Седьмые сутки дождь не умолкает.
И некому его остановить.
Всё чаще мысль угрюмая мелькает,
Что может всю деревню затопить.
Плывут стога. Крутясь, несутся доски.
И погрузившись медленно на дно
На берегу забытые повозки,
И потонуло черное гумно.
И реками становятся дороги,
Озера превращаются в моря,
И ломится вода через пороги,
Семейные срывая якоря…
Какие здесь литературные реминисценции? – Конечно же, “Медный всадник” Пушкина, часть I-я (картина наводнения)
Неделю льёт. Вторую льёт… Картина
Такая – мы не видели грустней!
Безжизненная водная равнина,
И небо беспросветное над ней.
…………………………………
Холмы и рощи стали островами.
Опять из Пушкина! – “Дворец казался островом печальным…”
И счастье, что деревня на холмах.
И мужики, качая головами,
Перекликались редкими словами,
Когда на лодках двигались впотьмах.
И на детей покрикивали строго,
Спасали скот, спасали каждый жом
И глухо говорили: - Слава Богу!
Слабеет дождь… вот‑вот… ещё немного…
И всё пойдёт обычным чередом.
И, наконец, завещание Рубцова:
Но люблю тебя в дни непогоды
И желаю тебе навсегда,
Чтоб гудели твои пароходы,
Чтоб свистели твои поезда!
Когда хоронили Рубцова, то на черных полотнах были нарисованы две строфы:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую
Самую смертную связь.
И вторая строфа - вот эта:
Но люблю тебя в дни непогоды
И желаю тебе навсегда,
Чтоб гудели твои пароходы,
Чтоб свистели твои поезда!
Удивительно ее звучание – она звучит как марш под духовой оркестр, легко распевается на мотив – “Приходи ты на бал дорогая…”
Другой завещательный стих, хотя того просимого он уже не получил.
До конца, до тихого креста,
Пусть душа останется чиста!
Перед этой желтой, захолустной