Одну тебя при мне оставил Он,
Чтоб я Ему еще молиться мог».
Помниться, архиепископ Иоанн Шаховской очень верно писал, что безбожие начинается с отрицания и отвержения праведного Суда Божия. Наоборот – возвращение к Богу всякого сына блудного начинается с исповедания: «Согрешил на Небо и пред Тобою…» Это-то исповедание мы безусловно можем и должны засвидетельствовать у Ф.И. Тютчева.
В последние месяцы своей жизни он уже не писал и не диктовал стихов, хотя мысль его неутомимо работала; в письмах его этого времени проходит еще одна сквозная тема – извечная его боль, Россия…
Наконец, Господь разрешил его от уз жизни временной 15 июля (ст.ст.) 1873 г. – в годовщину Великой схизмы и в день памяти святого равноапостольного князя Владимира.
Лекция 12.
Тургенев И.С. «Отцы и дети».
Открытие нигилиста в русской жизни (Базаров).
Пророчество Тургенева: конец нигилиста.
Конечно, это явление — «нигилизм» — было и до Тургенева, но Тургеневу принадлежит сам термин «нигилист» или «нигилизм». Этому термину предстоит большое будущее, уж во всяком случае, до революции включительно. Розанов в «Апокалипсисе нашего времени» напишет, что Россия погибает от нигилизма, то есть от неуважения к себе[39].
Термин «нигилист» стал важнейшим инструментом для изучения русского менталитета второй половины XIX‑го — начала XX‑го веков. Этот же термин употребляет протоиерей Георгий Флоровский и его раскрытие нигилизма — это одичание умственной совести (умственной, не сердечной). То есть это — заблуждение ума, когда истина подменяется критерием самости (я так хочу) и пользы.
Критерий пользы — это такое сниженное морализаторство, а критерий самости звучит уже по вавилонски, то есть «мне приятно отрицать»; «мой мозг так устроен», то есть, самость как бы, ничем не прикрытая, во всей своей жалкой наготе. (Это ни в коей мере не есть «стремление к удовольствию». Стремление к удовольствию — это гедонизм (не самость). Гедонизм — это уже доктрина — очень сниженная философия эпикуреизма, когда вводится критерий ощущения.
У Базарова тоже есть критерий ощущения, но без гедонизма, а наоборот, с некоторым безбожным аскетизмом, с тем аскетизмом, который будет потом свойственен Льву Толстому.)
Нигилизм явился в начале XX‑го века как созревший, «доспевший» плод ума — неуважение к себе явилось результатом того, что неуважение к другому обернулось чрезвычайным не уважением к себе.
_______________
У Тургенева жизнь людей (и термина) существует как бы в бутоне, то есть, не раскрыта. Достоевский, когда говорил уже о нигилистах 70‑х годов, то говорил, что это всё-таки не Базаров, так как в Базарове «много человеческого».
Роман Тургенева «Отцы и дети» — пророческий (Писарев об этом не догадывается). Действие романа происходит в июле 1859 года, а эпилог романа — в 1861 году, так как Николай Петрович попал в мировые посредники, — стало быть, после отмены крепостного права. В начале романа перед нами налаженный быт дворянской усадьбы, которую крестьяне, однако, называют «бобылий хутор», то есть живёт там один вдовец и другой одинокий. Приезжает единственный сын Аркаша и привозит своего приятеля Базарова.
Философия Базарова чётко выражена его словами, когда он спросил Павла Петровича — «а Вы назовите хоть одно установление в нашей жизни, которое бы не заслуживало бы полного и беспощадного отрицания». Но заметим, что Павел Петрович не называет почему-то никаких государственных установлений. Уж тем более не воспроизводит Уваровской формулы, которая была выдвинута примерно в 1842 году. Он вообще как бы стесняется своего собеседника и боится поставить его в неловкое положение, а в результате в неловкое положение ставит себя, потому что на любой, так сказать, недостаточно робкий аргумент Базаров ответит — «это что, допрос?».
С кем спорит Базаров? Базаров спорит всегда с Павлом Петровичем и никогда с его братом Николаем. Почему? Дело в том, что Павел Петрович — человек 30-х годов; человек, немножко хваченный героизмом декабриста Александра Бестужева-Марлинского — словом, с одной стороны, героикой, а с другой — некоторой позой. Поэтому Павел Петрович по мере сил, но пытается противостоять Базарову. Николай Петрович совсем не может ничего не возразить, ни что-то другое предложить, потому что он-то — человек 40-х годов, то есть хваченный в свое время тем самым западничеством. Поэтому он своей матери (генеральше) говорит, мол, что мы — люди разных поколений и поэтому друг друга понимать не можем.
Базаров заявляет свое право на беспощадное отрицание, и затем своё намерение «расчистить место». Когда ему Павел Петрович говорит, что ведь надобно и созидать, он отвечает, что это не наше дело — надо место расчистить. Базаров никогда не пел Интернационалов, но это — то самое: «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем»; значит, Базаров тоже собирается «разрушить до основания». Какие установления приводит всё же Павел Петрович? — Да, хоть община, например (!), то есть, с конца 30-х годов он всё-таки тяготеет к славянофильству. (Впоследствии к славянофильству, уже после отмены крепостного права, Павел Петрович придёт окончательно). Базаров в ответ говорит, что его брат вот уже испытал на себе, и что такое община, и круговая порука, и все остальные подобные штучки. Что он сказал? А в сущности — он ничего не сказал.
Круговая порука — это просто обязательство, так называемого мира, то есть крестьянского общества, платить налоги за человека, который не в силах заплатить (чтобы не утруждать налоговую полицию). (Так, может быть, и сейчас многие бы не отказались от круговой поруки).
Община. Конечно, мир живёт обществом; положим, что происходит земельный передел, если участок земли семья не в силах обрабатывать, то есть земля изымается, а не остается в вечном наследии данной семьи. В Германии земля передавалась по наследству, то есть любой бауэр — маленький феодал. В России первая попытка создать феод — реформа Петра Аркадиевича Столыпина, но наряду с прежним общинным землевладением, когда маленький надел, которым пользуется семья, является мирской собственностью.
Мирская собственность — это владение с ограниченными правами собственности — из этого кое-что взяли колхозы. Столыпин совершенно трезво и правильно рассудил, что и фермерство — не для всех, а только для крепких людей; и общинное землевладение надо сохранить.
Второй аргумент Павла Петровича — семья, которая существует у наших крестьян. Базаров сказал в ответ, что де этого вопроса лучше и не касаться для Вашей же пользы. «Вы, чай, слыхали о снохачах». — Слыхали.
Снохачество — это кровосмесительная связь свёкра с женою своего сына (со снохой). Но ведь, во-первых, это грех содомский; и, во-вторых, любое дело допускает уродливое искажение (а не просто изживание временем) и, как сказал бы Серафим Саровский, — враг смущает все. Но это совсем не значит, что семьи не должно быть: семья благословлена Господом. Но с другой стороны, это — гораздо больше, чем может понимать сам Тургенев; он только показывает, ибо творит энергиями Святого Духа.
Почему всё-таки аргументы противников Базарова несколько робки? — Потому что по-настоящему противостоять нигилизму может только религиозная вера (вера в Бога). Тогда нужно безбожника бить орудием молитвы, как беса, а это как бы неловко, потому что господствующее настроение даже конца 50-х годов, что о вере спрашивать не принято[40].
Чуть к более позднему времени относится действие романа Достоевского «Преступление и наказание» (лето 1865 года), и там Порфирий, когда «прощупывает» Раскольникова, то ведь как он спрашивает: «Вы и в Бога веруете» и тут же добавляет — «извините, что так любопытствую» (неловко). Значит, нигилист приходит в общество либо в безбожное, либо в общество теплохладное и, отчасти, даже стыдящееся веры. Хотя Павел Петрович — верующий человек (в эпилоге): «Стуит взглянуть на него в русской церкви (в русской православной церкви за границей в Дрездене — В.М.Е.) — он стоит где-то, прижавшись к уголку, погруженный в себя. И вдруг начинает часто-часто креститься», то есть он — совершенно искренно верующий человек.
Тургенев признавался, что он намеренно снизил Павла Петровича; но, заметим, не до конца: там, где он находится под властью вдохновения, снижения не удаётся. Поэтому увещания Павла Петровича брату — жениться на Фенечке: как он говорит — «Прекрати соблазн и дурной пример, который подается тобою, лучшим из людей». Можно сказать, что так называемая «расчистка места» находит свою слабину, поэтому и намёк Базарова, что и от копеечной свечи Москва сгорела (и, стало быть, Москва — деревянный город и слабо охраняемый), оказывается слишком самонадеянным. Базаров выступает как бы в обличии несостоявшегося героизма. Особенно это видно в его кошмарах, но и в смерти тоже. Его сон перед дуэлью: что Павел Петрович представляется ему большим лесом и с этим лесом ему предстоит сражаться. Что это за лес? Конечно, макбетовский (Шекспир).
Пока не двинется наперерез
На Дунсинанский холм
Бирнамский лес.
Там у Шекспира каждый срезает себе по большой ветви и лес как бы движется как лавина, а противостоит-то ему Макбет — тоже человек и тоже с этим ложным героизмом, поскольку рассчитывает на предсказание, что «ты защищён от тех, кто женщиной рождён».
Базаров, благодаря особому настроению русского общества, чувствует свою неуязвимость: ни от кого он не получает просто пощёчины (словесной), никто ему не говорит, что ты, мол, - шарлатан (в отличие от Раскольникова, но там всё-таки другая ситуация). Но, наоборот, о нем рассказывают как о герое, например, как говорит Одинцова — «я действительно хочу послушать человека, который имеет смелость ни во что не верить». То есть, вот этот не состоявшийся героизм и, отчасти, всё-таки как бы ложный, замешанный на внутреннем преступлении пафос — вот это будущее возмездие Базарову (но это дано только намёком).
Тайна Базарова — это и есть вот эта не состоявшаяся героика. Базаров для публики выступает как обличитель, а в разговоре более откровенном — как личность во всеоружии самости. То есть Базаров — глубокий эгоист, для которого эгоизм уже вера: «мне так приятно»; «мой мозг так устроен»; «ты любишь антоновские яблоки, а вот мне приятно отрицать», то есть приятно разрушать. Как бы сказал Иоанн Шаховской — «ангел такой мысли не подскажет, а демон — охотно».
У Льва Толстого, кстати, можно увидеть массу нигилистических черт: вот я иду по льду — это по поводу православной обрядности, православных уставлений, — и мне очень хочется ледорубом как следует ударить и посмотреть, крепко ли держится. Конечно — это демоническая мысль и демонически выраженная.
Почему роман «Отцы и дети» некоторая молодая публика не только не приняла, а оскорбилась? Дело в том, что Базаров снижен художественной логикой романа. В отличие от Инсарова, которого всё-таки любит героиня, да и Инсаров — пришлец, Базаров снижен тем, что его не любит ни одна женщина, кроме Дуняши (горничной), которую он не замечает как муху. Не любит Одинцова, а это — явно — первая его любовь. До этого Базаров говорил только, что, мол, старайся добиться толку, а толк с его точки зрения — это прелюбодейная связь. А нельзя, так оставь в покое — не свет клином сошелся. (Рядом налаживается счастливая любовь Аркадия и Кати, то есть именно гнездо).
Базаров положил глаз на Фенечку, хотя это, конечно, никакая не любовь, а чистейшее низменное вожделение. Но и тут его вызвали на дуэль, всё-таки ему показали, — кто он такой: ему напомнили, что он в чужом доме.
Есть такой тип людей, которые как бы лишние; то есть получается так, что когда лишний человек уходит, то как-то быстренько налаживаются все связи.
В тургеневской системе в роли лишнего человека оказывается сам Базаров, хотя он — никакой не Дон Кихот.
Действительно, Базаров умирает; через полгода Аркадий женится на Кате; Николай Петрович, после увещания брата, женится на Фенечке (тогда как Базаров считает, что ее сейчас же выгонят с позором); через некоторое время выходит замуж Одинцова за будущего адвоката. И особенно торжествует старый слуга Прокофьич, который видит в Базарове просто хама (не нигилиста, не ниспровергателя основ, не героя). Хотя Прокофьич не знает истории, приведшей к дуэли, но довольно точно определяет, что «этакого прощелыгу надо было просто отхлестать» (не подставляя, так сказать, своего лба).
Про смерть Базарова все знают, но неизвестно ничего про Дуняшу, которая единственная из всех полюбила Базарова. Неизвестно, например, осталась ли она в этой усадьбе или куда-то ушла.
Пророчество Тургенева — конец нигилиста.
Критика прошла мимо смерти Базарова, а ведь смерть Базарова — самоубийство, притом сознательное. (Только Розанов нащупал самый нерв нигилизма.)
Как обнаруживается его болезнь? Заведомо человек умер от брюшного тифа, но кто-то толкает его под руку — «попробовать» тоже (во вскрытии поучаствовать), не проверив, не соблюдая технику безопасности (нет даже элементарной антисептики).
Тургенев в этом случае дал даже некоторые справки: если нет адского камня, то можно прижечь калёным железом[41] (раскалить и прижечь). Он этого не сделал. Да и после Базаров, вместо того, чтобы идти в ближайшую деревню, болтался где-то четыре часа и когда попросил адского камня, то сказал, что теперь и адский камень не нужен, «если уж я заразился, то теперь уже поздно».
Эти четыре часа и есть его страшный вызов, но вызов судьбе (как бы игра с судьбой): подождать эти четыре часа — а вдруг? Потому что на самом деле эта душа, избравшая небытие, к небытию и стремится.
Можно провести некоторую параллель со свидетельством Розанова. В 1912 году Розанов замечает, что «венцом революции, если она удастся, будет великое «volo» (то есть «хочу»). Великое volo «уснуть» — будет эра самоубийств[42]. («Опавшие листья», короб 1-ый)
Это пророчество Тургенева не было прочитано ни Писаревым, ни, тем более, прогрессивной молодёжью.
Дальше начинается действительно бессмертная летопись о последних днях Базарова. Этот роман — лучший у Тургенева; в лучшем романе он, конечно же, умнее самого себя; и последние страницы — это прямо свидетельство, прикосновение к тайникам жизни. Это не только соприкосновение художественной правде романа, но это — касание Истины и в этом смысле — касание уже Божьего бытия.