храме Эсагила чистым золотом, корабль Мардука — драгоценными камнями, золотыми и серебряными изделиями, они сверкали, как звезды на небе. При строительстве храма мною руководило сердце мое, и я держал в голове план всего здания». Помнил ли Навуходоносор слова отца своего, царя Набопаласара, заставившего его работать вместе с каменщиками: «Я написал образ моей царской особы, несущей корзину кирпичей… А Навуходоносору, старшему и любимому сыну моему, я посылал глину и приношения в виде вина и оливкового масла»[39].
В Вавилоне насчитывалось не менее пятидесяти святилищ, посвященных разным божествам, и архитектурные традиции хранились там с глубокой древности. Возводить башни (зиккураты) было в духе непомерной гордыни тех, кто хотел захватить место, отведенное богам, и ступенчатой постройкой облегчить их приход на землю. По правде говоря, сооружение башен выдавало глубокий страх вавилонян перед небом, ведь они боялись, что их судьба зависит от соотношения светил или от столкновений в космосе. Семитское предание представляет проект вавилонского столпотворения как безумие человека. Но эта отчаянная попытка, возможно, вдохновлялась космологическим восприятием человеческой судьбы. Не является ли Вавилонская башня призывом о помощи, обращенным к богам, своего рода рукой, протянутой к небесам? Точно так же наказание, описанное в той же легенде, смешение языков, сделавшее невозможной координацию работ, имели целью не столько доказать тщетность трудов, сколько подчеркнуть важность общения между людьми, которые, выражаясь метафорически, до строительства башни составляли один народ. Идя еще дальше, семиты полагают, что слово «Вавилон» означает не «дверь, ведущая наверх», как гласит халдейская этимология[40], а «смешение», слово с древнееврейским корнем «блл». Смешение богов? Смешение языков? Смешение умов? Смешение политик?
Итак, Навуходоносор придал своему городскому строительству небывалый размах. Он повелел возвести мост, соединяющий два берега Евфрата, на которых раскинулся Вавилон. Не на этих ли брегах шумеры придумали письменность, а царь Хаммурапи систематизировал двести восемьдесят два закона, составивших правила жизни общества? Изобретение письменности, запись законов, — этот город, эта страна были колоссальным резервуаром человеческой мудрости. Навуходоносор на закате дней своих мог любоваться самой удивительной столицей, которую Иеремия довольно смело сравнил с «золотой чашей в руках Всевышнего, из которой пьет и от которой хмелеет вся земля».
Согласно устному преданию евреев, опасаясь порою краха своего царства, а иногда призывая его в своих неясных мольбах, Навуходоносор претендовал на равенство с богами. Ему хотелось, чтобы облачко выглядело как нимб, доказывающий его собственную божественность; однажды ему показалось, что он превратился в зверя с головой быка и туловищем льва. Говорят еще, что он прожил семь лет среди диких животных в пустынях, окружающих столицу, и более того, что он якобы хотел передать все свои полномочия Даниилу, но тот отказался.
Халдейское же предание гласит, что, предчувствуя свою кончину, Навуходоносор поднялся на крышу своего дворца и предсказал вавилонянам близкий конец империи и даже упомянул о странном вторжении: «Придет персидский мул, а помощниками у него будут ваши собственные боги, и он обречет вас на рабство».
Несмотря на своенравный и непредсказуемый характер царя, вавилоняне славили его так же, как и бога Мардука: «Слово его твердое, его повеление неизменно; высказывания его не могут быть отменены никем из богов». Когда он был в ярости, никакой бог не мог устоять перед гневом его. Поистине Навуходоносор был свиреп и горяч, но не упрям. Он был способен как на порывы благодарности и святости, так и на приступы бешенства. Горделивый, но не лишенный истинной набожности, он умел смиряться перед божеством. Он умел также быть любящим и повелел построить висячие сады из любви к своей жене… Однако он часто проявлял жестокость, как показывает убийство детей Седекии на глазах у их отца, а также долгое заключение в тюрьме последних царей Иудеи.
Незадолго перед кончиной Навуходоносор, желая показать грядущим поколениям истинное значение своего царствования, продиктовал писцу заявление в форме завещания:
«Я, Навуходоносор, царь Вавилона, великий и могущественный, слуга бога Мардука, преклоняющийся перед богом Набу, я тот, кто выполняет загадочные предсказания, согласно культу этого божества и уважению к его величию; тот, кто обогатил славу Вавилона и Борсиппы; служитель богов, мудрец, доверяющийся их власти, старший сын Набопаласара, царь Вавилона, я!
Я удержал в уважении к богу далекие страны, высокие горы от моря Верхнего (Средиземного) до моря Нижнего (Персидский залив); они не покидали путь послушания, тропу покорности, они не нарушали условий своего поражения и обязанности выплачивать дань. Я превратил непроходимые тропы в дороги, по которым теперь все могут ездить. Я покарал порочных людей, сделал ограду Вавилона нерушимой, чего не сделал до меня никто из предшественников, моих праотцев. Я, Навуходоносор, царь Вавилона, и меня сам Мардук, великий государь, избрал для прославления града своего Вавилона, меня!»[41]
Сын почившего царя Амель-Мардук принял власть в тревожной атмосфере неуверенности в будущем. Новый властелин Вавилона, словно желая снискать расположение чужеземного бога, вернул полную свободу бывшему царю Иудеи, Иехонии: «В тридцать седьмой год переселения Иехонии, царя Иудейского, в двенадцатый месяц, в двадцать седьмой день месяца, Евилмеродах (Амель-Мардук), царь Вавилонский, в год своего воцарения вывел Иехонию, царя Иудейского, из дома темничного и говорил с ним дружелюбно, и поставил престол его выше престола царей, которые были у него в Вавилоне; и переменил темничные одежды его, и он всегда имел пищу у него, во все дни жизни его. И содержание его, содержание постоянное, выдаваемо было ему от царя изо дня в день, во все дни жизни его»[42].
Евилмеродах, как говорили, подумывал даже о возвращении на трон Иудеи такого же добродетельного монарха, как бывший царь Иехония. Но Иерусалим так и не получил свободы. Город был лишен своего храма, открыт для мародеров, по улицам ходили дикие звери на глазах у немногочисленных иудейских крестьян, которые не в состоянии были защитить святое место от разорения.
Могучая некогда Ниневия, столица ассирийцев, была отдана на волю разрушителей. Столица иудеев Иерусалим больше не могла играть роль божественного обиталища. Вавилон же процветал. Навуходоносор, победитель и наследник ассирийцев, дал халдеям небывалую силу. В день кончины своей, наверное, думалось ему, что он представляет единственную в деяниях его эпохи преемственность сменяющих друг друга властителей Востока, единых в своем стремлении к власти.
«Я — Кир, царь вселенной, великий царь, могучий царь, царь Вавилона, царь страны Шумера и Аккада, царь четырех сторон света; сын великого царя Камбиса, царя города Аншана, внук великого царя Кира, царя города Аншана, правнук великого царя Теиспеса, царя Аншана…»[43]
Это заявление о собственной царской персоне было сделано после того, как Кир достиг вершины славы, завоевав Вавилон, и установил мир в своем огромном царстве. Оно свидетельствует о его намерении создать мировую империю.
Провозгласив себя «царем всей земли» (формулировка, всегда относившаяся только к отцу всех богов), новый властелин региона придавал своему правлению одновременно и экуменическое, и политическое значение. В этом смысле великий царь не забывал об историческом родстве с предшественниками, как потомок Ахеменидов и основатель династии царей Аншана…
Аншан, небольшое царство, откуда пошло величие Ахеменидов, находился в гористой местности, господствующей над более привлекательной равнинной Сузианой, а вместе равнинная и гористая области составляли Элам. Столица этой страны, Сузы, по своему блеску не могла равняться с Ниневией или Вавилоном, но с культурной и экономической точки зрения была первоклассным городом. Он находился на южном окончании царского пути длиною в 2400 километров. Путь этот соединял Средиземное море с Персидским заливом. В городе останавливались караваны, и это обеспечивало ему немалый доход. На протяжении веков прислонившийся к Иранскому нагорью город Сузы развивал блестящую цивилизацию, влияние которой распространилось далеко за пределы этого царства.
Аншан находился несколько в стороне, на отрогах горного хребта. Люди, жившие там, казалось, сохраняли себя как резерв истории, придерживаясь добродетельной строгости в жизни, полной лишений. Этот бедный, но хорошо укрытый край к 700 году дал убежище мелким арийским племенам, в том числе пасаргадам, к которым относились предки Кира.
Приход воинственных кочевников со своими женами, детьми и многочисленными стадами не вызвал протеста народа Элама. Эти всадники, явившиеся неведомо откуда, скоро стали служить местным князькам, а те выделили небольшие наделы земли, где они и обосновались. Постепенно пришельцы превратились в настоящих наемников и взяли на себя охрану всего края. Но главное — благодаря эламитам жители Аншана получили доступ к культуре, ранее им неведомой. Элам стал своего рода школой для древнего воинственного народа и передал ему традиции древних цивилизаций Ассирии, Вавилона и Урарту.
Переход этих арийских племен к оседлой жизни под покровительством эламитов способствовал их развитию в направлении ожидавшей их судьбы и, главное, совершенствованию таких качеств, как гуманность и сила, что и составило их славу. Об уровне и развитии цивилизации Элама можно судить, читая описание Ашшурбанипалом города Сузы, который он разрушил в 640 году, после чего разгрому подверглась вся Сузиана, а ее население было выслано в Самарию: «Великий священный город Сузы… Я вошел во дворцы… где украшения, царские символы, воинское оружие, вся мебель дворцов была в целости… Я увез их в качестве трофеев в страну Ашшура. Я разрушил зиккурат в Сузах, построенный из кирпича и лазурита. Я сбил с него рога из сверкающей меди».
Большинство людей племени пасаргадов, не теряя контакта с долиной Сузианы и с городом Сузы, заперлись в своих крепостях. Своим предводителям они скоро присвоили титул царя Аншана. Племена организовали политический совет, который должен был координировать их отношения с другими народами и защищать общие интересы различных кланов. В 700 году пасаргады выбрали царем Аншана самого достойного из них, Ахемена. Совет, объединившийся вокруг царя, включал в себя военную знать, землевладельцев и членов его семьи.
Но для того, чтобы создать нацию, недостаточно объединить племя на определенной территории и провозгласить кого-либо царем. Приверженцы Ахемена, если они хотели пронести через всю историю силу своей идеи, должны были совершить славный, героический поступок, который позволил бы им самим назвать себя основателями царства.
В 681 году мощь Ассирии была безраздельна. А правивший в Ниневии грозный царь Синаххериб, несмотря на несколько неудач, был все же несомненным владыкой Востока. Быть может, Ахемен решил, что для рождения народа, свободно распоряжающегося своей судьбой, надо, чтобы он выступил против самого могучего монарха своей эпохи или, по крайней мере, присоединился к тем, кто намеревался противостоять власти Ниневии. Или он думал, что необходимо схватиться врукопашную с чужеземной властью, чтобы закалить душу нарождающейся нации?
Когда Синаххериб предпринял еще одну попытку урезонить провинцию Вавилонию, эту вечную смутьянку, он встретил на своем пути целую коалицию, куда входили кроме вавилонян войска Элама, втянувшего в дело всех своих вассалов и союзников, в том числе, разумеется, пасаргадов. Противников Синаххериба оказалось столько, что их движение сравнили с нашествием саранчи. Битва разыгралась на берегах Тигра, у Халуле. Исход боев сперва был неясен, и народы, восставшие против царя Ассирии, толковали эти колебания судьбы как падение мощи Ниневии. Однако Синаххериб, прибегая к гиперболе, смело стал превозносить свою победу: «Я перерезал им глотки, как газелям на охоте, как ниточку, их перерезал, вся земля была залита кровью и завалена их внутренностями. Кони, запряженные в мою колесницу, скакали по грудь в крови, как по разлившейся реке».
В конце концов победу одержал царь Ниневии, он захватил и разрушил великий город халдеев. После этого, словно желая покончить с неприятным делом, Синаххериб вернулся назад и занял страну Элам. Но покорение Элама не означало покорения пасаргадов, они нашли убежище, как всегда, в горах Аншана. Синаххериб не счел нужным искать их, чтобы утолить жажду мщения, которая, кстати, была не так уж велика. Несмотря на поражение, верные воины Ахемена еще имели все основания сыграть свою роль в международной политике. Царь Аншана, победивший властителя Ниневии тем, что ушел от разгрома, заслужил, чтобы имя его перешло к его потомкам. Так родилась династия Ахеменидов.
Движение арийских племен началось в III тысячелетии до нашей эры.
Те, кто пошел на запад, нашли там пространство, которое потом получит название Европы (по имени дочери легендарного финикийского царя Агенора); постепенно этот континент станет колыбелью несравненной цивилизации в истории человечества. Те же, кто двинулся на восток и юго-восток, прошли между Каспийским и Аральским морями, перешли через горы Бактрии, дошли до Инда и заселили обширный полуостров, именуемый ныне Индостаном. И наконец, другие обогнули Каспийское море и…
Эти арии разделились: одни пошли на запад вдоль южного берега Каспия и распространились в Малой Азии, в горах Армении и далее — в стране хеттов; другие, продолжая движение вдоль моря, затем — на юг, дали рождение царству мидян, а через несколько веков построили свою столицу — Экбатану; кстати, слово это означает «место сбора». Те же, кто пошел вдоль восточного берега, пересекли Гирканию и вышли также на Иранское нагорье.