Вслед за этим приходит «малая голгофа» Достоевского: писатель стоит на эшафоте и считает мгновения, он понимает, что это — последние мгновения его на земле.
После помилования у Достоевского остается на всю жизнь рубец — не просто пережитого стресса, а особого духовного состояния, о котором пишет апостол Павел — «как бы приговорённый к смерти» (ср.: 1Кор.4,9). Достоевский после этого не будет смерти бояться никогда.
Дальше начинается новая жизнь — жизнь взрослого человека. Писатель идёт по этапу в Сибирь, где ему предстоит каторга; он встречает её, как новую страницу в своей жизни, некоторым, может быть, ангельским явлением, и понимает, что попадает в иное бытие, которого в других условиях никогда бы не узнал.
Достоевский до казни написал повесть «Бедные люди» и, пока шло следствие, выходит в печати «Неточка Незванова», правда, анонимно; и два маленьких произведения: «Хозяйка», «Двойник».
Много позднее, уже в конце 1866 года, писателю «сосватают» стенографистку для диктовки романа «Игрок» — Анну Григорьевну Сниткину. Достоевский был любимым писателем её отца, а её любимая повесть — «Неточка Незванова», поскольку «Неточка» — это Анна (Анетта), и в отрочестве Анну Григорьевну звали Неточкой.
Но это — в будущем. А пока Достоевский идет по этапу и наблюдает; и это то, чего долго не доставало Солженицыну, а потом он стал призывать к этому всех: знай языки, знай людей и, главное, наблюдай, наблюдай — запоминай, внутренне, так сказать, в себя записывай; пусть это всё будет и это — твоё, и этого у тебя уже никто не отнимет.
Достоевский в первый раз в жизни принимает милостыню и сам об этом рассказывает. Вот, говорит, когда вели партию арестантов, то какая-то нарядная девочка, хорошенькая, как ангелочек, догнала нашу партию и сунула мне копеечку со словами «На, несчастный».
Это «несчастный» осталось у Достоевского навсегда; и, главное, он испытал какое-то совершенно особое ощущение. (Писатель всю жизнь был глубоким врагом петровщины, но это была еще одна капля, так как Пётр I запретил подавать милостыню лично, а только путем перечисления средств, приказывал ловить нищих и сечь (указ 1718 года), деньги отбирать, а подающих милостыню подвергать штрафу).
Достоевский принимает милостыню и понимает, какое это изумительное чувство. И, наконец, он внутренне ощущает, что он действительно несчастен; и не потому, что попался, а потому, что он отторгнут от некоей большой правды; и вот, эту большую правду ему надо восстановить.
Впоследствии, когда Достоевский пишет эпилог к «Преступлению и наказанию», то этот эпилог (по всем аксессуарам, по фону, по деталям — арестантский быт) взят с его собственной каторги. Достоевским привнесено только говение Раскольникова. (По сюжету романа «Преступление и наказание» Раскольников вместе со всеми говел и причащался, но так, что окружающие увидели в нём полное отторжение от Господа и ни проблеска упования на Божию милость; и даже хотели убить его как безбожника).
Следующий как бы судьбоносный момент — это встреча той же партии заключённых двумя декабристками, то есть Прасковьей Егоровной Анненковой и Натальей Дмитриевной Фонвизиной. Позднее к ним прибавилась Ольга Ивановна Анненкова — дочь Прасковьи Егоровны, по мужу Иванова. Женщины встретили партию заключённых, чтобы раздать Евангелие, ободрить, утешить (каторжное Евангелие Достоевский хранил всю жизнь).
Каторжные будни описаны в «Записках из мёртвого дома». Но читать их может только специалист («Гулаг» Солженицына — гораздо более выразителен).
После каторги — вольное поселение. На вольном поселении можно было крестьянствовать и можно было поступить в армию рядовым. Так как Достоевский всё-таки имел военное образование, то он поступил в армию рядовым в батальон линейный, то есть в батальон пограничных войск. Солдатская лямка совершенно не угнетала Достоевского, так как к этому времени он совершенно понимает, что слава Богу, что именно так сложилась и его жизнь.
И здесь начинается его новый судьбоносный момент — это новая встреча. Достоевскому в Сибири встречается чиновник Александр Иванович Исаев, слабенького характера (впоследствии с оглядкой на него будет написан Мармеладов). Жена Александра Ивановича — Мария Дмитриевна, урождённая Констант, дочь пленного французского офицера, и, хотя все пленные были отпущены, но некоторые задержались, тем более что её отец был из мамелюков, то есть из наполеоновской арабской конницы (в его дочери чувствовалась эта измаилитская кровь). Мария Дмитриевна произвела некоторое впечатление на Достоевского, так как в положении, в котором тогда находился ссыльный писатель, была важна — не то чтобы ласка, но как бы незаученное женское внимание.
Мария Дмитриевна была верной женой, но житейские обстоятельства их семьи очень сильно пошли под уклон. Муж, человек слабенький, по пьянству потерял место, пришлось мытариться (вся история Катерины Ивановны Мармеладовой написана с оглядкой на неё); в конце концов она овдовела, и Достоевский предложил ей свою руку.
Сразу же можно сопоставить с рассказом Мармеладова, что когда Катерина Ивановна после первого мужа осталась вдовой, родные отступили, «да и горда была, чересчур горда», то Мармеладов тоже предложил руку Катерине Ивановне, чтобы спасти её от нищеты.
Конечно, деваться-то ей было некуда, но, в конце концов, она могла выйти замуж и иначе (за учителя, например), но Достоевский написал ей письмо с серьёзными намерениями и, так как через некоторое время его произвели в офицеры по выслуге, она согласилась.
Через некоторое время новый император в связи с коронацией объявляет политическую амнистию, которая коснулась и декабристов, и петрашевцев, и Достоевскому разрешен въезд в обе столицы.
Достоевский, служивший тогда в районе Семипалатинска, переезжает в Тверь, родные ждут его. Писатель переезжает затем в Петербург с женой и пасынком. Пасынок Паша (Исаев) зовёт его отцом и впоследствии этот Павел Александрович будет бессмертно выведен в повести «Вечный муж» — Александр Лобов.
Что это за фигура (Павел Александрович) — определить трудно, так как он известен из описания двух, но не беспристрастных свидетелей: это сам Достоевский, когда Пашу уже без доклада в дом не пускали, и Анна Григорьевна Достоевская, которая его терпеть не могла. Несчастье Паши было в том, что он — пасынок Достоевского; это примерно такое же несчастье, что и у Льва Сергеевича Пушкина — он брат Пушкина. Этим всё сказано.
Так или иначе, Достоевские вскоре же водворяются в Петербурге. Из значительных вещей, написанных в это время это «Дядюшкин сон».
«Дядюшкин сон» — свидетельство того, как писатель снова набирает силы. Повесть интересна только в том смысле, чтобы «проследить», что ли, как «разгоняется рука», «разгоняется перо» (тбк это называется). Сам Достоевский свидетельствует, что в ней ничего интересного, кроме князя К., то есть кроме самого «дядюшки». (Достоевский к своим творениям был беспощаден, что очень редко достаётся писателям.)
Вскоре, примерно к 1858 году, завершена следующая серьёзная повесть: «Село Степанчиково и его обитатели».
В «Селе Степанчикове» главная фигура — это Фома Фомич Опискин, а всё остальное — это всё с оглядкой на пушкинскую прозу. Если сюжет «Дядюшкина сна» немножко с оглядкой на «Евгения Онегина», на Татьяну, то «Село Степанчиково» уже с оглядкой на пушкинскую прозу: и только Фома Фомич — это фигура настоящего Достоевского. Это уже человек, не равный (не адекватный) самому себе; это человек, который распадается на несколько личин, и уже перестаёт замечать сам себя, то есть перестаёт самоотождествляться. Фома Фомич — человек, у которого самотождество давно утрачено.
У человека, утратившего цельность личности, какие могут быть нравственные категории? — он весь и перед всеми — актёр, только выступает в разных ролях.
У него есть и благородные роли, когда Фома Фомич соединяет полковника с Настенькой. Самая распространённая роль — домашнего тирана, роль клоуна, где он перекапывает взошедшую капусту на огороде — мол, «вы меня не уважаете, так я буду землю копать».
Поэт Николай Глазков писал:
Я поэт или клоун?
Я серьёзен иль нет? —
Посмотреть если в корень,
Клоун — тоже поэт.
Актёр — это человек, которому его роль дана, он ее выучил. Клоун должен быть поэтом, потому что он сам создаёт ситуации и них выступает.
У Глазкова эта мысль есть.
Он серьёзно смышлён,
Потому он и клоун,
Потому и смешон.
Заканчивается
И усвоив страницы
Со счастливым концом
Так легко притвориться
Дураку мудрецом.
Актёр всегда гримируется, так как всегда должен «выглядеть», а клоун должен выглядеть смешным, но не смехотворным. Клоуну требуется довольно много присутствия духа и, вообще говоря, клоун должен быть талантливее, чем актёр. (Фактически это бывает не всегда). Главная опасность клоуна — это выйти на цирковую арену, не приготовив и не получив некоего заряда вдохновения. Актёру проще, так как он не выдумывает сценария, а выучивает роль и задача актёра — эту роль донести.
Фома тиранит домашних; но дело все в том, что люди поддаются этому тиранству (ситуация Тартюфа). Если в Фоме и есть бес, то сам Фома его не замечает. В отличие, например, от Свидригайлова, который понимает, что он окружен духами зла и духами злобы. Фома Фомич — это мелкий шут. Но ведь большинство шутов (у Достоевского целая галерея шутов, вплоть до Федора Павловича Карамазова) понимало, чту с ними. Карамазов говорит, что я де — квартира плохонькая (куда вселиться бесу), поэтому я — жилище для беса мелкого. То есть, Федор Павлович гораздо умнее, чем Фома.
В то же время, что-то заставляло огромное количество людей жалеть Фому. После смерти генеральши он, например, пытается покончить с собой — и долго, долго у него отнимают иглу, которую он пытается проглотить. После того, как в доме хозяином становится полковник, а мать уходит в задние комнаты, то роль Фомы, как домашнего деспота, несколько снижается и Фома как бы получает новую роль — фаворитного приживалы.
Почему этот характер Достоевскому нужен? Дело в том, что в это время писатель работает с понятием личности; рассматривает, как личность определяет себя в обществе, в мире, среди окружающих и перед лицом вечной правды, во Христе; то есть изучает самосознание личности.
В это же время Достоевский мучительно пытается определить и себя во Христе и оказывается, что он ещё страшно далеко от Христовой правды, но, к счастью, он умеет за собой наблюдать — редко, кто из больных наблюдает сам за собой.
В одном письме 1858 года он так и пишет, что если мне докажут, что истина вне Христа, то я скорее согласен остаться со Христом, нежели с истиной. То есть, Христос для Достоевского пока, всё ещё, — моральный авторитет и моральная высота.
Лекция 22.