Забыться в море сладких ласк
И утонуть.
После свадьбы Розанов им дает такую характеристику, что “вот ведь он был весь темный с лица, да и Вы были худенькая и изломанная. А сейчас, Вы посмотрите – у него лицо открытое, ясное, а у вас бюст вот как вырос”.
Анастасия Николаевна, не стесняясь мужа, сказала, что лучше моего Фёдора Кузьмича нет на свете человека и повторила, – “нет на свете человека”. “Сзади был опыт и знание” – это уже замечает Розанов.
Революция застала Сологубов в Петербурге; и Анастасия Николаевна имела желание шевелиться и что-то делать: пыталась организовать писательский комитет взаимной помощи, чтобы что-то противопоставить взаимному озверению. Но писательский комитет взаимной помощи литераторов тут же развалился, так как для того чтобы такие вещи работали, надо было иметь связи, и значительные. Например, дальнее родство с Луначарским ей не помогло.
По-настоящему время в 1900-х и начало 1910-х годов – это время одиноких восторженных состояний, как это называл Блок. Только такие одинокие восторженные состояния принесли настоящие плоды (у монахов одиночные восторженные состояния запрещены, как и одинокое молитвенное делание требует большой духовной трезвости). Одинокие восторженные состояния – это для творческих людей, а творческими личностями писатели должны быть все (впоследствии эти свои состояния люди пытались увести с собой в эмиграцию).
Итак, интеллигенция не имела навыков никаких общинных начал, никаких навыков общественной солидарности. Поэтому никакой взаимной помощи, никаких комитетов, никакой деятельности – ничего никому организовать не удалось, и все оказались перед лицом зияющей пропасти безнадежности. Перед лицом этой зияющей пропасти и тоже под звуки ледяного ветра, осенью 1919 года Анастасия Николаевна Чеботаревская бросилась в Неву.
Люди в это время довольно часто просто пропадали, и поэтому, Сологуб ее ждал, и так как у них еще оставалась прислуга, то он каждый вечер распоряжался, чтобы накрывали ужин на два прибора.
Позднее те же братья-писатели пустили про него слух, что Сологуб “ужинает с покойницей”. Перед этим Анастасия Николаевна все хлопотала насчет визы для выезда за границу и последней каплей для нее и был отказ в визе (позднее оказалось, что разрешение было, но произошла ошибка и сказали, что визы нет).
Весной труп Анастасии Николаевны вынесло на льдину (Господь не оставлял ее). (Сологуб все ждал); и опознать труп было легко по обручальному кольцу. Тогда был обычай, который все соблюдали: на обратной стороне кольца писать имя мужа и день свадьбы.
У Цветаевой есть по этому поводу стихотворение “Писала я на аспидной доске”
Как я хотела, чтобы каждый цвел
Со мной в веках, под пальцами моими,
И как потом, склонившись лбом на стол,
Крест-на-крест перечеркивала имя.
Но ты, в руке продажного писца
Зажатое, ты, что мне сердце жалишь,
Не проданное мной, внутри кольца,
Ты - уцелеешь на скрижалях.
(то есть имя ее мужа Сергея Эфрона).
После этого у Сологуба не осталось сомнений; он забрал свое заявление об отъезде за границу и уже никуда не хотел уезжать. Потом он по русскому обычаю запил (это никого и никогда не спасало, но часто употребляется).
На память об этом осталось стихотворение о старике, пляшущем у кабака и в то же время припевающем какую-то песню; и когда его спрашивают – чью это ты песню поешь? Тот отвечает – “Эх, с мозгами голова! Был когда-то я поэт, а теперь поэта нет”.
Сологуб довольно быстро оставил выпивку и стал готовиться не просто к смерти, а к лютой смерти: может быть, и к Соловецкому лагерю и, в частности, научился ходить босиком в любую погоду, в любое время года.
В это время Сологуб пишет баллады. Например, баллада как его какой-то пьяненький встретил, спрашивает дорогу и называет “молодым человеком”. Показав ему дорогу, сам идет дальше и как бы рассуждает:
Впрочем, нечему тут удивляться:
По ночам я люблю босиком
Час – другой кое-где прошататься,
Чтобы крепче спалося потом.
Это, так сказать, “рациональное объяснение” для публики.
И дальше:
Плешь прикрыта поношенной кепкой,
Гладко выбрит, иду я босой,
И решил разуменьем некрепкий,
Что я, значит, парнишка простой.
У Сологуба остается память о жене, с которой он ждет встречи. У него до такой степени слабые понятия об онтологии, о жизни души, о загробном мире или о праведном возмездии и так далее, что если и есть будущая жизнь, то уж обязательно в раю (ад - здесь на земле, в Петербурге).
В своих стихах и в прежние годы Сологуб называл жену Дульсинеей; тут по прошествии времени, из-под его пера выходит большая баллада “Дон Кихот”. Баллада начинается словами;
Дон Кихот путей не выбирает,
Росинант дорогу сам найдет.
Доблестного враг везде встречает,
С ним везде сразится Дон Кихот.
Когда Дон Кихот возвращается домой к Дульсинее, которая его ждет, его поражает что, весь двор усыпан живыми цветами, розами. И как бы в ответ на свою безотчетную тревогу, он спрашивает – в чем дело? И слышит:
Весть пришла в чертоги госпожи,
Что стрелой отравленной злодея
Ранен насмерть верный Дон Кихот.
Госпожа сказала – “Дульсинея
Дон Кихота не переживет”.
И оплаканная горько нами,
Госпожа вкусила вечный сон,
И сейчас над этими цветами