Что ради матери с отцом
Решил в живых остаться.
Родные поняли не вдруг,
Но сердце их заныло.
И край передника из рук
Старуха уронила.
Отец себя не превозмог,
Поникнул головою,
“Ну, что ж, выходит так, сынок,
Ты убежал из боя?..” -
И замолчал отец‑солдат,
Сидит согнувши спину
И грустный свой отводит взгляд
От глаз родного сына.
И праздник встречи навсегда
Как будто канул в омут,
И в дом пришедшая беда
Уже была как дома.
Не та беда, что без вреда
Для совести и чести,
А та нещадная, когда
Позор и горе вместе.
Такая боль, такой позор,
Такое злое горе,
Что словно мгла на весь твой двор
И на твоё подворье.
На всю родню свою вокруг,
На прадеда и деда,
На внука, если будет внук,
На друга и соседа.
И это распространялось и пелось в тылу и на фронте и против дезертиров это действовало лучше, чем даже страх Именно благодаря такой пропаганде, к окруженцам и, вообще, к тем, кто попал в плен, вырабатывалось соответствующее отношение. Реабилитация началась только при Хрущеве, только в 60-е годы, а до этого всё “общественное мнение” страны от них отворачивалось.
И вот поднялся, тих и строг
В своей большой кручине,
Отец‑солдат: “Так вот, сынок,
Не сын ты мне отныне.
Не мог мой сын, на том стою,
Не мог забыть присягу,
Покинуть родину в бою,
Придти домой бродягой.
Не мог мой сын, как я не мог
Забыть про честь солдата,
Хоть защищали мы, сынок,
Не то, что вы- куда там!..
И ты теперь оставь мой дом,
Ищи отца другого.
А не уйдёшь, так мы уйдём
Из под родного крова.
Не плачь, жена, тому так быть,
Был сын и нету сына.